не задеть серебряные цепочки клеток, пока когти на конце лески не
оказались над центром стола, словно паук, приготовившийся упасть на ничего
не подозревающего большого красного жука.
появился оттенок достоинства и самоуважения. Рубин сиял, словно жирная,
прозрачная и чуть дрожащая капля крови.
получше прицелиться перед броском. Нетерпеливо вытянув руку, Атья
устремилась к столу.
чуть больше вороны, влетев в отворенное окно, устремилась в комнату,
похожая на вырванный из ночи кусок мрака. Приземлившись на стол, она
проехалась по нему когтями и оставила царапины в локоть длиной. Затем,
выгнув шею, она страшно заклекотала и бросилась на Атью.
до стола. Воры неуклюже барахтались, пытаясь удержать равновесие и не быть
увиденными. Муулш, размахивая руками, завопил:
ночь.
птички замолкли, ошеломленные вторжением своего хищного собрата. Удочка
исчезла в верхнем окне. Воры за драпировкой бесшумно продвигались к двери.
Изумление и испуг на их лицах уступили место разочарованию профессионалов.
шее Муулша пробежала судорога, и он двинулся к ней.
мужа и через секунду взгляд ее засверкал - так, как внезапно закипает
висящий над огнем горшок.
она выклевала бы мне глаза! Почему ты ничего не сделал? Вопил только свое
"кыш", пока она на меня налетала! А камень испарился! Каплун несчастный!
обратился в бегство и мгновенно запутался в птичьих клетках.
расстался с приятелем. Подбежав к краю крыши, он различил массивную фигуру
Фафхрда, который был уже довольно далеко, на кровле одного из складов.
Варвар стоял, глядя в залитое лунным светом небо. Мышелов поднял его плащ,
перескочил на соседнюю крышу и направился к другу.
крупные белые зубы. Размеры его гибкого мускулистого тела, а также обилие
украшений из кожи, которые он носил на кистях и талии, резали глаз в
цивилизованном Ланкмаре точно так же, как и его длинные волосы цвета меди
и красивое, но грубоватое лицо с бледной кожей уроженца севера, призрачно
светившейся в лунном свете. Крепко вцепившись когтями в охотничью
перчатку, на руке у него сидел белоголовый орел; когда Мышелов подошел, он
взъерошил перья и издал неприятный горловой звук.
охоту! - радостно воскликнул Северянин. - Я не знаю, что произошло в
комнате и улыбнулась ли тебе удача, но что касается черной птицы, которая
туда залетала... Смотри, вот она!
спросил:
вопрос. - Но видел бы ты, малыш, что это была за битва! - В голосе гиганта
вновь зазвучал восторг. - Та птица летела быстро и замысловато, но мой
Кускра взмыл в небо, словно северный ветер над перевалом. На какое-то
время я потерял их из вида. Они, по-видимому, сцепились, а потом Кускра
принес соперника к моим ногами.
достал из-за пояса небольшой кинжал.
мешочек. - А мне ведь говорили, что это не то демоны, не то свирепые
фантомы тьмы. Тьфу! Это ж просто неуклюжие ночные вороны!
вверх на друга. - Но спору нет: сегодня орел превзошел удочку. Гляди-ка,
что я нашел у птицы в глотке. Она так и не отдала его.
ладонь с лежащим на ней камнем.
знаю, как мы сделаем. Станем выслеживать этих пернатых грабителей, а потом
Кускра будет отнимать у них добычу.
ни свиста рассекаемого воздуха. Стремительная тень лишь чиркнула Фафхрда
по поднятой ладони и бесшумно скользнула прочь. Чуть задержавшись на краю
крыши, она стремительно взмыла в небо.
столбняка. - Мышелов, она утащила рубин! - Мгновенно сдернув мешочек с
головы орла. Северянин рявкнул: - Взять ее, Кускра! Взять!
махал крыльями как-то вяло и, казалось, с трудом набирал высоту. Тем не
менее ему удалось постепенно нагнать добычу. Черная птица внезапно сделала
вираж, нырнула, потом снова взмыла вверх. Орел следовал за нею по пятам,
хотя и летел все так же неуверенно.
высокой, массивной башне заброшенного храма; вскоре они стали четко видны
на фоне древних светлых камней.
тот отчаянно метался и кружился, пытаясь спастись. И тут Кускра камнем
рухнул на свою добычу.
птица увернулась и скрылась в одном из верхних окон башни.
Он попытался проникнуть в отверстие, где скрылся его противник, но лишь
потерял высоту. Затем внезапно развернулся и полетел прочь от стены. Его
крылья двигались судорожно, с трудом. Фафхрд в тревоге сжал плечо
Мышелова.
разрезавший нежную ланкмарскую ночь, и стал падать, кружа, как опавший
лист. Он еще раз попытался совладать с крыльями, но тщетно.
Фафхрд добежал до него, Кускра был уже мертв.
уставился на башню. Недоумение, гнев и печаль исказили его лицо.
Кускра. - Затем обратился к Мышелову: - Но он не был ранен. Могу
поклясться, что в этот раз никто до него даже не дотронулся.
ответил Мышелов. - Ты тогда не обратил внимания на когти той мерзкой
птицы. Они были вымазаны чем-то зеленым. И через какую-то крошечную
царапину это зелье проникло в Кускру. Смерть уже находилась в нем, когда
он сидел у тебя на руке, а его полет за черной птицей лишь ускорил дело.
еще не кончилась. Меня очень заинтересовали эти смертоносные тени.
веревкой, и как раз такая веревка обмотана у меня вокруг пояса. С ее
помощью мы поднялись на крышу Муулша, и я хочу опять ею воспользоваться.
Не трать лишних слов, малыш. Муулш? Нам нечего его опасаться. Он видел,
что камень унесла птица. Зачем же ему посылать стражников, чтобы те
обыскали крышу? Я знаю, что при моем появлении птица улетит. Но она может
уронить камень, или тебе удастся сбить ее пращой. К тому же у меня свое
мнение насчет всех этих дел. Отравленные когти? На мне будут перчатки и
плащ с капюшоном, а в руке кинжал. Вот что, малыш, не спорь. Нам подойдет
вон тот угол башни, на противоположной стороне от дома Муулша и реки. Вон
тот, с маленьким обломанным шпилем. Берегись, башня, мы идем!
мурлыкал что-то под нос и настороженно поглядывал по сторонам. Он
чувствовал себя явно не в своей тарелке: ему не нравилась и дурацкая затея
Фафхрда, и молчаливый, заброшенный древний храм, и то, что, судя по всему,
этой ночью удача отвернулась от них.
знал, какое зло может там таиться, копя в одиночестве свой яд. Кроме того,
луна светила слишком уж ярко: Мышелов даже поморщился, когда подумал,
какие прекрасные мишени представляют собой они с Фафхрдом на фоне светлой
каменной кладки.
Хлала, которые неслись и бурлили у основания противоположной стены. В
какой-то миг Мышелову даже показалось, что весь храм вибрирует, словно
Хлал вгрызается в его внутренности.