окурки и пепел в мусорное ведро на кухне, вернулся в комнату и, не
раздеваясь, плюхнулся на тахту. Ох, с каким наслаждением я вытянулся на
спине и закрыл глаза! Правда, мне сразу почему-то представилось, что я уже
лежал на этой тахте совсем недавно, полчаса назад, прислушивался, не ходит
ли кто по квартире, хотел и не решался зажечь свет. Я даже передернулся
весь и головой замотал, чтобы отогнать это дурацкое, нелепое ощущение. Но
стоило мне снова закрыть глаза, как опять полезла в голову всякая дичь.
темное окно комнаты Борис Стружков. Но не мог я разобрать, какой же это
Борис - не то я сам, не то другой, тот, который сбежал отсюда... А может,
еще какой-нибудь, еще один Стружков, вереница Стружковых, стройные ряды
Стружковых, колонны Стружковых... Глаза у всех вытаращенные, недоверчивые,
так и крутятся по сторонам - обстановку изучают... И номера у всех на
груди, порядковые, для различия. Нет, не ряды, не колонны, цепочка! Они
идут один за другим, соблюдая дистанцию... Вот какой-то очередной Борис
выбегает из скверика, мчится вверх по лестнице, звонит... Предыдущий
Борис, крадучись, удирает из комнаты на кухню, исчезает. Пришедший
занимает его место на тахте, а в скверике под кленом уже стоит следующий
Стружков. Вот и он бежит по лестнице... Сейчас позвонит, вот он звонит...
звонит...
головой, на полочке тахты. Аркадий его, что ли, завел. Я остервенело
стукнул по кнопке, и этот голосистый зверюга сразу утих. И тогда я понял,
что за окном вовсю светит солнце.
тип мог запросто явиться и меня в окно выбросить, я бы, наверное, только
на тротуаре очнулся... Оно, конечно, и не удивительно, после такого
веселого вечера с путешествиями и приключениями. Но все же... Эх ты,
комиссар Мегрэ...
волосы, кинулся открывать. Это была Анна Николаевна, уже по-утреннему
деловая, подтянутая, - сразу видно, что на работу спешит. Но глаза у нее
все-таки были тревожные и растерянные.
вас будильник зазвонил...
Ночь вроде прошла спокойно...
позвать.
тяжестью на сердце, и оно заныло от предчувствия беды.
постучу сейчас, узнаю, думала, может, он ночью пришел... Вижу, цепочка-то
снята...
словно бы забеспокоился, быстро-быстро так заговорил. Передайте ему,
говорит, пускай он придет в восемь часов, как условились.
так вот сказал. Аркадий-то, верно, знает, какое место...
Насчет таблеток каких-то сказал.
говорит, поймет. И трубку сразу повесил. Больше ничего не сказал. Ой,
опаздываю я, заговорилась!
уже Ушедшем от меня мире пришел к Анне Николаевне, и она мне сообщила о
загадочном госте Аркадия, парне с усиками, похожем на Раджа Капура. Она
тогда обнаружила наблюдательность, хотя след и был ложным.
совсем незнаком? Который по телефону-то говорил?
- Только, я думаю, он подделывался, нарочно хрипел-то... Может, правда,
боялся, что я его распознаю?! - Она опять испугалась: - Ох, Боря, кто ж
это такой? Вы додумались, может?
Боря, дверь-то, дверь не забудьте захлопнуть как следует, а то она отходит!
вчера переставил часы, сверившись у Анны Николаевны. И вдруг мне пришло в
голову, что свидание-то назначено на восемь утра. Конечно, не вечера, как
это я сразу не догадался? Ведь таблетки должны быть у Аркадия к концу
рабочего дня, не позже! Но тогда "наше место" скорее всего обозначает тот
самый скверик на углу, возле института, где мы объяснялись с Ниной...
"Наше место"... Кто же это мог так говорить? В самом деле, кто? Уж чего
там... это было "наше место" - для Аркадия Левицкого и для Бориса
Стружкова: другие так не говорили. Но что же получается? Получается, что я
же сам, то есть кто-то из Борисов, любезно достал Аркадию яд? Помог
осуществить мечту, так сказать?
меня, пока я наспех умывался и приглаживал волосы щеткой Аркадия. Голоден
я был зверски, но готовить завтрак было некогда, и к тому же я не знал,
где чьи продукты лежат в холодильнике. Я схватил со стола Анны Николаевны
кусок черного хлеба и, на ходу заглатывая его, ринулся вниз по лестнице.
притронулся к карману куртки, - пачечки по-прежнему лежали там. Пачечки с
таблетками снотворного, которые я взял вчера, то есть сегодня вечером со
стола Аркадия. Но до этого момента теперь остается часов
одиннадцать-двенадцать, и кто-то еще только собирается передать Аркадию
эти самые таблетки...
потом выйду, представлюсь и... ох, и выдам же я ему! За все: за таблетки,
за Аркадия, за идиотские штучки с хронокамерой, чтоб разучился, подонок,
живых людей вместе с грязными досками туда-сюда швырять. За Анну
Николаевну тоже, чтобы не разгуливал по чужим квартирам среди ночи, чтобы
не хрипел чужим голосом в телефон!
неловко морду бить, несподручно... А, между прочим, больше некому, никто
другой там не может появиться, кроме одного из Борисов Стружковых. Никто
другой таких подробностей об Аркадии не знает. Нина разве? Но Нина не
сумела бы говорить хриплым басом по телефону. А кроме того, она весь вечер
проболтала со мной, со мной здешним, вернее тогдашним, теперешним... ах,
чтоб тебя, ну и путаница! Ну, словом, я отлично помню, что девятнадцатого
мая мы сидели с Ниной в кафе, а потом до полуночи шатались по улицам - все
не могли расстаться. Так что не могла она до десяти часов оказаться в
квартире Аркадия, не говоря уж о том, что если б и могла, так зачем ей
туда лезть?
высокими кустами боярышника и тяжело перевел дыхание. Вход в скверик и
главная дорожка просматривались отсюда отлично. А за моей спиной
поднимался кирпичный брандмауэр трехэтажного дома, так что укрытие было
превосходное.
с послепослезавтрашнего) обеда я ничего во рту не держал, кроме этого
кусочка хлеба, а он только раззадорил аппетит. Меня уже мутить начало с
голоду, и обо всяких петлях и прочих каверзах времени думать как-то не
хотелось. В голову почему-то упорно лезла яичница-глазунья. Уж не знаю,
почему именно яичница, но я ее прямо наяву видел: из трех яиц, и вся
беленькая такая, пузырчатая, а желтые глазки так и колышутся, а краешки
так и подпрыгивают в шипящем масле - золотистые, кружевные, аппетитно
хрустящие краешки... Я облизнулся, судорожно глотнул слюну и зажмурился от
ноющей боли в пустом желудке.
человек.
куда-то поплыла. Я глядел на аллею и пытался сообразить - почему Аркадий,
откуда Аркадий, как он узнал?
сговорился с этим своим "незнакомцем", а тот позвонил утром просто для
страховки, не зная, что Аркадий дома не ночует. Постой! Тогда получается,
что "незнакомцев" уже двое: один сидел в комнате Аркадия, другой звонил
утром?
удирать, утром позвонил... Да, возможно... Но так или иначе, где же он?
на вход в скверик. Даже гримасничает от нетерпения и переминается с ногн
на ногу, как застоявшийся конь... Что-то в нем странное, в Аркадии, а что
- понять невозможно... О чем-то напоминает - о чем же?