встать, смотрела на нее блуждающим взором, сделала ей два реверанса и,
произнеся по-немецки очевидно заранее приготовленную и заученную речь,
поцеловала ее в лоб. Бедная девушка, похолодев, как мрамор, подумала,
что это поцелуй самой смерти, и, чуть не падая в обморок, еле внятно
пробормотала слова благодарности.
удалилась в гостиную, а Амелия разразилась громким смехом.
королевы Либуше! Успокойтесь! Это канонисса - моя тетка, скучнейшее и
вместе с тем добрейшее существо в мире.
ди себя скрип огромных венгерских сапог. Пол буквально задрожал под тя-
желыми, размеренными шагами, и грузный человек с такой квадратной и баг-
ровой физиономией, что рядом с нею лица слуг казались бледными и тщедуш-
ными, молча прошел через зал и вышел через большую дверь, которую они
почтительно распахнули перед ним. Консуэло снова содрогнулась, а Амелия
снова расхохоталась.
мый большой соня и наилучший из отцов. Он только что пробудился от свое-
го послеобеденного сна в гостиной. Ровно в девять часов он встает с
кресла и, совсем сонный, ничего не видя и не слыша, проходит через этот
зал, поднимается в полусне по лестнице и, не сознавая ничего, ложится в
постель. Завтра с рассветом он проснется бодрый, оживленный, деятельный,
как юноша, и начнет энергично готовить к охоте собак, лошадей и соколов.
Он тоже был толст, но мал ростом и бледен, как все люди лимфатического
склада. Созерцательная жизнь не подходит для тяжеловесных славянских на-
тур, и полнота священнослужителя была болезненна. Он ограничился тем,
что почтительно поклонился баронессе и ее гостье, сказал что-то тихо
слуге и скрылся в ту же дверь, куда вышел барон. Тотчас же старик Ганс и
один из тех автоматов, которых Консуэло не в состоянии была отличить
друг от друга, до того они были во всем одинаковы, могучи и степенны,
направились в гостиную. Не будучи в силах притворяться, будто она ест,
Консуэло обернулась, провожая их глазами. Но прежде чем слуги дошли до
двери, на пороге появилось новое существо, поразительнее всех прежних:
то был молодой человек высокого роста, с необыкновенно красивым, но
страшно бледным лицом, одетый с головы до ног во все черное. Роскошная
бархатная накидка, отороченная куньим мехом, была скреплена на его пле-
чах золотыми застежками. Длинные, черные как смоль волосы в беспорядке
свисали на его бледные щеки, обрамленные вьющейся от природы шелковистой
бородкой. Он сделал слугам, которые двинулись было ему навстречу, пове-
лительный жест, и те, отступив, остановились неподвижно, словно прико-
ванные его взглядом. Затем, обернувшись к графу Христиану, шедшему за
ним, он проговорил певучим голосом, в котором чувствовалось необычайное
благородство:
кое свершилось в моей судьбе, и небесная благодать снизошла на наш дом.
как бы для благословения.
шись, с кротким, ясным лицом дошел до середины комнаты, слегка улыбнулся
Амелии, едва коснувшись пальцами протянутой ею руки, и несколько секунд
пристально смотрел на Консуэло. Проникнувшись невольным уважением к не-
му, Консуэло поклонилась, опустив глаза. Он же, не отвечая на поклон,
продолжал смотреть на нее.
которая...
те ходу моих мыслей"; потом вдруг отвернулся и, не проявив ни удивления,
ни любопытства, медленно вышел через большую дверь.
рите по-немецки, а ведь синьора не знает этого языка.
ворила на нескольких языках, так как много путешествовала, и немецкий
язык я еще помню настолько, чтобы все прекрасно понимать. Правда, я не
решаюсь заговорить на нем, но если вы дадите мне несколько уроков, я
уверена, что скоро с ним справлюсь.
все понимаю, что говорит синьора, а говорить сама на ее языке не могу.
Но раз она меня понимает, я хочу просить ее извинить невежливость моего
племянника, не ответившего на ее поклон, ибо этот молодой человек сегод-
ня сильно занемог и после случившегося с ним обморока еще так слаб, что,
верно, не заметил ее... Не так ли, братец? - прибавила добрая Венцесла-
ва, смущенная своей ложью и ища оправдания в глазах графа Христиана.
равдать моего сына. Но пусть синьора не удивляется ничему. Завтра мы ей
все объясним с той откровенностью, с какой мы вполне можем говорить с
приемной дочерью Порпоры и, надеюсь, в ближайшем будущем - другом нашей
семьи.
такой образцовый порядок, что, вздумай молодые девушки засидеться у сто-
ла, слуги, казавшиеся настоящими машинами, были бы способны, пожалуй, не
обращая внимания на их присутствие, вынести их стулья и погасить свечи.
Консуэло к тому же жаждала уйти к себе, и Амелия проводила гостью в на-
рядную, комфортабельную комнату, которую она велела приготовить рядом со
своей собственной.
лия, когда канонисса, исполнив долг любезной хозяйки, вышла из комнаты.
- Мне не терпится познакомить вас со всем, что тут у нас происходит, до
того, как вам придется столкнуться с нашими странностями. Но вы, навер-
но, так устали, что больше всего хотите отдохнуть.
разбита, но состояние у меня такое возбужденное, что, боюсь, я всю ночь
не сомкну глаз. Поэтому вы можете говорить со мной сколько угодно, но
только по-немецки. Это будет мне полезно, а то я вижу, что граф и осо-
бенно канонисса не очень сильны в итальянском языке.
тель, а я в это время пойду накину капот и отпущу горничную. Потом я
вернусь, сяду подле вас, и мы будем говорить по-немецки до тех пор, пока
вам не захочется спать. Согласны?
ления к задуманному разговору. - Однако я до сих пор не знаю вашего име-
ни, - улыбаясь, прибавила она. - Пора бы нам отбросить все титулы цере-
монии: я хочу, чтобы вы меня звали просто Амелией, а я вас буду назы-
вать...
Мой добрый учитель Порпора, отправляя меня сюда, приказал мне называться
его именем: покровители и учителя обычно поступают так по отношению к
своим любимым ученикам; и вот отныне я разделяю честь носить его имя с
великим певцом Убером: его зовут Порпорино, а меня - Порпорина. Но это
слишком длинно, и вы, если хотите, зовите меня просто Нина.
шайте: мне надо рассказать вам довольно длинную историю, ибо, если я не
углублюсь в далекое прошлое, вы никогда не сможете понять всего, что
творится в нашем доме.
вам, что я не получила никакого образования. Единственное, что я немного
знаю, это историю музыки; что же касается истории Богемии, то она так же
мало известна мне, как и история всех других стран мира.
необходимо знать, чтобы понять мой рассказ. Триста с лишком лет тому на-
зад угнетенный и забитый народ, среди которого вы теперь очутились, был
великим народом, смелым, непобедимым, героическим. Им, правда, и тогда
правили иностранцы, а насильно навязанная религия была ему непонятна.
Бесчисленные монахи подавляли его; развратный, жестокий король издевался
над его достоинством, топтал его чувства. Но скрытая злоба и глубокая
ненависть кипели, нарастая, в этом народе, пока наконец не разразилась
гроза: иностранные правители были изгнаны, религия реформирована, монас-
тыри разграблены и уничтожены, пьяница Венцеслав сброшен с престола и
заключен в тюрьму. Сигналом к восстанию была казнь Яна Гуса и Иеронима
Пражского - двух мужественных богемских ученых, стремившихся исследовать
и осветить тайну католицизма. Они были вызваны на церковный собор, им
обещана была полная безопасность и свобода слова, а потом их осудили и
сожгли на костре. Это предательство и гнусность так возмутили народное
чувство чести, что в Чехии и в большей части Германии сейчас же вспыхну-
ла война, длившаяся долгие годы. Эти кровавые войны известны под назва-
нием гуситских. Бесчисленные и безобразные преступления были совершены с
обеих сторон. Нравы были жестоки и безжалостны в то время по всей земле,
а политические раздоры и религиозный фанатизм делали их еще более свире-
пыми. Чехия являлась для Европы олицетворением ужаса. Не буду волновать
вас описанием тех страшных сцен, которые здесь происходили: вы и без то-
го подавлены видом этой дикой страны. С одной стороны - бесконечные
Андреев Николай
Свержин Владимир
Сертаков Виталий
Посняков Андрей
Жюль Верн
Шилова Юлия