презрительно скривившихся губ. - Я не такого высокого мнения об "Эхе",
чтобы предположить, будто фильтр поставлен для нас. Вам тоже могут дурить
голову. Именно в честь вашего определенного статуса, которым вы так
гордитесь, товарищ старший уполномоченный.
- Мне нравится, что ты успокоился, - пробормотал Гусев. - Это мне даже
больше нравится, чем то, что ты не желаешь слышать мои аргументы.
- Это был выбраковщик, - сказал Иван жестко. - Докажите, что нет.
- Поймаем - докажем.
- О, когда вы человека поймаете, вы сможете доказать что угодно.
- Химия, Ваня, она не врет. "Сыворотку правды" выдумали слишком давно,
чтобы в ней сомневаться.
- Показания, данные против себя, даже под воздействием психотропных
средств...
- Это ты будешь говорить на сходках Хельсинкской группы, дружище. Можешь
даже кричать. Есть закон, и он гласит: признался - получи. Именно поэтому
АСБ не использует пыток и устрашения. Нам это ни к чему, мы должны
располагать стопроцентно корректной информацией. Вот почему у нас и ошибок
почти не бывает.
- Почти... - Иван криво усмехнулся. - Очень хорошее слово "почти". Очень
растяжимое. В общем, Гусев, вы можете воображать себе что угодно. Но я вам
говорю - ждите. Случай в Саратове - только первый звонок. АСБ настолько
пропиталось насилием, что начинает потихоньку выплескивать его на улицы.
Ждите, Гусев. Вам еще придется охотиться на своих. Вы будете убивать друг
друга. И вот тут-то я посмеюсь. Со слезами, но посмеюсь. Неужели вы
настолько слепы, Гусев? Конечно, я всегда считал вас убийцей, я и сейчас
так думаю, мне с вами противно за одним столом находиться, но все-таки...
Вы хотя бы достойный противник, вы не такой тупоголовый психопат,
как остальные ваши инквизиторы. Неужели вы ничего не видите?
Валюшок все так же незаметно убрал игольник и посмотрел на Гусева.
"Выплескивать насилие на улицы". Перед глазами Валюшка сама собой возникла
сцена, которую он запомнил в мельчайших подробностях, - перепуганный
воришка и Гусев с пригоршней мелочи...
А Гусев снова улыбался. Только очень грустно.
- Мне бы хотелось закончить этот разговор на довольно неожиданной ноте, -
сказал он.
Иван непонимающе уставился на Гусева. Похоже, он ждал дискуссии. Но
собеседник перехватил управление на себя. Гусев обрезал разговор не только
лишь тематически, он еще и гениально сменил интонацию.
- Я расскажу тебе, Ваня, одну короткую историю. Не надо морщиться, она
совсем не поучительная. Возможно, ты ее слышал в каких-то обрывках. Но
даже внутри Агентства очень немногим она известна целиком и без искажений.
Можно?
- Ну-ну... - неопределенно качнул головой Иван.
- Будешь еще кофе, Пэ? - спросила Майя с ясно различимым облегчением.
- Нет, спасибо, мы сейчас пойдем. Так вот... Это даже не история человека.
Это скорее история одной концепции...
За стеной опять наступила тишина - похоже, там напряженно прислушивались.
- Был у меня друг, звали его Паша Птицын, - начал Гусев. - Милейший
парень, такой очень спокойный, домашний, трогательно влюбленный в свою
жену, короче говоря, почти идеальный тип. По образованию социолог. Работал
Паша на государство, в каком-то загадочном департаменте стратегических
исследований. Впрочем, это важно лишь в том контексте, что Пашины идеи
оказались востребованы. Так вот, знакомы мы с ним были с детских лет и
общались довольно тесно, но в основном по поводу выпивки и задушевной
беседы. И всегда меня в Павле восхищала одна черта - удивительное его
добродушие. Вот я, например, от природы страшно злой и изо всех сил
пытаюсь эту свою внутреннюю озлобленность не выпускать наружу... Ладно,
Иван, не надо смеяться. А тезка мой, он, наоборот, всю жестокость нашего
мира как будто не ощущал. Наверное, потому, что был очень большой и
сильный - примерно как ты, Ваня. Уверенный, что любого негодяя придавит
голыми руками. Кстати, ему удавалось - помню, нас с ним побить хотели, так
я глазом моргнуть не успел, а противник уже за горизонтом скрылся. И
однажды произошла с этим милейшим во всех отношениях человеком э-э... как
бы помягче сказать. Произошло то, чего врагу не пожелаешь. Ехали они с
женой ночью по городу, никого не трогали, и вдруг ни с того ни с сего
Пашкиной машине в задницу впаялся джип, битком набитый обкурившимися
бандитами. Скорее всего мелкая сошка - так, возомнившие о себе "шестерки".
Но ты же сам понимаешь, что делает с человеком наркотик...
- Понятия не имею, - помотал головой Иван. Гусев оценивающе посмотрел на
него одним глазом.
- Верю, - кивнул он. - Тебе вредно знать эти подробности. А то бы ты не
смог так яростно выступать против выбраковки пушеров. Христосик ты наш...
- Пэ, хватит! - потребовала Майя. - Зачем ты так?
- Так злой же я, - объяснил Гусев без тени улыбки. - Ладно, опустим прения
сторон. А для интересующихся сообщим - любые наркотики растормаживают
подсознание. Только водки нужно для этого много, и ты вряд ли окажешься в
силах этим своим расторможенным подсознанием как следует размахнуться и
отоварить им ближнего по голове. А вот гашиша, чтобы раскрыться во всей
первозданной красе, нужно всего ничего. И ворье, которое в Павла въехало,
было уже в нужной кондиции. Началось разбирательство - сколько им Паша
должен за оцарапанный "кенгурятник". И Павел совершил жуткую ошибку. Ему,
понимаешь ли, съездили по морде, чтобы знал свое место. А он, такой
большой и сильный, оскорбился. И начал это ворье колошматить. Только он не
учел, что, во-первых, их пятеро, а во-вторых, это не центр города, а
глухой спальный район, да еще и граница лесной зоны. Не догадался как-то.
Бывает. В конце концов, он был в секретном департаменте не оперативник, а
исследователь, да еще и редкий тормоз, который даже в армии не служил.
Точь-в течь как ты, Иван. У тебя же язва, верно? Тебе в армию нельзя,
вредно... И вообще, Ваня, когда тебя в последний раз били? Так, чтобы не
драка случилась, а именно хорошее полноценное избиение?
- Вам это нравится, Гусев, - мило улыбнулся Иван. - Я понимаю. Будьте
добры, продолжайте.
- Чтобы все сжалось внутри и кричало: "За что?!" - Гусев мечтательно
глядел в потолок. - И ногами тебя, ногами... И чтобы поднялся ты, весь в
слезах и кровище, совсе-ем другим человеком. Совершенно другим,
Ваня.
- А вас часто били, товарищ старший уполномоченный? - все так же
дружелюбно осведомился Иван.
- Били, - сказал Гусев. - К сожалению, били. Поганое ощущение, Ваня, когда
тебя бьют и ты ничего не можешь сделать. Если нарочно позволяешь себя
бить, чтобы совсем не убили, - это один разговор. И кровища будет, и
слезы, но в этих слезах есть момент торжества - ушел, вывернулся, обдурил
противника. А бывает, так отмудохают, что лежишь и думаешь - повеситься,
что ли?
Майя тяжело вздохнула, забрала у Гусева чашку и налила в нее кофе. Гусев
благодарно кивнул.
- Так вот, - сказал он. - Вернемся к моему тезке. Он начал с ними драться.
Выскочила жена - разнимать. Успела к шапочному разбору, потому что Пашке
моментально пропороли ножом бок, монтировкой раздробили колено, а потом
этой же монтировкой сломали руку. Затащили в лес, прислонили к дереву и
по-быстрому у него на глазах изнасиловали его жену. И нанесли обоим по
дюжине ножевых ранений. Жена умерла, а Павел выжил.
- Их нашли потом? - спросила Майя. - Бандитов?
- Нет.
- Как это - нет?!
- Просто не смогли четко установить личности. Машина в угоне, физиономии
Павел толком не разглядел - темно было. Скорее всего они, когда очухались,
подались в бега. А Павел начал говорить очень не скоро, ему вообще дико
повезло. Конечно, если это можно назвать везением в данной ситуации.
Пережить такое - б-р-р... Он лежал прикованный к койке и все время что-то
печатал на ноутбуке. Когда сил хватало уцелевшей рукой шевелить. Я
приходил к нему, мы разговаривали... Нет, это не был растоптанный человек.
Павел остался личностью, но что-то в нем, сами понимаете, изменилось
кардинально. И он стал по-другому смотреть на некоторые вещи. В общем,
Павел лежал, печатал и страшно мучился от боли, потому что потихоньку
складывал в матрас таблетки, чтобы потом, когда закончит работу,
отравиться. Так получилось, что я оказался чуть ли не последним, кто видел
его в живых. Я зашел на минуту, он выглядел очень усталым, но и
просветленным каким-то, очистившимся. Как будто сумел оттолкнуть от себя
память о несчастье. И я увидел - он готов. Мне сразу показалось, что со
дня на день он либо покончит с собой, либо просто тихо умрет. А особенно я
в эту версию поверил, когда он передал мне дискету и взял с меня клятву
хранить ее, но просмотреть только после его смерти, не раньше. Я, конечно,
сказал, что к тому времени, когда он умрет, трехдюймового дисковода будет
днем с огнем не сыскать. Но он только улыбнулся. Мы попрощались, я ушел. А
он достал припасенные таблетки и съел их.
- Если ты догадывался... - начала Майя.
- А хоть бы и уверен был на сто процентов.
- Почему?!
- Вспомни, с кем разговариваешь, - криво усмехнулся Иван.
- Видишь ли. Майя... - Гусев отхлебнул кофе и потер ладонью глаза. У него
был усталый вид, он будто состарился, рассказывая эту историю. - В
принципе у человека нет права кончать с собой. И Бог не велел, да и вообще
это выход слабака или безумца. Но случаются частные случаи. Извини за
тавтологию, или как это там... Случаются. С Пашей Птицыным был как раз
такой. Особенно мне это стало ясно, когда я просмотрел дискету. Видишь ли,
Паша был не особенно талантлив, да и в простом житейском понимании не
очень умен. Но зато оказался хорошо информирован. Ему были видны некоторые
процессы в верхушке общества, которые должны были прийти к своему
завершению в ближайшие месяцы. Не хватало только концепции, хорошо
Шломо Вульф
Махров Алексей
Сертаков Виталий
Шилова Юлия
Ильин Андрей
Орловский Гай Юлий