небольшим), но известный профессор, доктор наук Игорь Валерьевич Уточкин.
Он сменил на этом посту "холодного" (то есть не имевшего докторской
степени) профессора Марьина.
типичным консерватором, придерживающимся излюбленного англичанами
принципа: "ноу ньюс - гуд ньюс" ("нет новостей - хорошая новость").
Институт стал при нем тихой заводью.
хозяйственным нуждам, не требовал фондов на строительство, безропотно
снимал с занятий студентов для всякого рода неотложных дел областного,
городского и районного масштабов. Министерское начальство до поры терпело
Марьина, но нередко вызывало "на ковер": институт из года в год устойчиво
занимал предпоследнее место среди родственных вузов.
рассудил, что лучше уйти самому, чем дожидаться, пока тебя "уйдут", и
подобру-поздорову отбыл в теплые края.
ректорского кабинета, который счел непрестижно скромным. Кабинет отделали
дубовыми панелями и синтетической кожей, в стены встроили шкафы, пол во
всю ширь застлали ковром, мебель сменили. Смежное помещение (его прежде
занимал научно-исследовательский сектор) превратили в комнату отдыха,
соединенную с кабинетом скрытой - под панель - дверью.
обтянуты не только стены, но и потолок. Диван, кресла и стол на низких
ножках создавали интимную обстановку. Приглушенный свет подчеркивал
ощущение уюта.
сотрудников. Сидя в глубоком, покойном кресле, он позволял себе
расслабиться, разговор обычно носил доверительный характер, на столе часто
появлялись неиссякаемая коробка шоколадных конфет и чашечки кофе.
инцидента...
давно тревожил застой, царивший в институте, и когда Уточкин выступил с
программой предстоящих нововведений, он поддержал их. Ректор - это
чувствовалось - представлял, каким должен быть передовой вуз, улавливал
новые веяния, обладал широтой взгляда, отличающей прирожденного
администратора.
сказал тот Алексею Федоровичу чуть ли не при первом разговоре.
этого основания, то стоит ли обвинять его в карьеризме? Пусть будет
карьеристом, но для пользы дела!"
работу вузов, выбрал самые выигрышные по числу присуждаемых баллов и
сосредоточил на них максимум сил и внимания. Он ввел жесткую "разверстку":
если раньше кафедры сами решали, сколько запланировать заявок на авторские
свидетельства, научных статей, докладов на различного ранга конференциях,
то теперь цифры спускались сверху и "недостача" в конце года влекла за
собой взыскания.
ближайшего ориентира взял "среднеминистерские" баллы. В баллах выражали
даже возраст преподавателей. И он оказался выше, чем в среднем по
министерству (а в данном случае "выше" означало "хуже").
система замещения вакантных должностей не давала уволить преподавателя до
истечения пятилетнего срока. Но зато можно было отказать в переизбрании на
очередной срок. И вот, отработав пятнадцать лет, сорокалетний ассистент,
не сумевший за это время обзавестись ученой степенью и перейти в доценты
или старшие преподаватели, оказывался за бортом...
принимали вчерашних студентов. В этом усматривался свой резон: смены
поколений не избежать, так не лучше ли заблаговременно сделать ставку на
молодых?
думал Плотников. - Уходят те, кто мог работать еще не один десяток лет,
чей профессиональный опыт складывался годами. Ученая степень желательна,
кто против этого спорит? Но она еще не определяет квалификацию
преподавателя - можно быть перспективным ученым и никудышным педагогом".
чей возраст тоже снижал показатели института. И тогда Плотников выступил
на профсоюзной конференции:
столь большое значение для Игоря Валерьевича. Начну подыскивать другое
место работы!
Плотниковым и тогда еще здравствовавшим профессором-механиком,
насчитывалось всего пять обладателей высшей ученой степени. А процент
докторов наук был куда более весомым показателем, чем их возраст.
удостоился впервые приглашения в "будуар".
его найдем. Возможно, я допускаю тактические просчеты, но стратегия моя
правильна. Мне нужна ваша поддержка. И на меня вы тоже можете
рассчитывать. Чашечку кофе? Нина Викторовна, угостите нас!
хозяйка, налила в чашки густой ароматный напиток.
стратегические замыслы, Игорь Валерьевич, и в этом постараюсь вас
поддерживать. Что же касается тактических принципов, то здесь мы вряд ли
окажемся единомышленниками. Извините за прямоту, но не приучен ходить по
трупам.
воображению, Алексей Федорович! Вы, кажется, фантастикой балуетесь? А мне
вот некогда. Я как атлант, только у меня на загорбке не земной шар, а
институт.
нейтралитет. Уточкин, надо отдать ему должное, руководствовался не личными
симпатиями или антипатиями к человеку, а исключительно его нужностью,
ролью, которую тот мог и должен был сыграть в осуществлении
стратегического замысла. Плотников же, пользовавшийся у коллег неоспоримым
авторитетом, в шахматной партии Уточкина (по крайней мере, в ее дебюте)
занимал положение если и не ферзя, то уж, во всяком случае, одной из
тяжелых фигур.
сковывал их инициативы, что присуще недальновидным руководителям, а
напротив, всячески ее поощрял, переложив на приближенных наиболее
трудоемкие из собственных функций. Впрочем, он ни на минуту не выпускал из
рук бразды правления и не давал никому забыть подчиненной роли.
деятельности. Он нанес визиты директорам всех сколько-нибудь крупных
предприятий города, начав с мебельной фабрики, где договорился об
изготовлении "престижной" мебели для своего кабинета в обмен на
студенческую рабочую силу, в которой фабрика остро нуждалась.
ему вести в их отношении жесткую линию:
оборудованием, фондами на капитальное строительство, хоть борзыми щенками,
но баш на баш!
инстанции" пошли жалобы. Уточкина попробовали приструнить, но он твердо
стоял на своем, рискуя вдрызг испортить отношения с отцами города.
Уточкин рассчитался элитой - лучшими из выпускников. Среди заводчан
начался разброд: кадры нужны были всем, а попытка переломить строптивого
ректора явно терпела провал. Кто-то, а возможно, и он сам, пустил слух,
что у него "рука наверху". Авторитет Уточкина был окончательно закреплен.
пригласил со стороны трех новых профессоров, два доцента защитили
докторские.
рвением выделялся Иванчик. Вскоре после защиты он вошел в ближнее
окружение ректора. На последнем заседании институтского совета Уточкин,
улыбаясь, так что трудно было понять, в шутку это говорится или всерьез,
назвал его своей "правой рукой".
облике, появились новые, непредвиденные штрихи. Он словно бы стал выше
ростом, посматривал на окружающих свысока, исчезла его былая угодливость,
которая и раздражала, и вместе с тем подкупала профессора. Не осталось
следа и от безотказности, с коей он выполнял любое поручение шефа: теперь
Иванчик все чаще ссылался на загруженность факультетскими делами.