узнать, что в каюте, на которую указывал Ягрин Лерн, Эльрик наконец
решился и, развернувшись, бросился к каюте и открыл дверь. Оттуда раздался
жуткий плач.
телом гигантского белого червя. осталась только ее голова, такая же
прекрасная, как и прежде.
смотреть на нее.
бесполезна тебе и себе! Возьми мою душу в свою, и наконец-то мы будем
вместе!
Никогда прежде он не испытывал такого ощущения. Это было почти
наслаждение, когда теплая и нежная душа его жены проникала в его душу, и
он впитывал ее полностью.
случилось с его первой любовью, Каймориль. Он не стал рассматривать ее
отвратительное тело червя и даже не бросил последнего взгляда на ее
мертвое прекрасное лицо, а медленно вышел из каюты.
пустоте. Ягрин Лерн вновь сумел провести его и убежал. Эльрик в таком
состоянии не мог преследовать его. Меч и Щит послужили ему на обратном
пути. Он выбрался с корабля на дрожащую землю и вновь помчался на
нихрейнианском скакуне.
кораблей Ада. Те стали разваливаться у него за спиной. Наконец-то
перестала существовать эта угроза миру, и Хаосу был нанесен мощный удар.
Теперь осталось разделаться только с ордой, - но и это было сделать не
так-то просто.
по разоренной земле к Мельнибонэ, Острову своих предков, последнему оплоту
против Хаоса. К решительной битве и завершению своего предназначения.
шепчущий ему слова любви, и рыдания сотрясали ему душу, а слезы струились
по лицу под гневный грохот копыт скачущих коней, уносящих их прочь от
лагеря Хаоса.
подобно почерневшей скорлупе, куски каменной кладки громоздились,
иззубренные и черные, на фоне угрюмого неба. Однажды мщение Эльрика
пустило огонь по городу, а дождь залил огонь.
вспыхивающее, то угасающее, так что шумные и испещренные красными пятнами
воды позади Имррира затемнялись, успокаивались, как бы завороженные черным
страхом, плывущим сквозь их зловещие водовороты.
широкоплечий, с узкими бедрами, с бровями вразлет, с плотно прижатыми к
голове ушами без мочек, с высокими скулами и малиновыми плотными губами на
мертвенно-бледном аскетическом лице. Он был одет в черный стеганый колет и
тяжелый плащ, и то и другое густого мрачного оттенка, контрастирующее с
кожей альбиноса. Ветер, теплый, порывистый, играл с его одеждой,
захватывая, бездушно сворачивая и разворачивая полы плаща, гудя и завывая
в дырах и зубцах разбитых башен.
озлобленными и грустными мелодиями древнего Мельнибонэ. Он вспомнил также
и другую музыку его предков, которую они создавали, подвергая утонченным
пыткам своих рабов, подбирая их крики и создавая таким образом жуткие
симфонии.
забвение, и ему захотелось, чтобы он никогда не сомневался в законах жизни
Мельнибонэ, захотелось принять их без вопросов и таким образом отбросить
раздвоенность своего сознания. Он горько улыбнулся.
камней и остановился рядом с ним. Это был маленький рыжий человечек с
широким ртом и глазами, всегда ясными и веселыми.
привычка кажется мне уже неизлечимой.
Что ты прикажешь мне делать? Смотреть в будущее с надеждой и улыбкой,
будто бы старый мир цел, и у моих ног играют дети? - он слабо засмеялся.
Но это был не тот смех, который хотел бы услышать Мунглум.
непременно дождемся ее.
солнце, а затем, как ни в чем ни бывало, уставился под ноги на глыбу, на
которой стоял.
Затем он пожал плечами.
по собственной воле. Все по воле судьбы, мы же бессильны что-либо сделать.
Я молюсь, чтобы люди, которые унаследуют наш мир, могли действовать по
собственной воле, - он коснулся подбородка пальцами, затем взглянул на
руку, разглядывая ногти, суставы, мускулы и вены, рельефно выступающие на
мраморной коже. Он пропустил пальцы сквозь свои тонкие шелковистые волосы
и глубоко вздохнул.
как человек с умом, сердцем и душой, хотя все это - случайное сочетание
элементов. Миру нужна логика. Вся логика мира не стоит одной счастливой
догадки. Человечество мучительно ткет паутину мудрых мыслей, хотя другие
безымянные ткачи, действуя случайным образом, добиваются такого же
результата. Так много ли смысла в мудрости?
говорят только дикие искатели приключений, циники. Но мы же не дикари и не
циники, Эльрик. Другие люди идут своими путями и достигают другого
осмысления, чем ты.
и посмотрим, удалось ли Дайвиму Слорму разбудить наших друзей-рептилий.
оврагу, который когда-то был самой прекрасной улицей Имррира, вышли из
города и прошли по тропе, заросшей густой короткой травой, ведущей сквозь
заросли дрока, вспугнули стаю больших ворон, взмывших в воздух, кроме
одного, предводителя, который уселся, балансируя на куст. Одеяние из
перьев его было взъерошено, он взирал с видом высокомерного превосходства,
и его черные глаза выражали осторожное презрение.
за шагом, по ступеням, выхватываемым из тьмы чадящим факелом, во влажный
теплый мрак, заполненный густым запахом рептилий. В первой пещере лежали
громадные распластанные тела спящих драконов, их свернутые кожистые крылья
лежали в тени тел, их зеленые и черные чешуи отливали радугой, их
когтистые лапы были подобраны, а относительно небольшие головы лежали
возле туловищ, приоткрытые пасти обнажали длинные костяные зубы, которые в
темноте пещеры походили на белые сталактиты. Их раздутые красные ноздри
издавали слабый стон и храп. Запах, исходящий от их тел и от их дыхания
невозможно было спутать с другим, он будим в Мунглуме воспоминания,
унаследованные от его предков, окрашенные в мрачные тона, о тех временах,
когда эти драконы и их повелители пересекли подвластный им мир, их
огненосный яд капал из пастей, воспламеняя при необходимости те предметы,
над которыми они летели. Эльрик, знакомый с драконами, тяжело переносивший
их запах, прошел через одну пещеру, пока не нашел Дайвима Слорма,
расхаживающего с факелом в одной руке, свистком в другой и яростно
ругавшегося.
разбудишь. Они не станут двигаться, пока не проспят положенное количество