лавы. Здесь, среди скал, вода не замерзала, и ледяная корочка,
образующаяся на морозе, мгновенно растапливалась. При соприкосновении с
лавой вода закипала и на ее клокочущей поверхности непрерывно всплывали
пузырьки. Казалось бы, этот сохранившийся кусочек моря должен был бы
привлекать рыболовов, но, как говорил Бен-Зуф, "вареная рыба не клюет".
однако температура не поднималась. Дело в том, что падение температуры
зависело здесь не от каких-либо особых атмосферных условий или от большей
или меньшей влажности воздуха. В полярных областях земного шара,
подверженных влиянию атмосферных условий, скачки температуры целиком
зависят от того, куда перебросится ветер. На Галлии этого быть не могло.
Холод, царивший на новом сфероиде, не да вал значительных колебаний
температуры, так как вызывался постепенным удалением планеты от источника
света и тепла; он должен был непрерывно усиливаться до тех пор, пока не
достигнет температуры, являющейся, по данным Фурье, предельной
температурой мирового пространства.
буря без дождя и снега, но ветер бушевал с небывалой силой. Ворвавшись в
пещеру, служившую общим залом, ураган привел к самым неожиданным
последствиям: он с такой силой оттеснил внутрь огненную завесу,
ниспадавшую над наружным выходом из зала, что пришлось спасаться от
вторжения раскаленной лавы. Зато нечего было больше бояться, что она
потухнет: ураган насытил ее кислородом, и ее пламя разгорелось еще ярче,
словно от мощного поддувала в огромной печке. Несколько раз под яростным
натиском вихря огненная завеса на мгновение распахивалась, и в зал
проникал леденящий ветер, но текучее пламя, пропустив волну освежающего
воздуха, смыкалось снова.
виде узкого серпа. Итак, после восьмидневного отсутствия, как и следовало
ожидать, исходя из известного уже периода ее обращения вокруг Галлии, она
снова возвратилась. К превеликому удовольствию Бен-Зуфа, его более или
менее основательные опасения, что колонисты больше не увидят своей луны,
не оправдались: новый спутник планеты, по-видимому, решил аккуратно нести
свою службу, совершая положенный ему двухнедельный обход вокруг Галлии.
острове Гурби и что птицы, перенесенные вместе с людьми на Галлию,
устремились именно к этому возделанному клочку земли. Пока стояли теплые
дни, там было вдоволь пищи, и пернатые целыми тучами слетались на остров
со всех концов астероида.
ледяная кора, и даже самые крепкие птичьи клювы не в силах были пробить
толщу льда, покрывшую почву. Так начался великий перелет пернатых;
руководимые инстинктом, они стаями перекочевывали на Теплую Землю.
Теперь птицы не только не избегали, но даже искали человека. Отбросы,
которые ежедневно выкидывались наружу из подземных галерей, исчезали
мгновенно, но их не хватало, чтобы насытить тысячи представителей всех
видов птичьей породы. Вскоре несколько сотен пернатых, доведенных до
отчаяния голодом и холодом, отважились проникнуть в узкий туннель и свить
гнезда внутри Улья Нины.
не стало житья. Борьба с ними превратилась в развлечение, и охотники
колонии истребляли их беспощадно. Птиц было такое множество, что они
наводнили весь Улей. Изголодавшиеся и дерзкие, они врывались в столовую и
выхватывали куски мяса или хлеба прямо из рук обедавших. В них Швыряли
камнями, палками, стреляли, но окончательно избавиться от незваных гостей
удалось только после беспощадного, продолжительного истребления; несколько
пар птиц оставили для сохранения породы.
как надрывал глотку! Какой только сочной солдатской бранью не осыпал
несчастных пернатых! И сколько же было съедено за последние дни вкусной
дичи - диких уток, шилохвосток, куропаток, вальдшнепов, куликов! Мы даже
подозреваем, что охотники с особым усердием преследовали именно этих птиц.
больше сотни непрошенных гостей, угнездившихся в расщелинах скал. Выжить
их было нелегко, и мало-помалу эти втируши возомнили себя хозяевами и
принялись свято охранять свой дом от чужаков. Так был заключен мир и союз
между обеими враждующими сторонами, отныне совместно отстаивавшими
неприкосновенность своих общих владений; по молчаливому соглашению
колонисты позволили этим упрямцам исполнять обязанности местной полиции. И
как же они старались! Злосчастная птица, которая имела неосторожность
залететь в галерею, не пользуясь особыми правами и привилегиями,
немедленно изгонялась или умерщвлялась своими безжалостными сородичами.
Нина звала на помощь.
на выручку своей подружки.
Вооружившись палкой, он бросился в бой и разогнал крылатых морских
хищников, несмотря на то, что они несколько раз пребольно клюнули его в
голову.
на груди, спасая от чаек. Подоспевший Бен-Зуф взял ее из рук Нины, говоря:
почтовым, потому что концы его крыльев были подрезаны полукругом и чуть
укорочены.
него на шее висит пакетик!
колонисты, столпившись в зале, с жадным интересом рассматривали птицу.
когда море замерзло, он послал письмо с почтовым голубем. Ах, если бы он
хоть на этот раз догадался назвать себя, а главное - указать место, где он
находится!
сражения с чайками. Сервадак вскрыл конверт и вынул записку, которая в
нескольких скупых словах сообщала следующее:
кончик записки.
наверное, проставил свою подпись, число и место отправления письма. На
этот раз оно написано сплошь по-французски, - автор его, конечно, француз!
И подумать только, что мы не можем помочь этому бедняге!
надеясь найти хоть обрывок письма, где сохранилось бы имя, подпись или
какая-нибудь пометка, способная навести на верный след. Но поиски
оказались напрасными.
оставшийся в живых человек? - воскликнул Сервадак.
значилось то единственное слово, которое так важно было узнать:
"ФОРМЕНТЕРА".
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ,
Сервадак.
море. Слово "Форментера" открыло, наконец, местопребывание неизвестного
корреспондента. Но что делал француз на Балеарских островах и жив ли он
еще?
ученый сообщал, как проходил по своей орбите осколок земного шара,
названный им Галлией.
французский астроном 1 апреля, то есть две недели тому назад, был еще на
своем наблюдательном посту. Однако последняя депеша существенно отличалась
от прежних тем, что автор ее не изъявлял никакого удовольствия по поводу
происходящего: никаких "Va bene", "all right", "nil desperandum". Более
того, на сей раз послание, написанное целиком по-французски, было прямой
мольбой о помощи, ведь запас провианта на Форментере кончался.