потом ударил по ней кулаком и вернулся в зал. Я пошел за ним.
моря, принял за галереи, было балконами, тянувшимися вдоль стен; между ними
находились овальные ниши, в, которых стояли сверкающие автоматы.
Пространство в центре было свободно, в самой середине его поднималась
широколистая пальма; ее ствол был покрыт продолговатыми, похожими на языки
жесткими чешуйками. Вокруг нее стояли ряды низких столиков. За балконами
поднимались вверх колонны, на которые опирался потолок. Над входом в зал
светился громадный витраж. Двое - мужчина и женщина - шли босиком по густой
траве, огромные, загорелые, нагие; их взгляд вырывался из плоскости витража
и поверх наших голов уходил в безграничные морские дали, где, казалось,
сияла видимая только им цель.
объемные панорамы. Они были похожи на окна, пробитые в стенах и открывающие
вид на таинственные дали. В одних роились жесткокрылые золотистые жуки, в
других висели в воздухе осы, разукрашенные черными и желтыми полосами. Тут
тянулись процессии муравьев с мощными челюстями, там отдыхали толстые ночные
бабочки, словно окутанные серебристым мехом. Все они были созданы из
драгоценных камней, дрожали и переливались в воздухе. Глаз, переходя от
картины к картине, видел фиолетовый свет циркония, зеленым пламенем сверкали
смарагды, яркой радугой вспыхивали бриллианты, горели кроваво-красные
рубины, фосфорически светились дистены, амфиболы, цианиты. Глаза слепил
вихрь ярких вспышек. Повернувшись к террасе, я с облегчением стал смотреть в
голубое небо.
Злое замечание уже готово было сорваться с моего языка, но когда я увидел
выражение ожидания на ее лице, то улыбнулся и сказал несколько одобрительных
слов. Что же, видно, она не могла не злоупотреблять большими масштабами.
Вдруг неожиданная мысль прервала мои размышления: я старею или, вернее,
вступаю в солидный возраст, потому что сам себя уговариваю примиряться со
вкусами, которые диаметрально противоположны моим собственным.
всех сторон корабля сходились астрономы и тектонофизики, гравиметристы и
инженеры, художники и математики, биологи и кибернетики, пилоты и биофизики.
Большой занавес у входа трепетал, как крыло птицы, на его фоне
вырисовывались белые фигуры - все были празднично одеты в белые одежды.
Встречались костюмы белоснежные и серебристые, голубоватого и зеленоватого
оттенков; женщины были в длинных платьях. Вдруг я увидел Зорина и не мог
удержаться от улыбки: обычно он щеголял в серебристо-голубом комбинезоне,
сегодня же ему пришло в голову одеться в травянисто-зеленый костюм; его
светлая голова возвышалась, как горящий факел.
видеопластиками, и, как мне казалось, не очень хорошо представляли себе, что
им следует делать. Молодежь вынесла стеклянные столики на террасу,
немедленно ставшую самым людным местом. Здесь стоял гул, заглушаемый лишь
шумом океана.
увидел готовый к услугам автомат. Он, как и другие, выглядел сегодня
празднично. Его будничную оболочку сменил кованый серебряный панцирь, на
щите были барельефы, изображающие мифологические сцены. Я собрался было
рассмотреть их поближе, как вдруг позади меня раздался звонкий девичий
голос:
людей, среди них - Нонна, Майя, младший Руделик, астронавигатор Сонгграм и
два историка - Молетич и другой, имени которого я никак не мог запомнить.
XXIV века, правда? - спросила Майя.
книжечку.
жарко, совсем как в доисторические времена. Посмотри, даже автоматы сегодня
выглядят так, будто они пришли непосредственно из средневекового замка.
профессию она больше всего похожа? Это я сама придумала. Что ты скажешь,
доктор?
обратилась она к Сонгграму.
он начал: - Любовь приносит бессонные ночи, как профессия водителя корабля в
мировом пространстве: и астронавту, и тому кто любит, надо быть бдительным.
Тот, кто любит, не умеет объяснить, почему он любит. Я тоже не знаю, почему
стал астронавтом. Любовь преодолевает расстояние между людьми, а
звездоплавание - между звездами; и любовь и эта профессия берут всего
человека без остатка; в любви и звездоплавании каждое новое открытие
приносит как радость, так и тревогу...
Тебе-то хорошо: ты говоришь первым и исчерпал все. Я хотел то же самое
сказать о математике.
ведущей на террасу, он смотрел поверх голов в небо.
тему.
между Зориным и Нильсом.
товарищей и смутилась.
раньше это мне очень нравилось - ведь я сама придумала, а теперь не так...
Может быть, не надо?
Сонгграм. Майя покраснела.
Нильс что-то оживленно говорил ей, а она слушала, как умела слушать только
она одна: глазами, улыбкой... Я направился было к ним, но тут же
остановился, не знаю почему, и вышел на террасу. Беспредельная поверхность
воды однообразно, размеренно двигалась: океан, казалось, дышал. На
балюстраде, о которую я оперся, лежал стебель тростника. На его
полураскрывшихся листьях, как в полусогнутой ладони, притаилась капля воды.
Я увидел в ней свое лицо. Вдруг миниатюрное изображение покрылось тенью. Я
поднял голову: рядом со мной стояла Калларла.
этого не помнишь.
по карнизу. Почему ты подумал об этом?
за которую они не могут проникнуть. Границу мира. Небо.
за его пределы, как амеба, которая выплывает за пределы своей капли.
ведь мы находимся в небе!
кончаются белые тучи, голубой воздух Земли. Мы в пространстве.
- это кто-то другой, совсем другой, словно примеряла на себя чужую жизнь.
Это было очень увлекательно, но нехорошо.
стараться быть самим собой, и чем трудней, тем больше, не примерять на себя
чужую судьбу, а...
волосы сверкнули золотистым оттенком, усмехнулась и ушл-а.
Шилова Юлия
Конан-Дойль Артур
Жюль Верн
Корнев Павел
Шилова Юлия
Перумов Ник