– Похожая информация пришла также из Лос-Анджелеса.
Гинзбург прищурился:
– Дай угадаю. Незадолго до вылета рейса Лос-Анджелес – Монреаль были убиты японцы.
– Двое.
– Она прячется от якудза?
– Или бежит.
– Но при чем здесь русские?
– Можно предположить, что она хотела сбежать в Москву.
– Значит, там есть кто-то, кто может ей помочь.
– Или это просто еще один пункт заметания следов, – хладнокровно заметила Сана.
– Босс, есть новости! – Дверь в кабинет приоткрылась, и Гинзбург недовольно посмотрел на своего помощника.
– В чем дело, Джозеф?
– Из аэропорта только что сообщили, что какие-то парни интересуются найденной на месте аварии статуэткой. Мне сказали, что эта статуэтка…
– Японцы? – в один голос выдохнули Балдер и Галли.
– Нет, – покачал головой Капуцерски. – Европейцы. Говорят, что работают на страховую компанию Ллойда.
– При чем здесь Ллойд? – Гинзбург недоуменно посмотрел на Балдера.
– Они говорят, что статуэтка застрахована, – продолжил Джозеф, – и требуют предъявить ее для опознания.
– Час от часу не легче. – Шеф нью-йоркского отделения заерзал в кресле. – Что думаете, Вольф?
Инопланетянин, статуэтка, русские, якудза, теперь еще страховая компания с мировым именем… Несчастный Самуэль окончательно потерялся. Поняв, что начальство в тупике, Балдер решительно обернулся к секретарю:
– Джозеф, где сейчас эти двое?
– Наши ребята сопровождают их в штаб-квартиру.
– Вы поступили абсолютно правильно. Документы они показывали?
– Да.
– Немедленно свяжитесь с Ллойдом, проверьте. Затем поднимите всю информацию, какую сможете, на этих двоих. По всем каналам! Полиция, армия, налоговая служба, таможня! Я хочу знать о них все!
Капуцерски покосился на босса.
– Делайте, что он велит! – рявкнул Гинзбург. – И подготовьте мой автомобиль – мы едем в штаб-квартиру!
* * *
Медицинский центр доктора Старостиной
Москва, Сущевский Вал,
6 сентября, пятница, 21.12
– Я так и думала, что встречу тебя здесь, – Екатерина Федоровна грузно опустилась в скрипнувшее кресло. – Работаешь допоздна?
– Интересная тема. – Олеся устало отбросила со лба непослушную прядь. – Ко мне обратился человек… Очень запущенный случай. Я применила эрлийский бальзам в сочетании с хворь-травой и получила весьма любопытный эффект. Его клетки среагировали на коктейль очень бурно и очень хорошо. Если я выявлю причину, то можно попытаться разработать принципиально новый антибиотик.
Олеся потерла веки.
– Замечательно, – старуха улыбнулась, – замечательно. У тебя еще много сил, Целитель.
– Не так много, как хотелось бы, – призналась Олеся.
– Но вполне достаточно, чтобы чувствовать себя счастливой.
– Нужной, – после паузы поправила ее молодая женщина. – Я чувствую себя нужной.
Екатерина Федоровна покачала головой.
– Я все вижу, Олеся. Я стара, но не глупа. – Она вздохнула. – Ты изменилась. За день или за два. Даже сейчас ты почти мертвая от усталости, но едва не светишься изнутри.
– У меня получается работа, – осторожно ответила врач. – Любимая работа. И это доставляет мне радость.
– Только это?
– Что вы имеете в виду?
Старуха отвернулась, не выдержав пристального взгляда красивых глаз Олеси, помолчала, но упрямо тряхнула головой:
– Ты понимаешь, что я имею в виду.
– А если не понимаю?
Екатерина Федоровна поджала губы, помолчала и нехотя спросила:
– Это из-за него?
– Вы имеете в виду Артема? – Олеся легко рассмеялась, подошла к старухе, присела на подлокотник кресла, ткнулась лицом в ее плечо. – Екатерина Федоровна, дорогая моя Екатерина Федоровна, он просто хороший мальчик.
– Он воин.
– Он совсем не похож на воина. Он умен, деликатен, можно даже сказать – нежен. – Олеся прикрыла глаза. – Он прекрасный собеседник. Знаете, Екатерина Федоровна, мне кажется, что мы понимаем друг друга с полуслова.
– Ты влюблена, – буркнула старуха. – Боже мой, Олеся, что ты делаешь с собой?
– А что я делаю? – В голосе молодой женщины скользнули холодные нотки, но она по-прежнему прижималась к плечу Екатерины Федоровны. – Вы знаете, что я делаю.
– В том-то и беда, что знаю, – вздохнула старуха. – Но чего мне стоит – знать.
– Что именно вызывает у вас большую боль? – тихо спросила молодая женщина. – Знание того, что я делаю сейчас, или знание всей моей истории?
Екатерина Федоровна вздрогнула.
– Сейчас уже поздно что-либо менять, – прошептала Олеся. – По-другому я не смогу.
– Наша слабость всегда была нашей силой, – едва слышно ответила старуха. – Принципы делают нас теми, кто мы есть. Ты потеряла душу и выбрала страшный путь, чтобы вернуть ее, но помни – это всего лишь путь. Когда ты пройдешь по нему, перед тобой откроются две дороги.
– Одна, – перебила ее молодая женщина, – только одна дорога, Екатерина Федоровна, поверьте, мне не нужны другие. Я хочу вернуться на свою дорогу.
– Но Артем…
– Он хороший, очень хороший мальчик. – Олеся еще теснее прижалась к старухе. – Верьте мне, Екатерина Федоровна, он просто хороший мальчик. Ничего более.
– Ты позволила себе влюбиться.
Молодая женщина не ответила.
– Я не осуждаю тебя, дорогая, такие вещи невозможно контролировать, но им это не понравится.
– Ну и пусть!
– Неужели? – Старуха посмотрела в ореховые глаза Олеси. – Тебе безразлично их мнение?
– Главное для меня – ваше мнение. А вы меня не осуждаете.
Екатерина Федоровна тяжело вздохнула, нахмурилась и тихо попросила:
– Не приходи завтра на юбилей.
– Почему? – Олеся удивленно посмотрела на старуху. – Я собиралась.
– Там будут все. Не приходи. Я не хочу, чтобы ты это слышала.
* * *
Штаб-квартира ФБР
США, Нью-Йорк, 6 сентября, пятница,
15.39 (время местное)
Они сидели в небольшой, скудно обставленной комнате для допросов. Спокойно, невозмутимо, не переговариваясь друг с другом. Молодой, с приятным, но незапоминающимся лицом, рассеянно чертил пальцем по блестящей поверхности стола. Второй, широкоплечий, скрестил руки на груди и, казалось, дремал. На обоих дорогие, но неброские костюмы, белоснежные сорочки и элегантные галстуки. Их можно было принять и за брокеров с Уолл-стрит, и за дипломатов. И за сотрудников Ллойда.
Гинзбург отвел взгляд от монитора, на который передавала изображение скрытая камера, и задумчиво кашлянул:
– Документы проверили?