Чтение 36–й страницы книги ~Бог-Император Дюны~

запрещать, когда большинство придворных, да и Рыбословши, знают или
подозревают, - что Бог Император торгует с Иксом, получая от него
запретные механизмы?

Я начинаю ненавидеть воду. Кожа песчаной форели -

движитель моей метаморфозы - усвоила чувствительность Червя.

Монео и многие другие из гвардии знают о моем отвращении.

Лишь Монео подозревает правду: что это - важная веха,

очередной перевал на моем пути. Мне ощутим в этом мой конец

- еще не скорый, по меркам Монео, но, по-моему, достаточно

близкий. В дни Дюны песчаная форель тянулась к воде, на

ранних стадиях нашего симбиоза это представляло проблему.

Силой моей воли я справился с этой тягой, наступил период,

когда мы достигли равновесия. Теперь я должен избегать воду,

потому что нет больше песчаной форели, кроме той, что

составляет мою кожу, полупрогруженная в спячку. Без форели,

необходимой, чтобы опять превратить этот мир в пустыню, не

возникнет снова Шаи-Хулуд; песчаный червь не способен

развиться, пока земля не обезвожена до предела. Я - их

единственная надежда.

Украденные дневники

Перевалило за полдень, когда Королевское шествие вступило, наконец,
на последний склон перед предместьями Фестивального Города. Улицы были
заполнены приветствующими их толпами, сдерживаемыми цепочками Рыбословш,
обладающих медвежьей хваткой, в зеленых атридесовских мундирах, со
скрещенными и сомкнутыми боевыми дубинками. При приближении королевской
свиты над толпой поднялась буря криков. А затем начали напевно
скандировать Рыбословши:

- Сиайнок! Сиайнок! Сиайнок!

Эхо отдавалось между высокими зданиями. Скандируемое слово произвело
странный эффект на толпу, не понимающую его смысла: молчание разлилось над
затопленным народом проспектом, и лишь гвардия продолжала скандировать.
Люди в благоговейном страхе смотрели на вооруженных женщин, охранявших
королевский проход и напевно скандировавших, не отрывающих при этом глаз
от лица Владыки, движущегося мимо них.

Айдахо, шедший вместе с Рыбословшами позади королевской тележки,
впервые услышал это напевное скандирование и почувствовал, как у него
волосы дыбом встают на затылке.

Монео шел рядом с тележкой, не глядя ни вправо, ни влево. Некогда, по
случаю, он спросил Лито о значении этого слова. Они находились тогда в
палате аудиенций Бога Императора под центральной площадью Онна, Монео был
совершенно изможден после долгого дня обустройства высоких гостей и
сановников, понаехавших в несметных количествах на торжества

Фестиваля, проходившего каждые десять лет.

- Только один ритуал дан мною моим Рыбословшам, - сказал ему тогда
Лито.

- И что же скандирование этого слова может иметь общего с Твоим
ритуалом, Владыка?

- Ритуал называется Сиайнок - праздник Лито. Это поклонение моей
персоне в моем присутствии.

- Древний ритуал, Владыка?

- Этот ритуал был у Свободных еще до того, как они стали Свободными.
Но ключ к секретам Фестиваля исчез вместе со смертью прежних хранителей.
Теперь только я им владею. Я возродил Фестиваль по-своему, ради моих
собственных целей.

- Значит, Музейные Свободные не пользуются этим ритуалом?

- Никогда. Он - мой и только мой. Я провозгласил вечное право на него
- потому что я и есть этот ритуал.

- Это странное слово, Владыка. Я никогда не слышал подобного.

- Оно имеет много значений, Монео. Сохранишь ли ты их в тайне, если я
их тебе поведаю?

- Как велишь, Владыка!

- Никогда не доверяй его другому. И никогда не открывай Рыбословшам,
что я тебе это поведал.

- Клянусь, Владыка.

- Очень хорошо. Сиайнок означает воздание почестей тому, кто говорит
искренне. И сохранение памяти о нем.

- Но, Владыка, разве искренность не предполагает на самом деле, что
говорящий верит... обладает верой в сказанное им?

- Да, но слово Сиайнок содержит также понятие света, проясняющего
реальность. Ты продолжаешь проливать свет на то, что видишь.

- Реальность... это очень двусмысленное слово, Владыка.

- Разумеется! Но Сиайнок также означает бродильную закваску потому
что реальность - или вера, будто знаешь реальность, что на самом деле есть
одно и тоже - это то, на чем всегда заквашено мироздание.

- И все это в одном слове, Владыка?

- И даже более! Сиайнок содержит также призыв к молитве и имя
ангела-учетчика Сихайи, допрашивающего только что умерших.

- Огромное бремя для одного слова, Владыка.

- Слово может выдержать любое бремя, какое мы захотим.

Все, что требуется - договоренность и традиция, вот фундамент, на
котором мы строим значения слов.

- Почему я не должен говорить об этом с Рыбословшами, Владыка?

- Потому, что это слово, сохраняемое для них. Они против того, чтобы
я доверял это слово любому мужчине.

Сейчас, когда Монео входил рядом с королевской тележкой в
Фестивальный Город, губы его поджались в тонкую линию при этом
воспоминании. С тех пор, как Лито объяснил ему значение этого слова, он не
раз слышал, как Рыбословши скандировали его при приближении Бога
Императора. И даже добавил к этому странному слову свои собственные
значения.

"Оно означает тайну и престиж. Оно означает власть. Оно подразумевает
дозволение действовать во имя Бога."

- Сиайнок! Сиайнок! Сиайнок!

Это слово царапало слух Монео.

Они уже основательно углубились в город, почти дошли до центральной
площади. Полуденное солнце следовало по Королевской Дороге вслед за
процессией, освещая ее путь. Многоцветные одежды горожан ярко вспыхивали в
солнечном свете, озарявшем запрокинутые лица стерегущих проход Рыбословш.

Айдахо, шедший рядом с тележкой, встревоженно насторожился, когда
началось скандирование, но потом его тревога улеглась. Он спросил одну из
Рыбословш рядом с ним, что это слово значит.

- Это слово не для мужчин, - ответила она. - Но иногда Владыка
причащает к Сиайноку какого-нибудь Данкана.

Какого-нибудь Данкана! Он уже спрашивал об этом Лито. Ему не
нравились таинственные недомолвки.

Айдахо осматривался с любопытством туриста, скандирование отступило в
его мозгу на задний план. Ему припомнилось, как, готовясь к исполнению
своих обязанностей командующего, он запросил сведения об истории Онна, и
испытал такую же странную радость, как и Лито, что город стоит на реке
Айдахо.

Они находились тогда в одной из просторных палат Твердыни, в открытом
утреннему свету помещении. На широких столах которых, архивариусы
Рыбословш разложили карты Сарьера и Онна. Лито въехал на своей тележке на
пандус, с которого ему было удобно смотреть на карты. Айдахо, стоя у
заваленного картами стола, разглядывал план Фестивального Города.

- Странный проект для города, - задумчиво пробормотал Айдахо.

- У него есть только одно предназначение - публичное лицезрение Бога
Императора.

Айдахо поглядел на сегментированное тело на тележке, перевел взгляд
на тонущее в рясе этого тела лицо. Подивился, сможет ли он когда-нибудь
легко и просто смотреть на эту странную фигуру.

- Но Фестивали - только раз в десять лет, - сказал Айдахо.

- И Великое Причастие, да.

- И ты просто закрываешь этот город от Фестиваля до Фестиваля?

- Здесь находятся посольства, конторы торговых фирм, школы Рыбословш,
службы порядка, школы и библиотеки.

- Какую площадь они занимают? - Айдахо постучал по карте костяшками
пальцев. - Самое большее, десятую часть города? - Даже меньше десятой.

Взгляд Айдахо задумчиво блуждал по карте.

- А есть ли другие цели в этом проекте, государь?

- Доминирующая цель - необходимость публичного лицезрения моей
персоны.

- Здесь должны быть клерки, правительственные работники, даже простые
служащие. Где они живут?

- В основном, в пригородах.

Айдахо указал на карту.

- Это многоярусные апартаменты?

- Обрати внимание на балконы, Данкан.

- Вокруг всей площади, - Айдахо наклонился поближе, вглядываясь в
карту. - Площадь имеет два километра в диаметре!

- Обрати внимание, балконы идут ступенями, поднимаясь до кольца
верхних помещений, Элита располагается в верхних помещениях.

- И все они могут глядеть на тебя, когда ты на площади?

- Тебе это не нравится?