когда мы проезжали через серый дождь и лачуги Анкурума.
на степняка и его женщину, но это и все. В конечном итоге из дождя выросли
стены и ворота, и, выехав из них, мы оказались среди предгорий, в дикой их
части, заросшей высокими деревьями. Вот в этот-то лес мы и въехали. Через
него протекала небольшая речка, пенившаяся под дождем на серых камнях.
уплывшую вниз по течению после того, как я переломила древко. Маггура,
должно быть, уже повесили. Его шея - такая крепкая - сломает ли ее
веревка? Или он умрет медленной смертью от удушья?..
раз заговорил со мной.
горная пещера, которая укроет нас от плача небес.
что мы говорим на племенном языке.
Звезды?
большими, на ресницах застряли капли воды. Я немного проехала вперед, пока
не приблизилась к нему, достаточно приблизилась, чтобы коснуться его.
взгляд, показывая на вьючную лошадь. - У меня там твоя мужская одежда,
твои ножи и лук. Не страшись бесчестья от пребывания со мной. Многие воины
присоединяются к моему копью. То, что я сделал - связано с расхождением
между законом моего вождя и моим собственным.
поеду с тобой к пещере. Я очень устала.
хребта. Асутоо развел неподалеку от входа костер и сгорбился там,
подкармливая оранжевые языки, пока я сбрасывала грязный черный бархат, и
натягивала одежду, которую носила разбойницей. Имелось и отличие - рубашка
была черной, а не многоцветной, и Асутоо не привез никаких драгоценностей
- ни золотых колец, ни бус, ни даже драгоценного нефритового ожерелья. Но
он привез мои ножи и лук, и тот длинный нож, который я добыла при
ограблении каравана. Я извлекла его из малиновых бархатных ножен и
повернула клинок так, что серебряный леопард запрыгал при свете костра.
он не ответил мне взглядом. Вместо этого он смотрел на серебряного
леопарда, сверкавшего на клинке, когда я поворачивала его. Белый свет
вспыхивал и тускнел, вспыхивал и тускнел. Через некоторое время я тихо
проговорила: - Асутоо, - и он почти сонно поднял голову и посмотрел мне в
глаза, и я удержала его взгляд. - А теперь скажи мне, Асутоо, брат мой,
почему ты изгой?
выражающим, но взгляд был полон застывшего ужаса. Он не мог вырваться из
моего плена. Мои глаза были белыми змеями, уже парализовавшими его своим
ядом.
дружбы, но все же отдал его в руки врагов. Жрецы крарла наложат за это на
меня наказание во искупление, но они поймут нужду в содеянном.
женщиной, если она сама того не дозволит. Дарак взял ее без чести, а она
ушла с радостью. Он бы пролил всю ее кровь воина, не оказывая ей никакого
почета. Я, Асутоо, сын вождя, никогда не позволил бы ей скакать в бой
раньше меня, и не волок бы за поводья ее коня. И он одел ее в женское
платье, словно любую девушку из шатров, в белое платье - даже ту, которая
ехала с ним на колеснице. Он сделал из нее щит, из той, что была копьем.
Такого быть не должно. Я пошел следом, прячась в тенях, и по небу прошла
серебряная Звезда - колесница. Она послужила мне знаком.
трудно, но я заставил его понять, кем был Дарак, и он не помнил, чтобы
кто-либо другой приводил в Анкурум караван целым и невредимым. В темнице у
Градоначальника сидело несколько людей Дарака, из них взяли двоих и жгли
их огнем, пока они не сказали правду. Распар сказал, что сперва должны
пройти скачки; Дарака они могли взять и на пиру, безоружным. Я попросил,
чтобы пощадили женщину-воина. Сперва он сказал, что это никак невозможно,
но потом прислал мне известие, что это все-таки можно сделать, и
предписание Градоначальника...
мог этого видеть за маской шайрина. А в ледяной скорлупе стучала клювом
алая птица, пробиваясь на волю. Распар, наверное, сохранил бы меня для
себя, пожелай я остаться с ним, но Распару больше всего хотелось сохранить
свое доброе имя. Так он расплатился за оружие с севера.
неподвижные и безмолвные, когда я поворачивала в руке клинок.
отблагодарить тебя.
яркая, из моего нутра мне в легкие, сердце и мозг; а из мозга в руку, в
кисть, в нож. Я ткнула им вперед и вниз, в пах, повернула и вытащила. Я,
которая помнила, как убивать чисто, воспользовалась привилегией своего
рода и забыла об этом. Он нагнулся вперед, застонав от мучительной боли,
пытаясь удержать руками кровь. Я прислонилась к стене пещеры и наблюдала,
как он умирает. Это заняло немного времени.
стреноженных лошадей, щиплющих мокрую от дождя траву. Ливень поубавился. Я
вытерла нож о мох и вложила его в ножны. Забравшись в седло, я легчайшим
давлением коленей направила коня вверх, к горам.
пещеры; из нее, казалось, извергался водопад, не белый, а красный. Алая
птица во мне била теперь крылами и рвалась на волю. Она вырвалась из моего
рта в длинных кровавых потоках звука, и конь подо мной, перепугавшись,
понес вверх, вверх, все выше и выше, пока не показалось, что мы покинули
землю и полетели в ярко красное небо.
гробницы. На дне ее лежал мертвец.
будет жив.
слез. Он уже преображался - было слишком поздно. Он превратился в зеленый
твердый материал, в человеческую фигуру из нефрита.
глубоко во мне, наглотавшись крови Шуллат, деревень, купцов у брода,
Эссандара и других на Сиркуниксе, но больше всего раздувшийся от крови
Асутоо.
вспомнила в ужасе бежавшего подо мной степного коня, но потом... Вероятно,
я упала с него или он сбросил меня. Я находилась очень близко к небу; я
скорее чувствовала это, чем знала, ибо лежала в черной дыре в скале. Я
говорю в дыре - полагаю, это была пещера, и тьма была настолько густой,
что замыкала плотнее любого камня. Никакого света. И все же под веками у
меня свет: бледный, зеленый и красный. Не знаю, сколько я пробыла в той
пещере, наверно целых пятнадцать дней. Было очень холодно, и я
по-настоящему ни разу толком не приходила в сознание. Сны, галлюцинации и
мрачная реальность перемешались между собой и растворялись друг в друге.
Не могу по-настоящему сказать, что я чувствовала. Могу лишь вспомнить ту
возникающую вновь и вновь фантазию, что, если я только смогу заплакать,
Дарак вернется ко мне целым и невредимым, и каждый раз жгучие слезы
почему-то не брызгали из глаз, а он превращался в Нефрит.
Шилова Юлия
Лукин Евгений
Акунин Борис
Конан-Дойль Артур
Посняков Андрей
Березин Федор