17. ПРАЗДНИК НЕТОНА
оружие.
кое-где повстанцы дрогнули: что толку сопротивляться, если тот, на кого
они надеялись, умирает от веселой болезни? В образовавшиеся бреши хлынули
стражники. Рубили наотмашь, не щадили и тех, кто побросал оружие. Ретобон
сам повел в бой отряд, вставленный про запас.
жив! Клянусь Черным Быком!..
что карфагенские корабли прорвались к гавани и осыпают причалы камнями и
горшками с горючим снадобьем. И еще говорили, что гадирские воины перешли
Бетис и устремились к Тартессу.
носилки, богато изукрашенные серебром. Из носилок вылез Павлидий, хмуро
глянул сквозь зеленое стеклышко на военачальника, упавшего ниц. В крик
голос не повышал, но пообещал отделить голову военачальника от плеч, если
тот не покончит до темноты с бунтовщиками. И еще тише добавил: "Или,
может, ты ожидаешь поутру гадирцев?" Нехорошо стало военачальнику от таких
царских слов. Тут же разослал он гонцов по отрядам с грозным повелением
возобновить бой и закончить его лишь тогда, когда последний бунтовщик
будет поднят на копья.
вперед, чтобы быстрее сломить оборону повстанцев. Повстанцы отходили,
цепляясь за чащобы, где легче задержать противника. А задержать надо было
во что бы то ни стало. Ретобон, понимая, что сражение проиграно, послал
часть людей на берег - резать камыш, вязать большими пучками, готовиться к
переправе на материк. Сам же он с кучкой отборных бойцов отчаянно
пробивался к дому Сапрония, чтобы вывести к берегу Эхиара. И уже пробились
к опушке, уже увидели за деревьями белые стены - и поняли, что опоздали:
перед домом суетились стражники в желтом, бухали тяжелым бревном в
окованные медью ворота.
повозки. Мимо пронеслась обезумевшая лошадь, из бока ее торчала густо
оперенная стрела. Тут и там, прикрывая отход к берегу, повстанцы из
последних сил отбивались от наседавших воинов Павлидия.
берег. Переправа уже началась. Вцепившись в камышовые связки, бойцы
наискось пересекали широкий рукав Бетиса. Ретобон остановился, поджидая
Нирула. Тот ковылял, тяжело опираясь на копье, волоча раненую ногу.
спину и, увязая в песке, пошел к воде. Просвистели метательные копья.
Ретобон ощутил, как вздрогнул Нирул. Послышался хриплый стон. Вода
резанула холодом. Ретобон поплыл, загребая одной рукой и поддерживая
другой неподвижное тело поэта.
сгустилась, а печень не может ее вместить, и кровь распирает все естество.
И он решился. Вынул кинжал, обтер лезвие полой, велел Астурде подать чашу.
Затем он обнажил костлявую руку старика, пригляделся к переплетению синих
вен на сгибе.
кровь, Астурда поспешно подставила чашу.
посветлело. По знаку Горгия Астурда перевязала ранку. Потом она выбежала
во двор и вернулась со спелым плодом граната.
прокусила красную кожуру и выдавила в чистую чашу темно-кровавый сок,
заставила Эхиара выпить его.
осторожно выглянул. По поляне перед домом перебегали воины. Стражники в
желтом теснили повстанцев, отжимали к лесу. У самых ворот шла яростная
схватка. Горгий опрометью кинулся вниз.
дома?
стены сада.
Они убьют тебя!
вышли в сад. Дом гудел и сотрясался от ударов: воины Павлидия, перебив
охрану Эхиара, ломились в ворота. Было слышно, как они орут и обещают
Эхиару такую казнь, какой еще не видывали в Тартессе, и у Горгия от этих
обещаний похолодело в животе.
Астурда стала осторожно спускаться в прохладную темноту и вдруг отпрянула
со слабым вскриком: из погреба одна за другой выскочили три кошки, одна из
них держала в зубах крысу. Натыкаясь на бочки и ящики (почти все они были
пусты и перевернуты), беглецы пересекли погреб и поднялись по крупным
каменным ступеням к наружной двери. Потихоньку Горгий отодвинул скрипучий
массивный засов, чуть-чуть приоткрыл дверь.
влево. Сразу за тропинкой начинался пологий откос. По этому откосу,
цепляясь за кусты шиповника, они скатились в овраг. Прислушались. Диомед
шепотом ругался, щупая ткань гиматия, разодранную кустом (гиматий был
новенький, просторный, не иначе как с плеча самого Сапрония). Горгий
цыкнул на матроса. Крутил головой, прислушиваясь к отдаленным звукам боя.
Куда пойти? Как разыскать Ретобона в этом окаянном лесу, набитом
озверевшими воинами? Может, лучше затаиться в овраге, в густом кустарнике,
выждать, пока кончится бой и лес опустеет, а уж потом тайком выбраться...
Выбраться - но куда? Тут он вспомнил Полморды: еще в начале сражения,
когда повстанцы с ходу ворвались в квартал горшечников, Полморды решил,
что с него хватит; он честный гончар, а не драчун какой-нибудь, и у него
есть здесь, в родном квартале, жена, и если она его еще не забыла, то
приютит и спрячет до более спокойных времен; и вообще царь Павлидий может
вполне на пего, Полморды, положиться, он как раньше законы, все до одного,
исполнял, так и дальше будет. "Видишь за тем углом колодец? - сказал он
перед бегством Горгию. - От него наискосок моя мастерская. Если захочешь,
приходи, горбоносый, и рыжего своего прихвати..."
борода торчала унылыми клочьями), но звезд не увидел - низкие облака
медленно плыли над Тартессом.
сделал несколько шагов.
разве? Ты хочешь найти челнок и переправиться на материк?
быстро. В просвете меж облаков прорезался тоненький полуободок
новорожденной луны. Горгию вспомнилось, как неудачно он соврал Литеннону
по прибытии в Тартесс, что прошел Столбы безлунной ночью. "С этого-то
вранья и начались все мои горести", - сокрушенно подумал он. Но разве мог
он подумать, что тартесские властители окажутся такими подозрительными и
будут взвешивать каждое его слово? В торговом деле без вранья не
обойдешься, это и боги знают, не наказывают. Для Гермеса, покровителя
торговцев, хорошее вранье - услада...
ним, в пяти плетрах [плетр - около 25 метров (греч.)], чернела крепостная
стена. Такая близость была опасна - с башен могли заметить дозорные.
Самойлова Елена
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Браун Дэн
Панов Вадим
Роллинс Джеймс