по первому разу оттра-ханы, и отдыхающие занялись своими делами. Порево не
спеша мокло под музыку в пузырящейся воде бассейна, Сенька Стриж неторопливо, с
чувством, наполнял баяны "меловой гутой"(2), а атаман Гнилой лежал, вытянув во
всю длину жилистые, с набитыми на коленях восьмиконечными звездами, ноги и
думал думу.
при разборках с пером в руке отстаивал жизнь и честь свою, но всегда он
старался жить "по понятиям", как учили. Натаскивал же старый вор Рашпиль его
строго. Помнится, к началу восьмидесятых Гнилой держал уже пол-Питера, кликуху
его знали от Мурмары до Архары... Тогда считалось западло наводить коны с
ментами погаными, а уж чтобы в доле с ними работать - так Боже упаси от такого
форшмака! Да и "помидоры" с "комсюками"(3) крепко держались за кормушку, кроме
однокорытников никого к ней не подпускали, вот и приходилось людям нормальным
урывать свое то силой, то хитростью. Но это было честно.
большие бабки. Вспомнив, что его, законного вора, держат теперь даже не за
бойца, а просто шестеркой-мокрушником, Гнилой заскрежетал всеми своими фиксами.
От мрачных мыслей отвлек его Сенька Стриж, доложивший, что дурмашины на взводе.
Глядя на идущую поперек его живота надпись: "Работает круглосуточно", атаман
взял шприц, ловко попал иглой себе в дорогу и хмуро буркнул:
клеточке, вывеска, обычно мрачная, подобрела. Сенька Стриж кивнул, дружески
ощерился и пошел к мокнувшим в бассейне красавицам:
сорвется... Ни от чего не отказываются... Ему припомнилось, что и ширяться-то
он начал, когда появилась эта гнида Шаман, а вслед за ним прорезались менты да
прочая шушера. Не до понятий стало. Он открыл глаза и, чувствуя, как тело
становится легким и свободным, одним движением поднялся на ноги. Неуемная
энергия переполняла его и, шумно бросившись в бассейн, Гнилой начал с понтом
осуществлять заплыв. Кореша, уже вовсю жарившие своих дам в прозрачной
зеленоватой воде, лыбились и орали:
"заявлять", и, чтобы шкура не забывалась, Гнилой поволок ее в бильярдную. Место
это было славное - с удобными, обтянутыми зеленым сукном столами, с зеркальным
потолком, в (котором отражалось все, на этих столах происходящее. Прижав
возмутительницу спокойствия спиной кверху между луз, главнокомандующий
потешился - вначале долго трахал ее обычным манером, затем с помощью кия, а
после уж бильярдным шаром - не забывай, сука, что сделал Бог тебя из ребра!
дошли до потребных кондиций. Он снял с "девятки" бачок смывателя и направился
ко входу в баню, где за стеклом висела красноречивая табличка "Спецпомыв".
Вежливо постучался и, узрев недобрую рожу дежурного, заманчиво так помахал
полтинником:
понимания и дверь без промедления открылась:
тело, зашел внутрь и, задвинув засов, прислушался. Где-то слышался плеск воды,
раздавались блаженные стоны, кто-то смачно, словно застоявшийся жеребец, ржал -
словом, веселье было в самом разгаре.
ему в рот кляп и, аккуратно перекантовав тело на диван, направился в
предбанник. Тот был солидных размеров и состоял из двух частей - раздевалку
отделяла от комнаты отдыха перегородка. Миновав русскую парную, сауну и душевые
кабинки, Сарычев добрался наконец до бассейна и, приоткрыв дверь, глянул в
щелочку.
усиленно и разнообразно трахали трио хохочущих баб. Глядя на них, майору
подумалось, что собачья свадьба - это возвышенное и одухотворенное действо.
Главного, однако, здесь не было, но, услышав громкие женские крики откуда-то
сверху, Александр Степанович понял, что тот отдыхает в отдельном кабинете. И
весьма активно...
обращением, извернулась и, раскровянив острыми ногтями атамановы бейцалы,
попыталась сделать ноги. Тот, подобно раненому тигру, настиг ее и принялся
конкретно учить уму-разуму, стараясь попасть по соскам и знаку качества на
лобке. Пары в бассейне замерли, с хохотом внимая происходившему наверху, и
появление Сарычева было для них неожиданно. А тот пристально посмотрел на
отдыхающих и твердо, голосом Яромудра, велел:
стремительно рассекать водную гладь. Доплыв до конца дорожки, они развернулись
и, словно заведенные, рванули обратно... В это время на лестнице раздались
быстрые шаги и показалась строптивая красотка, преследуемая раненым атаманом.
От ее былой красоты и шарма не осталось н следа. Нос был расквашен, левый глаз
заплыл, по бедру расплывался синевой огромный кровоподтек. Следом несся злой,
как черт, Гнилой с окровавленным кием наперевес. Картина впечатляла...
направление, попытался с ходу воткнуть длинную деревянную палку майору в глаз.
- Сдохни!
ботинка атаману в подраненный пах, в такт движению добавил ладонью в лоб, и тут
случилось непредвиденное.
вонзила острие Гнилому в спину.
непроизвольно шевельнул рукой, и лакшовка опустилась на кафельный пол. Секунду
спустя рядом с ней очутился хрипящий атаман. Изо рта его пузырями выходила
кровь, однако взгляд был осмыслен и преисполнен ненависти.
рта побежал кровавый Ручеек. - Чтобы, гнида в перьях, нос свой не совал...
на него с интересом: - О Шамане расскажи.
ощерился и, плюясь красным, выдохнул с бешеной злобой:
прошептал свистяще: - Да Шаман тебя уроет в шесть секунд. Ты вначале со своими
лягашами разберись, есть там один высоковольтный из кадров. Он тебя и сдал. Вот
у него и спроси насчет Шамана...
вздрогнул и затих.
пошел прочь. Было слышно, что групповой заплыв находится в самом разгаре.
службы Михаил Васильевич Помазков уныло глянул сквозь тонированное стекло
"форда" на уличную сутолоку. Да, вот она, суета сует и всяческая суета...
Чувствуя, что опять поплохело, он сглотнул тягучую слюну, однако держался с
достоинством, пока не блевал. Урод-водила врубил на всю катушку буржуазную
печку, и, ощущая, как его долготерпению приходит конец, генерал открыл окно и
подставил красную, разгоряченную харю упругим струям ветра. О Господи, куда ты,
юность прежняя, девалась? Михаил Васильевич, вспомнив себя молодым и красивым
инструктором райкома ВЛКСМ, горестно вздохнул, прикрыл мутные после вчерашнего
глаза.
организаций! Поработав головой, всегда можно было урвать свою долю от пирога
социализма, а уж отдыхать-то комсомольский авангард умел. Вспомнив емкости с
кристально-чистой, подобно слезе, водочкой стоимостью четыре рубля двенадцать
копеек, машинистку Катю, родной письменный стол, на котором, собственно,
веселье и происходило, генерал скривил несколько одутловатую физиономию и с
внезапной экспрессией вскричал:
принял вправо и припарковался, а несчастному Михаилу Васильевичу пришлось
бежать за киоск... Услышав звуки тягостные, утробные, граждане ускорили шаги, а
люди сердобольные и набожные истово перекрестились. Эка как его, болезного... С
третьей попытки чекисту полегчало, и, утерев пасть рукавом расшитого золотом
мундира, он таки продолжил нелегкий свой путь. Желудок его трепыхался у самого
горла, мысли были тяжелы, словно жернова...
поохотиться, например. Как славно было в прошлом году в Тюмени! Начальник
местного УВД, прогибаясь перед проверяющими, исхитрился и лично посадил медведя
на "пальму"(1). Пока глупый топтыгин ловил брошенную ему в морду шапку, ловкие
чекистские руки распороли ему брюхо клинком, и долго потом сидел косолапый в
снегу, запихивая обратно в рану покрытые паром внутренности, ревел, медленно
сдыхая, - вот умора-то! Но на этом веселье тогда не закончилось. Зэки сварили
Березин Федор
Посняков Андрей
Сертаков Виталий
Маккефри Энн
Шилова Юлия
Шилова Юлия