Чтение 35–й страницы книги ~Месть Фантомаса~

двери мадемуазель Доллон, в то время как я попытаюсь найти какие-нибудь
следы преступления до прихода полиции...

По правде говоря, молодого человека смущала мысль, что Элизабет Доллон
с минуты на минуту придет в чувство, и ему придется выслушивать слова
благодарности, когда она узнает имя своего спасителя...

Сопровождаемый Жюлем, он быстро поднялся по лестнице и прошел в
комнату, где несколько минут назад он нашел несчастную девушку.

- Стойте здесь, - сказал он слуге, - и ни в коем случае не входите в
комнату. Достаточно и того, что я сам рискую уничтожить следы, пусть даже
слабые, которые могли после себя оставить преступники...

- Преступники? Но, месье, если эта девушка вздумала дышать через
газовый шланг, то, значит, она хотела добровольно уйти из жизни?

- Разумеется, вы правы, дружище! Но когда бываешь правым, то часто тем
не менее ошибаешься!

И, ничего больше не добавив к своему объяснению, Жером Фандор начал
тщательный осмотр комнаты.

Элизабет Доллон верно ему написала, что ее комната была подвергнута
настоящему обыску.

Как она сама сообщила, она ничего не трогала в комнате, и Жером Фандор
увидел беспорядок таким, каким его девушка обнаружила накануне, вчера днем,
возвратившись из магазина.

Нетронутыми были только предметы туалета. Зато все книги были сброшены
с полки и валялись на полу с измятыми страницами. Чемодан, где девушка, по
всей видимости, хранила сувениры, дневники, письма друзей, музыкальные
пьесы, валялся пустой на паркете.

Прямо на виду, на камине, лежали драгоценности мадемуазель Доллон:
несколько колец, брошки, маленькие золотые часики, кошелек.

Грабители не позарились на эту легкую добычу.

- Очень странно, - тихо произнес Жером Фандор, ползая по комнате на
коленях, копаясь в вещах, но не находя ничего подозрительного.

Поднявшись с пола, он тщательно осмотрел деревянную обшивку стен,
надеясь там отыскать следы... Нет, ничего...

Затем он обследовал замок двери, вырванной с петель и лежащей на полу.
Замок был целым, замочная задвижка легко ходила взад-вперед. Не выдержали
только болты замочной личинки.

"Вероятно, - подумал Фандор, - из-за моего резкого удара плечом"!

Задвижку окна, казалось, тоже не трогали...

Если грабители смогли проникнуть в закрытую комнату, то, значит, они
должны были иметь тщательно подобранные отмычки. Можно было сделать вывод,
что дело готовилось крайне старательно и терпеливо, возможно даже, в доме
были сообщники, так как для того, чтобы раздобыть так называемые отмычки,
нужно было, по меньшей мере, получить восковой отпечаток замка, который
собираются взламывать...

Осмотрев доступы к комнате, Жером Фандор вновь принялся прощупывать то,
что находилось внутри. Он осмотрел всю нехитрую мебель, на которой был едва
заметен голубоватый слой пыли. Может быть, там он обнаружит какие-нибудь
следы?.. Ничего...

Рядом с умывальником - также ничего интересного. Но внезапно,
рассматривая мыло, Фандор радостно вскрикнул:

- Ого, это уже любопытно...

Оглянувшись и увидев, что камердинер был от него далеко, он, не
колеблясь, быстро и решительно завернул кусочек мыла в батистовый платок и
тщательно спрятал его в последний ящик комода, положив под стопку белья,
где, разумеется, никто не станет копаться.

После этого он легонько присвистнул, по привычке разговаривая сам с
собой:

- Нельзя сказать по этому поводу ничего определенного, но все же это
довольно любопытно.

И тут же добавил:

- Сейчас пора идти к Элизабет и посмотреть, как она себя чувствует.
Полиция, наверное, уже явилась, и можно будет избежать неловких сцен.

Действительно, когда Жером Фандор спустился к девушке, которая уже
совсем пришла в себя, та как раз готовилась отвечать на вопросы комиссара
полиции, вызванного господами Барбе - Нантей и спешно явившегося на место
происшествия.

- Итак, мадемуазель, расскажите нам, что здесь произошло, от А до Я. Мы
поверим всему, что вы скажете, но не скрывайте от нас ничего...

Бедная Элизабет Доллон с удивлением слушала эту речь. Будучи человеком
энергичным, она быстро собралась с мыслями и начала рассказывать о том, что
ей было известно. Прежде всего, она упомянула о своем письме к Жерому
Фандору и о том, что накануне в ее комнату проникли посторонние. Кто именно?
Она не знает... Она никому об этом не сказала, так как сильно испугалась и
не могла понять, что же с ней случилось... Затем в своем рассказе она
подошла к тому, что комиссар назвал "самоубийством".

- Вчера вечером я ужинала за общим столом пансиона. Я не чувствовала
никакого недомогания, просто происшествие, случившееся днем, сильно
расстроило меня. После ужина все жильцы, и я в том числе, прошли в гостиную,
но меня клонило ко сну, и я посидела там всего несколько минут. Пожелав всей
компании спокойной ночи, я пошла на почту бросить письмо, а затем вернулась
в свою комнату, где тотчас же заснула... Больше я ничего не помню, я ничего
не знаю о том, что произошло потом, вплоть до момента, когда я обнаружила
себя лежащей на этой скамейке перед вами, месье, рядом с г-жой Бурра...
спасенная... г-ном Фандором, как мне сказали...

И девушка бросила на журналиста долгий взгляд, в котором читалась,
несмотря на испуг и волнение, глубокая признательность и, возможно, что-то
похожее на нежность...

Комиссар с серьезным видом выслушал показания мадемуазель Элизабет,
записывая их в блокнот.

По окончании допроса он заявил:

- Странно, весьма странно! Настолько странно, мадемуазель, что с трудом
веришь в ваши слова... с большим трудом...

В то время как комиссар произносил свою речь, Жером Фандор говорил про
себя:

"Да, именно так, именно то, что я и предполагал, все ясно, как божий
день..."

И он отказался, впрочем, очень вежливо - власть нужно уважать, -
сопровождать комиссара, который, в свою очередь, отправился наверх, в
комнату девушки, чтобы приступить к официальному осмотру места
происшествия...

Глава XIV. Кто звонил?

Пользуясь особой милостью, объясняемой, однако, нескончаемостью
совершаемых по отношению к страдающему человечеству благодеяний, монахини
ордена святого Августина не были изгнаны вследствие принятых декретов.

Их обширный монастырь на улице Гласьер служил пристанищем и убежищем
так для монахинь, так и для больных, которых они у себя принимали. Вот уже
более века сменяющие друг друга поколения жителей близлежащих кварталов
постоянно слышали важный голос монастырского колокола, звонящего часы днем и
ночью, а также сухой бой курантов часовни, который должен был напоминать
верующим о ежедневных богослужениях, регулярно посещаемых монахинями
конгрегации.

Расположенный на улице Гласьер, в этом пространном квартале, насыщенном
больницами и тюрьмами, монастырь августинок предстает в форме высокой
неприветливой стены черного цвета, тянущейся на несколько сотен метров.

Большие ворота с пробитым в них зарешеченным окошком являются
единственным выходом приюта во внешний мир. Приоткрываются они редко,
полностью же не открываются никогда. Это - теоретическая и фактическая стена
между суетой современной жизни и существованием монастыря, наполненным миром
и отдыхом.

Около половины одиннадцатого утра Жером Фандор, слегка запыхавшийся от
быстрой ходьбы от станции метро до входа в монастырь, незаметно позвонил в
ворота.

Раздался звонок, как эхо отражающийся под далекими сводами. На
несколько мгновений наступила тишина. Зарешеченное окошко приоткрылось и, не
имея возможности увидеть говорящего, журналист услышал:

- Что вам угодно, месье?

- Я хотел бы поговорить с настоятельницей, - ответил Жером Фандор.

Окошко закрылось, на несколько секунд снова воцарилась тишина. Затем
тяжелая дверь медленно приоткрылась. Жером Фандор прошел в монастырь. Под
первым сводом монахиня встретила его едва уловимым приветствием и, тут же
разворачиваясь, тихо произнесла:

- Следуйте, пожалуйста, за мной.

В течение некоторого времени Жером Фандор следовал за своей
собеседницей по узкому коридору, с одной стороны которого располагались
кельи, а с другой стороны сквозь широкие проемы можно было видеть совершенно
безлюдный прямоугольник монастыря. Одна застекленная дверь, выходящая на
коридор, была приоткрыта. Монахиня остановилась и, указывая Жерому Фандору
на эту дверь, сказала:

- Соблаговолите подождать в этой гостиной и будьте любезны дать мне
вашу визитную карточку. Я сейчас предупрежу настоятельницу.

Жерому Фандору представилась возможность спокойно осмотреть комнату, в
которой он находился. Там царил строгий порядок - белые стены, большое
распятие из слоновой кости с расположенными по бокам скромными религиозными
картинками в рамках из красного дерева. Несколько расшитых кресел были
расставлены вокруг овального стола, на натертом до зеркального блеска
паркете несколько ковриков, казалось, хотели внести нотку буржуазного
теплого комфорта в ледяную гармонию этой гостиной для официальных приемов.