стороны. В походе вряд ли на каждом шагу седальные камни или эти колоды,
так что... Конь напрягся, когда я вставил ступню в стремя, я ухватился
за луку седла, оттолкнулся от земли, чувствуя себя волейболистом у
сетки, которому надо поставить блок, мышцы затрещали, но сумел воздеть
себя в седло.
выброшу в ближайшем же лесу. Или сразу за воротами. Послышался цокот
копыт, из-за строений выметнулся легкий с виду конь Сигизмунда: сам
всадник сидит красиво и гордо, рыцарское копье даже не подрагивает в
такт скачке.
помесь аристократичного ребенка и крепкого крестьянского чада, что
взращен на деревенском молоке, сметане, сливках, отсюда эта свежесть
кожи, чистый румянец, а также по-крестьянски широкие плечи и могучее
сложение лесоруба.
сопутствует!
Наконец-то подвиги, я так мечтал... но какие подвиги в нашей глуши? Пока
сэр Ричард не послал меня в суровый Зорр... И вот сейчас - самый
счастливый день моей жизни!
епископа, высших иерархов инквизиции. Даже побледнел, а губы
зашевелились, словно перебирал грешки. Впрочем, откуда у него грешки,
явно благодарственная молитва, хвала Господу, его ангелам...
на колени. Отец Дитрих перекрестил меня особо, его острые глаза все
искали крестик на моей шее, но я в железном доспехе сижу по самые уши,
даже голова накрыта железом.
тесного железа. Вообще-то я не знаю, сколько в пудике кэгэ, но чувствую,
что многовато. Хотя я на голову выше Сигизмунда, однако самое тяжелое,
что я носил - это зимнюю куртку с капюшоном, а вот таким летом - джинсы
и гавайку. Сейчас же в железе весь, даже шлем с настоящим забралом.
же быстро исчезает, оставляя небо чистым и голубым, траву вымытой и
зеленой, а воздух посвежевшим и свободным от пыли. Сейчас небо затянуло
почти осенними тучами, дождь стучит по листьям, монотонный, гадкий, а я
без зонтика, я не под крышей автобуса или в надежном метро, даже не
прячусь в ближайшем подъезде, как у нас принято, я еду открыто под этим
бесконечным дождем, с неба по мне мелко стучат капли холодной воды, а
когда задеваю ветки, с них злорадно обрушиваются целые водопады.
как тюлень, коне. И сам блестящий, холодный, как морской валун,
пролежавший на берегу миллионы лет, омываемый водой дважды в сутки. А
вот от меня через все щели доспехов с чайни-ковым свистом вырываются
струйки пара. Ну, почти со свистом. Я промок до костей, у себя на
Тверской уже бы продрог, но здесь, в этой железной скорлупе, разогрелся
так, что, не охлаждай меня дождь...
что забрались под железо. И сразу же зуд стал совсем невыносимым.
четко, а дальше все тонуло в таинственной и страшноватой зеленой
кисейности. Во время дождей все звери сидят в норах, ибо капли прибивают
к земле запахи и приглушают звуки. Можно пройти в трех шагах от добычи и
не учуять ее. Правда, олени тоже не бродят в дождь по той же причине:
можно сослепу выйти прямо на хищника. Даже птицы забились, в гнезда,
спрятались в дуплах, сидят молча. Чего петь, дождь все равно приглушит
любую песню, Да и какая дура полетит под дождем на страстный зов.
мне показалось, что Сигизмунд двигается впереди совершенно бесшумно. И
весь он, слегка размытый в моросящей мгле, не человек, а призрак...
Призрачный всадник на призрачном коне...
юная девушка, не видавшая современной России:
запас всякими ?ну? и ?в натуре?. - Сперва заедем к соседям. Король
Шарлегайл сказал что только король Арнольд знает, где спрятаны... где
упрятаны доспехи святого Георгия.
голосе звучали страх, благочестие и суеверный ужас:
мощи святого Тертуллиана?.. Не все так просто, как ты думаешь,
Сигизмунд. Все намного проще...
он если и моложе меня, то на пару лет, вряд ли больше. Но, как в той
поездке в колхоз на уборочную, мы чувствовали себя намного старше и
умудреннее деревенских ровесников, так и сейчас я чувствовал на себе
груз лет Ренессанса, раннего капитализма, социализма, построения царства
Божия в отдельно взятой стране, затем снова какого-то странно
разгульного капитализма.
стороны. Мощные наплывы на стволах - откуда такое только берется, - но
нет засохших или засыхающих деревьев, что так часто попадались на пути,
даже нет упавших и гниющих стволов, нет безобразных коряг, похожих на
колдующих ведьм...
никогда не болеют и не старятся. И трава. И кустарники, что растут так
аккуратно, словно их высадили такими вот кучками.
сделали крохотный привал, дали отдохнуть коням, перевели дух сами. А
потом снова тряска неудобном седле. Я стремился за первый же день, пока
никто не мешает, отъехать подальше.
лесу, выкладываясь на всю катушку а потом, оказывается, надо еще и
домой. Но я тащился из последних сил, пока не усмотрел мелкую тихую
речушку, могучие раскидистые деревья, массу сухих сучьев.
редкой жесткой травой. Мы расседлали коней, я привязал к их мордам сумки
с овсом, Сигизмунд принялся разводить костер. Я разделся, осторожно
ступил в прохладную воду, застонал от наслаждения. Казалось, пот начал
вымываться не только из распаренных пальцев ног, а и из всего тела.
коричневая муть. Когда вошел в речушку до колен, вода из прохладной
стала странно теплой, как обычно бывает в неглубоком и хорошо
прогреваемом солнцем болоте, хотя, как мне чудится, на глубине должно
быть все наоборот...
уставились выпуклыми шарами, некоторые припали к листьям белесыми
животами, другие же, напротив, приподнялись на всех четырех, угрожающе
выгибая спины.
Вместе с пузырьками воздуха выплескивалась черная жидкость
отвратительного вида и запаха. Вздыбилась масляно-блестящая спина,
словно у огромного тюленя, а голова зверя начала подниматься прямо
передо мной.
в другой руке держал перед собой несуществующий меч острием вперед - до
чего Уже привык, ну прямо боец, герой. Вода продолжала бурлить, затем
зверюга, явно рассматривавшая меня из-под воды, решила не рисковать, раз
я в такой странной стойке, и снова ушла под воду.
отпугивает.
задумчиво посматривая на лес, на высокие деревья, обронил:
огонь...
лазают по деревьям...