ухмыляется из темноты, скалит зубы, крупные, как надгробия? Ах да, фон
Штагель... Кудлатая рыжая борода придавала ему сходство с необузданным
викингом. А рядом в полутьме прокуренного бара - мрачный Крепс. За их
столиками все пили, смеялись, шумели; звуки доносились сразу со всех
сторон, звенели стаканы, кто-то пьяно чертыхался, хор голосов тянул
непристойную матросскую песню о дамочках, оставшихся на берегу.
Официант поставил перед ним розовую гору свинины на ложе из картофеля и
кислой капусты. Он жадно набросился на еду - завтра снова садиться на
казенные харчи: яйца всмятку, чуть теплый кофе, черствый хлеб и сосиски,
мгновенно плесневеющие в сыром воздухе.
радист Ханлин. - А один старшина - помнишь, был такой надутый засранец
Штиндлер? - вылез в борделе на балкон, выставил свое хозяйство и
стоял-красовался перед берлинской публикой! Бог ты мой! Ну, патруль долго
ждать не пришлось. И вот волокут его в машину, а у него из штанов хрен
торчком! А мы-то все его святым считали! На U-172 матросики его так и
прозвали: Святой Штиндлер. Боже, как же мы ошибались!
нет?
лодке его не было.
переговаривался с Биттнером, кочегаром.
котел...
кто хитрее, не кто сильнее.
нацистским флагом. Стул под ним пустовал - командир лодки отсутствовал и
как будто бы даже подчеркивал это свое отсутствие. Прочие офицеры
беседовали, ели, пили, но не забывали поглядывать на дверь, выходившую на
улицу.
немецкие солдаты называли англичан] едва не пустили ко дну лодку Эрнста, -
с полным ртом говорил Ханлин.
необстрелянный новобранец. - Где-то у берегов Исландии...
бомбами все вокруг лодки и довольно сильно подпортили рубку, но ребятам
удалось сделать срочное погружение...
сновали от стойки к столикам и обратно с большими подносами, уставленными
пивными кружками. Две были высший класс - юные, белокурые, крепкотелые;
про ту, что повыше, Руди порассказал ему немало интересного - а вот третья
подкачала. Кривозубая уродина, отворотясь не наглядишься, а поди ж ты,
самая общительная! Она охотно плюхалась на колени к клиентам, и ее голос
тонул в общем грубом хоре.
столах!
машинном отделении большая радость? Хрен! Я хочу сперва всласть надышаться
духами, а уж потом нюхать солярку с мочой. "Парадиз", а потом "Морской
клуб". Сегодня мы хорошенько повеселимся.
оттуда словно дохнуло холодом. Все звуки замерли, и стало слышно, как
пыхтит в бухте буксир и где-то вдалеке тоскливо воет ревун. По твердым
доскам пола решительно простучали башмаки: с улицы вошел Коррин, а с ним
еще двое. Они остановились - Коррин чуть впереди, - и командир
стремительно оглядел пивную, на миг заглянув в глаза каждому из своих
людей.
руку в нацистском приветствии.
жесткое, пронзительные, очень темные глаза смотрели повелительно и
властно. Высокий - заметно выше шести футов, поджарый, атлетического
сложения; на щеках - оставленные рапирой отметины, на верхней губе - едва
видный шрам, из-за которого казалось, будто уголок рта Коррина изогнут в
презрительной усмешке. Пилотка подводника, накинутый на плечи
темно-коричневый плащ в каплях дождя, черные перчатки. Шиллер съежился под
пристальным взглядом этого человека, чувствуя себя букашкой, которую
изучают через окуляр микроскопа.
Шиллер, объявил командир. - Итак, - он снова оглядел пивную, прищурив
темные глаза, такие холодные, что по спинам моряков пробежала ледяная
дрожь, - это и есть мой новый экипаж. Каждая новая команда все моложе,
Герт... впрочем, они стареют быстро. - Помощник коротко улыбнулся тонкими
губами, и командир вновь сосредоточил внимание на моряках.
стариками. Другие не вернутся вовсе. Кто-то станет героем. Но трусов среди
вас не будет, не сомневайтесь. - Он на миг уставился в толпу, и кто-то
нервно заерзал под его пристальным, изучающим взглядом. - Кое-кого из вас
я уже знаю, кое-кому выпало служить под моей командой впервые. Мои
требования очень просты: служить как должно моряку под германским флагом и
неукоснительно выполнять мои приказы.
это движение; он молча посмотрел на фон Штагеля, и тот поставил кружку на
стол.
сходивших с германских стапелей, - продолжал Коррин. - И на то время, что
я буду командовать этим судном, каждый из вас станет его составной частью.
Вы будете дышать вместе с лодкой, валиться с ней с борта на борт,
переворачиваться, ее вибрация проймет вас до самого нутра, и вы узнаете ее
как любовник - свою возлюбленную.
были длинные и чуткие, как у хирурга.
вызывают в штаб. Веселитесь, делайте что хотите с кем хотите, но помните:
мы выходим из бухты на рассвете, и всякий, кто не сумеет доложить о
прибытии, будет отвечать передо мной. Ясно? - Он взял со столика бутылку
красного вина, налил полбокала и высоко поднял этот кубок. На миг Шиллер
увидел сквозь стекло лицо командира: в море крови плавало что-то
уродливое, мало похожее на человека. - Тост, господа! - провозгласил
Коррин.
отставил его на стол; не глядя больше на свой экипаж, он присоединился к
тем двоим, с которыми пришел, и они покинули заведение. С улицы донеслись
их шаги.
медленно жизнь стала входить в нормальную колею.
в мозг Шиллера. Что это - потопленная U-198? А если так, почему она не
там, где ей следует быть, не в мрачной бездне океана? В ту страшную ночь
много лет назад уцелел только он, Шиллер, и теперь прошлое всплыло,
призвав его в этот забытый уголок.
до конца, он своими глазами видел, как падали глубинные бомбы, как
поверхность океана опять и опять выбрасывала бурлящие белопенные гейзеры.
Но что-то и по сей день связывало его с ними, даже по прошествии стольких
лет - он по-прежнему был одним из них, частью смертоносной U-198. Пусть он
состарился, ослабел, хуже видел и страдал мигренями, пусть жил совсем не
так, как когда-то мечтал жить, он по-прежнему оставался моряком
германского военного флота, членом экипажа подводной лодки U-198.
должен сказать последнее прощай своим товарищам.
вдавилась в дерево. Он вытащил из груды сваленных под стеной дока
деревяшек третью доску, и аккуратно прибил ее поперек закрытой двери.
Подергав самодельный заслон, Кип решил, что нужна четвертая, и стучал
молотком до тех пор, пока не счел, что дверь заколочена наглухо. Он
отступил на несколько шагов, утирая потный лоб.