увидел зал, почти битком набитый старыми женщинами в валенках, платьях с
длинными юбками и с платками на головах. По ушам ударил исходивший оттуда
сварливый говор, сливавшийся в равномерный гул.
теток. Туда!
бриллиантина, смешанный с запахом чернил и мыла.
просто шел, а вышагивал, размахивая руками, посвистывая, а перед последней
дверью даже поправил на себе пижаму, словно та была фраком, галантно
кашлянул, после чего отворил обе створки столь резким движением, что не
удержал в руках ручку двери.
первым. Среди голых стен - лишь в ближайшем к двери углу был огромный
старомодный шкаф - стоял большой, овальный, покрытый снежно-белой
скатертью стол, сплошь заставленный бутылками с блестящими крышечками и
блюдами с едой.
стульев, какие часто можно видеть в кафе под открытым небом, суетился
юноша с весьма буйной шевелюрой, тоже в пижаме: он отбирал ужасно
скрипевшие стулья, отбрасывая в сторону самые шаткие.
необычного торжества по имени, как я не сразу запомнил, Баранн со
скрещенными на груди руками, словно полководец на холме перед битвой,
окинул взглядом все, чем был завален стол.
нес бутылки вина. Избавившись от своей ноши, он возвратился, чтобы
представиться:
добавил он, неожиданно покраснев. Я в ответ улыбнулся. Ему было самое
большое двадцать лет. Черные волосы густо росли над широким белым лбом, и
даже перед ушами свисали тонкие прядки, словно брелочки.
стулья, а он уже ловко и с алчной усмешкой, перекосившей его лицо влево,
налил всем нам, поднял бокал и воскликнул:
огнем медленно растекся у меня в груди. Баранн снова налил всем, понюхал
рюмку, чмокнул и выкрикнул: - В дополнение к первой!
бутербродами и ловко выплевывал семечки от огурцов, стараясь попасть в
тарелку юноше. Баранн все наливал и наливал.
лишь вместе с окружающими погружался в густую, светлую, колеблющуюся
субстанцию.
словно в этом было что-то неотложное, словно в любую минуту эту столь
неожиданную, импровизированную пирушку что-то могло прервать.
никак не объяснялось несколькими выпитыми рюмками.
присловья.
отрезал крематор.
общем хаосе. Тост следовал за тостом, приглашение за приглашением. Я пил
охотно, поскольку остроты и шутки моих собеседников казались мне до
невозможности плоскими, и я старался утопить в вине мое омерзение и
отвращение. Баранн, заходясь фальцетом, под собственное визгливое пение
демонстрировал, вышагивая по салфетке сладострастно выгнутыми пальцами,
танец пьяной пары, крематор то хлестал водку стаканами, то швырял огурцами
в молодого человека, который не очень-то от них уклонялся. Толстый же
ревел, как буйвол:
швырнув его на пол, заявил, блестя потной обнаженной лысиной.
крематор, целуя себе руки.
забывать о докторе! - взвизгнул Баранн.
внимания, потом вдруг замолчал, икнул, окинул нас налитыми кровью глазами
и облизнулся, показывая тонкий, маленький, какой-то девчоночий язычок.
службистское низкопробное пьянство восьмого ранга! Как же они силятся быть
оригинальными..."
гульба! - пискляво кричал кто-то из-под стола.
то и дело подливая ему. Толстый, с набрякшей, покрасневшей, словно
грозившей лопнуть лысиной - лишь дряблая шея неестественно белела под ней
- зазвонил о стекло, а когда это не помогло, швырнул бутылку об пол.
попытался заговорить, опершись на руки, но ему мешал душивший его смех. Он
лишь подавал дрожащими руками знаки, чтобы все подождали. Наконец он
выдавил:
душу агентурную, - это вопил Баранн.
первый: кто видел инструкцию?
разинутые рты. Крематор и юноша почти рыдали. Юноша пискнул:
над скатертью. Умиленный крематор покрывал поцелуями теперь уже внутренние
стороны своих ладоней. Баранн, сидевший напротив меня, опрокинул в рот
рюмку водки.
затем не восстановил свою форму, а так и остался с вмятинкой посередине.
Хозяин носа этого даже не заметил. "Видимо, восковой" - решил я, но
впечатления на меня это не произвело. Толстый, которому становилось все
жарче, обнажился до пояса, повесил через плечо пижамную куртку и теперь
сидел, поблескивая потом на густой растительности на груди, жирный,
отвратительный. Затем он отстегнул и уши.
петь на два голоса Баранн и юноша. Голубые глаза юноши блуждали теперь
совсем уже безумно.
декламируя:
документы!..
гудел раздетый апоплектик, похожий в таком виде на заросшую волосами
женщину.
никто его не слушал.
казалось, что Баранн, шевеля ушами, подает какие-то знаки крематору, но
скорее всего это просто почудилось: оба они были слишком пьяны. Семприак
схватил вдруг чужую рюмку, опорожнил ее, швырнул об пол и поднялся,
пошатываясь, на ноги. Водка и слюни стекали у него по усам.
Облик особы высокого ранга! Повышение ему соответствующее!
равновесие. Широко расставив руки, он оперся о стол, откашлялся, вытер
Володихин Дмитрий
Шилова Юлия
Быков Василий
Прозоров Александр
Шилова Юлия
Плотников Александр