так о чем, бишь, я?..--думала она.--Девяносто лет... Как теперь подхватить
ту ниточку и воскресить тот давний сон?-- Она высунула из-под одеяла
высохшую руку.--А, вот.., Да, вот оно". Она улыбнулась. Повернула голову на
подушке, погружаясь глубже в теплый, пушистый снег. Вот так-то лучше. Да,
теперь он снова возникал в ее памяти, спокойно и безмятежно, как тихое море,
что плещет о бесконечный, вечнозеленый берег. И вот давний сон теплой волной
коснулся ее, и поднял из снежного сугроба, и бережно понес над забытой уже
кроватью.
комнаты и коридоры. Слышно, как по всему дому идет неугомонная жизнь.
в жизни, это правильно, все так и должно быть.
x x x
Баночка размером в четверть литра, точно повисшая в воздухе, переливалась
множеством мерцающих огоньков. В этом мертвенно-бледном сиянии торжественно
светились глаза Дугласа. Он так загорел, что его лицо и руки совсем
растворились в темноте, а ночная сорочка казалась бесплотным видением.
Ну вот, а если тут будет стоять банка со светлячками, все подумают, что это
просто коллекция.
банку на ночной столик, взял карандаш и стал усердно писать что-то в своем
блокноте. Светлячки горели, умирали, снова горели и снова умирали, в глазах
мальчика вспыхивали и гасли три десятка переменчивых зеленых огоньков, а он
все писал -- десять минут, двадцать, черкал, исправлял строчку за строчкой,
записывал и вновь переписывал сведения, которые так жадно, второпях копил
все лето. Том лежал и как завороженный не сводил глаз с крохотного живого
костра, что вздрагивал, полыхал и замирал в банке, и наконец так и уснул,
опершись на локоть, а Дуглас все писал и писал. На последней странице он
подвел итог всему.
или даже остаются недоделанными... или кончают свою жизнь в гараже...
столько-то миль и с такой-то быстротой, а потом земля опять тянет тебя
вниз...
уж и рельсов нет, и дальше ему идти некуда...
грудь воздуха и опять, стиснув зубы, выдохнул его. ЗНАЧИТ, он дописал
огромными, жирными буквами:
МОГУТ УЙТИ НА ВРЕМЯ ИЛИ НАВСЕГДА, ИЛИ ЗАРЖАВЕТЬ, ИЛИ РАЗВАЛИТЬСЯ, ИЛИ
УМЕРЕТЬ, И ЕСЛИ ЛЮДЕЙ МОГУТ УБИТЬ, И ЕСЛИ ТАКИЕ ЛЮДИ, КАК ПРАБАБУШКА,
КОТОРЫЕ ДОЛЖНЫ ЖИТЬ ВЕЧНО, ТОЖЕ МОГУТ УМЕРЕТЬ... ЕСЛИ ВСЕ ЭТО ПРАВДА...
ЗНАЧИТ, Я, ДУГЛАС СПОЛДИНГ, КОГДА-НИБУДЬ... ДОЛЖЕН...
последний раз и погасли.
сегодня писать не стану. Не стану, не хочу кончать про это сегодня.
за руку, и Том со вздохом повалился на подушку.
оживила, в банке снова засветились холодные огоньки. Он поднял ее так, чтобы
мерцающий свет падал на его блокнот. Надо было дописать самые окончательные,
последние слова. Но он не стал их писать, а подошел к окну и распахнул раму
с москитной сеткой. Потом отвинтил крышку банки и каскадом бледных искр
высыпал светлячков в безветренную ночь. Они расправили крылышки и улетели.
сумерек в истории умирающего мира. Они выскользнули у него из рук как
последние обрывки теплившейся надежды. Темнота окутала его лицо и все тело,
темнота хлынула внутрь. Он остался опустошенный, как банка из-под
светлячков, которую он, сам того не замечая, положил с собой в кровать,
когда пытался заснуть...
таяло в карнавальном блеске лета, зябло в призрачных ветрах зимы, уголки губ
приподнялись в улыбке, крючковатый восковой нос навис над бледно-розовыми,
морщинистыми восковыми руками, навсегда застывшими над раскинувшейся веером
колодой старинных карт. Колдунья Таро! Восхитительное имя! Колдунья Таро.
Сунешь в серебряную щель монетку, и где-то далеко внизу, в самой глубине,
внутри хитроумного механизма что-то застонет, заскрипит, повернутся какие-то
рычажки, завертятся колесики. И колдунья в стеклянном ящике поднимет голову
и ослепит тебя одним острым как игла взглядом. Неумолимая левая рука
опустится и скользнет по картам, словно перебирая таинственные квадратики --
черепа, чертей, висельников, пустынников, кардиналов и клоунов, и голова
склонится низко-низко, точно вглядываясь: что они тебе сулят, карты,--горе,
убийство, надежду или здоровье, возрождение по утрам и новую смерть каждый
вечер? Потом она тонким паутинным почерком выведет что-то на одной из карт и
выпустит ее, и карта порхнет по крутому желобу прямо тебе в руки. И тут
колдунья сверкнет в тебя на прощанье уже тускнеющими глазами и вновь
застынет в своей неизменной стеклянной скорлупе на долгие месяцы и годы,
пока новая медная монетка не возродит ее, всеми забытую, снова к жизни.
Сейчас, мертвая и восковая, она, казалось, неохотно ждала приближения двух
братьев.
глядеть на нее?
что потому кончается на "у".
сыплет снег, только никто его не видит.
упал мертвым. Дуглас вскрикнул. За несколько лет у него на глазах
застрелили, повесили, сожгли, уничтожили миллион ковбоев. Но сейчас, когда
убили этого человека...
никогда не будет ничего делать, думал Дуглас. Сейчас он уже холодеет. Зубы
Дугласа выбивали дробь, сердце стучало медленно и трудно. Он изо всех сил
зажмурился, его трясло от беззвучных подавленных рыданий.
смеялись и улюлюкали мертвецу, как будто он был еще живой. Дуглас и мертвец
отплыли в лодке, а ярко освещенный берег остался позади, и там бегали,
прыгали и бесновались остальные, не зная, что лодка с Дугласом и мертвецом
плывет, плывет все дальше, уже уплыла в темноту. Дуглас с плачем побежал в
пахнувшую известью мужскую комнату, и там его вырвало -- точно огненные
струи трижды обожгли ему горло.
умерли этим летом... Полковник Фрилей умер! А я этого раньше толком и не
понял. Почему? И прабабушка тоже умерла. По-настоящему умерла-- и кончено. И
это еще не все... (Он запнулся.) А я? Нет, они не могут убить меня!
"Да,--сказал голос внутри,-- да, могут, стоит им только захотеть, как ни
брыкайся, как ни кричи, тебя просто придавят огромной ручищей, и ты
затихнешь..." Я не хочу умирать, беззвучно закричал Дуглас. "Все равно
придется,--сказал голос внутри,--хочешь не хочешь, а придется".
ненастоящие дома, и люди двигались так медленно, словно затонули в
ослепительных тяжелых волнах чистого горящего газа, и Дуглас думал: никуда
не денешься, пора, надо идти домой и дописать в блокноте последнюю строчку:
КОГДА-НИБУДЬ Я, ДУГЛАС СПОЛДИНГ, ТОЖЕ ДОЛЖЕН УМЕРЕТЬ...
его стало биться спокойнее, и он увидел Галерею и на обычном месте, в
прохладной пыльной тени, странную восковую колдунью, и под пальцами у нее--
людские судьбы. Проезжавшая машина бросила на Галерею сноп лучей, метнулись
тени, и Дугласу показалось, что восковая кукла быстрым кивком позвала его.
теперь-то уж с ним ничего не может случиться. И, конечно, надо показать ее
Тому.