Видимо, Жрец предал нас - апологет покорности и надежд на потусторонние
силы. Видя, что боги господина медлят, он призвал стражу. Оттеснив толпу в
один угол, воины в блестящих шлемах вроде пожарных касок бегали по залу,
крича:
- Где он, где вонючий чужак в клетчатых заплатах? Сейчас мы проткнем его
тухлое пузо. - Напрасная похвальба. Они меня не видели, а если бы и
увидели, все равно не пробили бы стеклоэластик. Потом я услышал:
- Всех забрать в подвал! - Офицер, доказывая свое усердие, решил арестовать
побольше, хотя бы и невиновных, поскольку главный подстрекатель ускользнул.
Я так и представил себе, как он докладывает "господину": "Бунт подавлен в
зародыше, бунтовщики схвачены, а колдун вынужден был провалиться сквозь
землю".
Для меня, Медлительного, все совершалось мгновенно в этом пылком мире. Едва
я услышал слова кибера о подвале, глядь, зал опустел. Только опрокинутые
ступы и битые кружки напоминали о происшествии. Да у дверей колесом
каталась огневичка, причитая: "Убьют моего желанного, отсекут кудрявую
головушку".
Из причитаний я понял еще, что рабовладельцы обычно не медлят с казнями,
совершают их в ближайший же день, завтра по их счету, а по моему - часа
через полтора.
Дай подумать!
Заварил я кашу, теперь расхлебывать надо.
Конечно, не надо преувеличивать мою роль, считать, что я один виноват.
Бунтовщики идут за подстрекателей, когда им самим невмоготу. От хорошей
жизни никто не бунтует. Но все-таки и я вложил свою лепту, сказал слова
против терпения, поселил надежду на помощь моего лазера. И вот результат -
их казнят завтра. Хочешь - не хочешь, надо действовать.
Справедлив параграф первый: "Наблюдай скрытно..."
Надо действовать, но как? Ну, узников я освобожу, разрежу стены лучом.
Может быть, придется рассечь и нескольких тюремщиков. Да, потом я буду
отвечать за нарушение Космического Устава. Ну и пусть отчитывают, пусть
наказывают, тут дело о смерти идет. Заключенных я выручу. Но дальше что?
Господа помчатся за помощью в Город. Оттуда пошлют большое войско, это уже
целая война, тысячи и тысячи убитых. И смогу ли я обеспечить победу с
одним-единственным лазером? Нет, нет, войну я не должен затевать, не имею
на это права. Побег приговоренных к казни - вот предел моего самоуправства.
Но куда они побегут? Желудок пуповиной привязывает их к лаве, к берегу...
И вдруг у меня мелькнуло: "На самом-то деле, в пустыне тоже есть лава. Она
скрыта под каменной коркой, но толщина покрова всего лишь несколько
десятков метров. Прорежу я колодец своим лазером? Может быть, и нет. Но вот
простое решение - корку можно продавить тяжестью: навалить на нее гору
камней, кора
треснет, и лава пробьется наружу. Какого размера делать гору? Вероятно, в
несколько десятков метров, едва ли есть большой запас прочности у этого
природного свода. Итак, вот в чем моя задача: освободить смертников, увести
их в пустыню и научить там добывать лаву, возводя каменные холмы. План
составлен. Вперед, на штурм Бастилии! Хорошо бы, не слишком много пришлось
убивать.
А час спустя я уже шагал по пустыне, во главе каравана освобожденных
узников, беглых рабов, их жен, детей и престарелых родителей, домашних кнэ,
повозок, тележек и всяческого барахла.
Друг мой, терпеливый читатель, горячо желаю тебе никогда в жизни не
оказаться в незавидной роли пророка. Верующие тяжкий народ: они послушны,
лестно-восторженны, но беспомощны, слабодушны и требовательны
необыкновенно, требовательны, как юная жена. "Я твоя, - говорит влюбленная,
- я пойду за тобой на край света". Но подразумевает: "Неси меня на руках в
свой дворец, что на краю света, сдувай с меня пылинки, ублажай, угадывай
желания, предупреждай капризы".
"Мы твои, - говорят обращенные. - Веди нас хоть на край света!" Но
подразумевают: "Неси нас в свои райские кущи, корми молоком и медом,
охраняй, обеспечивай, ублажай!" Почему неси? За что ублажай? "А за то, что
мы в тебя поверили и верой оплатили всђ. Не желаешь ублажать? Тогда будем
роптать. Перестанем тебе поклоняться, назовем лжепророком, побьем камнями".
Допустим, я был виноват, подстрекал их к бунту, навлек неприятности. Но
даже если я был виноват немножечко, свою вину я искупил: выручил смертников
из тюрьмы, жизнь им спас. Мало! Мало, что спас жизнь, помоги сохранить!
Советую спрятаться в пустыне. Но там нет лавы, нет растений, что мы будем
кушать и пить? "Хорошо, я вас научу доставать лаву в пустыне".-
"Ура! Веди нас хоть на край света! Веди, охраняй, корми, обеспечивай!?
Так я, неопытный астродипломат, без диплома даже, стал пророком, а также
вождем, проводником, генералом, целителем и заодно интендантом-снабженцем
по части еды, питья, фуража, транспорта, топлива, жилья, одежды, оружия и
всего на свете.
Лаву можно было достать в Огнеупории где угодно, даже под стенами тюрьмы.
Но безопасности ради я посоветовал углубиться в пустыню, отойти от Города
хотя бы километров на триста. Огнеупорные согласились. Пошли. Но устали
через десять минут (по моему счету). И начали роптать. Захотели есть.
Роптали. И ветер застал их в пути. Роптали. Роптали, когда было холодно.
Роптали, когда было сухо и знойно. Лфэ нападали на отставших. Роптали на
меня: "Почему не прогнал всех лфэ пустыни?" Старики болели и умирали.
"Почему я завел их так далеко от могил предков?" Молодые любили и женились.
"Почему я завел их в пустыню, где свадьбу нельзя сыграть, как положено;
позвать гостей, поставить угощение?" Рождались дети. Почему в пустыне?
Матери роптали. На кого? На меня. И подстрекали отцов хвататься за камни,
побить камнями лжепророка. А многие повернули назад к господину, в рабство.
Сказали: "Не всех же он казнит. Повинную голову и меч не сечет. Поучит
маленько кнутом, потешит душу и успокоится. Зато позволит жить в своей
хижине, накормит кое-как, хоть и не досыта, а с голоду не умрешь".
Конечно, господин того селения и прочие господа из Города организовали
погоню, захотели вернуть непокорную рабочую силу. Даже мне стало
страшновато, когда я увидел тысячное войско, щетину копий, огненный строй
щитов и шлемов. Как я оградил свою паству? Все той же гипномаской. "Я
пропасть, непроходимая пропасть, края обрывистые, стены отвесные, в глубине
черным-черно". Забавно было смотреть, как свирепые воины стояли посреди
ровного поля, потрясали копьями, слали проклятия... и с опаской смотрели
себе под ноги, где ничего не было, ровно ничего!
Один раз для разнообразия вместо пропасти я заказал маске поток лавы. "Я
лава, я светлая лава, соломенно-желтая, ослепительно сверкающая, я освещаю
скалы, я грохочу, я плыву, переворачивая камни". Некоторых воинов в
суматохе столкнули в эту мнимую лаву. Они дико вопили от воображаемых
ожогов. И ожоги действительно появлялись. Еще один грех на моей совести!
Итак, от погони маска избавила нас. Накормить, увы, не могла. Пробовал я
расставить воображаемые столы в пустыне, угостить свою команду воображаемым
хлебом. Жевали, чавкали, смаковали, благодарили, вставали из-за столов
рыгая. Говорили, что живот набит, больше не влезет ни крошки. Сыты были
воображаемым хлебом, но силы он не давал. После двух-трех обманных трапез
мои спутники начали падать от бессилия. Пришлось позаботиться о еде
всерьез. Я организовал отряды фуражиров и, ограждая их гипномаской,
совершил налет на берега канала, обобрал все несжатые огороды.
Углубившись в пустыню километров на триста, я выбрал долинку, где кора была
потоньше; даже без сейсмографа нашел ее. Ведь кора прогревалась изнутри,
была горячее и светлее в самых тонких местах. Сразу в глаза бросались
оранжеватые и алые пятна на общем вишневом фоне равнины. На одном из
оранжеватых пятен я велел складывать каменный холм. Таскали усердно, грех
жаловаться. Таскал ражий Боец и таскал Хитрец, его приятель, этот старался
взять ношу полегче. Таскал безответный трудяга Отец и все другие отцы,
матери и дети даже. Кузнец таскал увесистые глыбы и все старался придумать
разные рычаги и волокуши для облегчения дела. Толковый малый был этот
Кузнец. И Певец таскал по силе возможности, а в перерывах брался за свои
свистки и пел о том, как бог Этрэ строил дворец для своей возлюбленной О.
Труд прославлял по-своему.
Таскали все. Но роптали. Уставали и роптали. Голодали и роптали. А матери
подзуживали отцов и требовали лаву сию же секунду. Впрочем, их можно
понять, у них детишки кричали криком, есть просили по три раза в день.
Напрасно я объяснял, что холм еще не дошел до проектной отметки. Они
рассуждали по-своему: "Если ты пророк и чародей, не считайся с проектными