Чтение 36–й страницы книги ~Сильнее времени~

И только теперь он рассмотрел, что, опустившись на скалу,
чудовище вдруг разделилось на две части. Толя закричал бы, но лишился
со страха голоса. Одна часть чудища с распростертыми в изнеможении
крыльями осталась лежать на скале, а другая его часть выпрямилась и...
стала человеком. С протянутыми руками он бросился к Толе. Только
теперь Толя смог вздохнуть.

Оба они были без шлемов и могли приникнуть друг к другу щеками.

Потом Толя посмотрел на существо, сложившее крылья, и попятился.

- Чур меня, чур! Наваждение! - скорее в изумлении, чем в испуге,
сказал он.

- Это Эоэлла, - просто отозвался Арсений и подошел к эле.

- Я должна лететь, пока крылья не отдохнули, - сказала Эоэлла,
улыбаясь Арсению. - Ты очень крепко сжимал меня. Так надо.

- Благодарю, Эоэлла. Всегда буду помнить на Земле, - ответил
Арсений, не понимая смысла слов о крыльях, которые не должны
отдохнуть.

- Твой друг нашел бы здесь свою элу... Прощайте оба!

Эоэлла взмахнула крыльями и поднялась над скалой.

Толя Кузнецов настолько был ошеломлен, что даже не удивился
русскому языку элы.

Вдруг он спохватился, вцепился в руку Арсения и потащил его к
ракете.

Сверху послышались звуки странной песни. Ветер доносил ее как-то
волнами, усиливал и приглушал. В небе пела одинокая Эоэлла! Голос ее,
то низкий и глубокий, то хрустально-звонкий, замиравший в высоких
взлетах, пел о неведомом мире, о неразделенной надежде. Нечеловеческое
чувство звучало в этой песне инопланетного существа, быть может,
познавшей первой на Реле жертвенность любви.

Как зачарованные, забыв о времени взлета, застыли Арсений и Толя
Кузнецов. Подбежавший Каспарян схватил их за руки, кричал им, что
график сорван, и повлек их к ракете. А они на бегу все оборачивались к
морю.

Уже в ракете, пройдя приемный шлюз, они сразу же прильнули к
иллюминатору.

Каспарян сердито возился у пульта: опоздание три минуты. Для
разогнавшегося звездолета это - пятьдесят четыре миллиона километров.

Два его друга видели, как над морем летела огромная птица, как
вдруг она, сложив крылья, камнем упала в море.

Арсений больно сжал руку Толи Кузнецова.

Ракета взмыла вверх. Стало видно, что остров лежит среди моря. На
его пенных волнах резвились золотистые существа, похожие на дельфинов.

Лишь Толя Кузнецов, потирая сдавленную руку, заметил, как смахнул
Арсений что-то с глаза, может быть, пылинку или приставшую ресничку.

Обеспокоенный Каспарян докладывал по радио на задержанный ради
разведчиков звездолет, что они возвращаются в полном составе.

- Высший разум гуманен, - закончил он и подумал: "Как бы из-за
него с заправщиками теперь не разойтись..."

* Часть вторая.. ДРУГИЕ МИРЫ *

Ум человеческий открыл много

диковинного в природе и откроет

еще больше, увеличивая тем свою

власть над ней...

В.И. Ленин

Глава первая.. КОНЕЦ ВЕЧНОГО РЕЙСА

- Вечному рейсу пришел конец!

Валерий Снастьин, небритый, заросший, со свисающими на лоб и
затылок волосами, вбежал в общую каюту.

Роман Васильевич Ратов, как всегда, играл там в шахматы со вторым
пилотом корабля Федором Каратуном. Оба они изумленно посмотрели на
инженера, уловив в его голосе истерические нотки.

- Что такое? - строго спросил Роман Васильевич.

- А вот то, что я вам объявил. Осточертело мне все до ангелов. Не
будет наконец ни этих дурацких деревяшек, ни таких же деревянных ваших
физиономии! Конец всему, всему, всему! - и он прищелкнул магнитной
подошвой о металлический пол.

Роман Васильевич встал:

- Валерий, успокойся. У тебя опять приступ.

Инженер расхохотался:

- Нет, командир! Тогда я просто усомнился, какой может быть
командир в цивилизованном обществе из трех человек. А теперь...

- Я дам тебе выпить успокоительного.

- Пейте сами. А еще лучше выпьем вместе, прикончим запасы
спиртного в аптечке.

- Ты спятил! - пробасил Каратун и так резко поднялся, что взмыл
над столом, ухватился за него и рассыпал магнитные шахматы. - Ты
спятил, - повторил он уже спокойней.

Валерий снова расхохотался:

- Сходить с ума придется вам, когда подведет животы.

- Что ты сделал? - грозно придвинулся к нему Роман Васильевич.

- Мне все надоело! Все! Я не желаю гнусного прозябания в пустоте
на икряной диете! Они не послали за нами спасательной экспедиции. Я
волен действовать.

- Опять за здорово живешь, - укоризненно загудел Каратун. - Да ты
что? Всегда гордился своими способностями, и не зря гордился. А теперь
старую песню завыл? А ну, прикинь своим набалдашником, как можно нас
разыскать за пределами Солнечной системы? Не первый год летим бис его
знает куда.

- Летим? - передразнил Валерий. - И это ты называешь полетом?
Дохлое висение среди одних и тех же звезд? Нас просто не хотят искать.

- Ты действительно нездоров, - спокойно сказал Ратов. - Понимаю,
что тебе не легко, когда тоска по Земле за сердце берет. Но пора
смириться. Наш мир замкнут в этой кабине. Зачем же за старое?
Наблюдения, которые мы делаем...

- Бесполезно! - прервал Валерий. - Вы сами сказали, что нас
нельзя найти.

- При современном уровне науки. Но в грядущем...

- Мне наплевать на грядущее. Мне наплевать, что потомки тех, кто
блаженствует без нас на Земле, найдут через сто тысяч лет наши вонючие
записи, не обнаружив в них для себя ничего нового. Я - космонавт. Я
готов был на риск, на смерть или славу.

- Ну, что ты наробил? - дружелюбно спросил Каратун.

Это был добродушный увалень с полным лицом и щетинистыми усами,
которого, казалось бы, нельзя было вывести из себя.

- И бриться перестал, - с ласковым укором продолжал он, подходя к
Валерию и пытаясь его обнять.

Снастьин злобно скинул с плеча его руку:

- Не трогай! Сначала узнай, что гнусная выдумка тех, кто хотел,
чтобы мы мучились все пятьдесят лет, нашла свой конец.

- Что ты сделал? - еще строже спросил Ратов.

Валерий стоял, картинно скрестив руки на груди, длинноволосый,
горбоносый, с жесткой щетиной на щеках и безумными глазами.

- Каратун, ты самый толстый. Тебя мы съедим первым.

Догадка ошеломила командира. Но его гладко выбритое, словно
литое, лицо не дрогнуло. Он спокойно вышел в кормовой отсек.

Машина пищи!

Давно уже идея такой машины, воспроизводящей природный процесс
создания питательных веществ, владела людьми. Еще Тимирязев, открыв
великое начало жизни в фотосинтезе растений, мечтал получать хлеб
прямо из воздуха, содержащего все необходимые для синтеза вещества.
Дым, загрязняющий атмосферу, и углекислота, отравляющая ее, могли быть
сырьем такой фабрики пищи. Вместе с водой они дали бы углеводороды,
крахмал, наконец, сахар, необходимые живому организму. Дело было лишь
за тем, чтобы найти способ искусственного синтеза пищевых продуктов.

Природа производит этот синтез с помощью солнечного света и
"живых машин" - растений и животных. Но то, что происходит в листке
растения или в организме животного, принципиально говоря, может быть
получено и искусственным путем.

Еще очень давно, в шестидесятых годах двадцатого века, академиком
Несмеяновым была изготовлена красная и черная икра, искусственное
мясо, картофель и другие пищевые продукты. При дегустации первой икры
произошел забавный случай, когда скептик, брезгливо морщась,
пожаловался на неприятный привкус продукта. Но оказалось, что он взял
со стола не искусственную, а обычную икру, поставленную рядом для
сравнения.

Так была доказана возможность получения синтетических питательных
продуктов. Однако новому нужно было сломить сопротивление привычек.
Люди, питавшиеся хлебом, выращенным на удобренных навозом полях,
отворачивались от хлеба, полученного, по Тимирязеву, из воздуха, или
от "искусственного мяса" из дрожжей, взошедших на отходах нефти.

Поля и реки, сотни тысяч лет служившие человеку, не уступали свою