Чтение 36–й страницы книги ~Божественная сила~

держателем акций. Однажды я прочел одну из брошюр Джоша Таббера. На
следующий день и добрался до всего, что мог найти из написанного им. А на
следующей неделе я сказал Всемирной, куда они могут отправиться, и приехал
сюда помогать наладить это издательство.

Тип был определенно всерьез из-за угла мешком стукнутый, неважно, в
хорошем расположении духа он находился или нет. Эд бросил думать на эту
тему.

- Над чем вы сейчас работаете?

- Ограниченное издание последних стихотворений Марты Кент.

- Марты Кент? - Эд Уандер знал это имя. Поэзия не была его сильным
местом, но лауреаты Американской Нобелевской Премии встречаются не так
часто, чтобы можно было о них не слышать. - Вы хотите сказать, что она
дала вам разрешение напечатать ее книгу?

- Я бы это немного иначе сформулировал, - ухмыльнулся Хэйр. - Вернее
сказать, что Марта собственноручно отдала нам книгу.

- Марта! - воскликнул Эд. - Его обвиняющий взгляд переместился туда,
где женщина, с которой он сюда пришел, разговаривала с Келли, работающем
на ножном стереотипирующем станке. - Вы хотите сказать, что это Марта
Кент?

- Попал в точку, - хихикнул Хэйр.

Эд Уандер кое-как попрощался и вернулся к тем двоим. Он произнес
тоном обвинения:

- Вы - Марта Кент.

- Верно, возлюбленная душа, - улыбнулась она.

- Послушайте, - сказал Эд, - я не хочу показаться нахалом, но почему
вы издаете книгу своих последних стихотворений на таком крошечном, я бы
сказал, одноместном предприятии?

- Ни в коем случае не проговоритесь Джошу Табберу, что я это сказала,
- ответила она, и на ее лице появилось мимолетное проказливое выражение, -
но, правду сказать, ради денег.

- Ради денег! - повторил Эд с отвращением.

У Келли кончилась бумага, он перестал давить на педаль, вытер руки о
фартук и направился к ближайшей стопке книг. Он взял одну, вернулся к ним
и без единого слова передал ее Эду.

Эд повертел книгу в руках. Она была переплетена в кожу. Что-то в ней
было необычное. Эд открыл ее и пролистал страницы. Плотная бумага была
обработана под старину. Автор был Эду незнаком. У Эда было странное
чувство, что он держит в руках произведение искусства.

Марта Кент и Келли наблюдали за ним. Похоже, его поведение их
забавляло, и Эд немного смутился. Чтобы хоть что-то сказать, он произнес:

- Никогда не видел такой бумаги. Откуда вы ее получаете?

- Мы ее делаем сами, - сказал Келли.

Эд на мгновение закрыл глаза. Затем открыл их и сказал:

- Зачем вам деньги? Вы ведь все делаете сами. - Он обвиняюще указал
на платье Марты Кент. - Это домотканое, верно?

- Да. Но мы не можем обойтись совсем без денег, даже в Элизиуме.
Например, мы должны оплачивать почтовые услуги, когда отправляем нашу
печатную продукцию. Иногда нам нужны лекарства. Нам приходится покупать
соль. Удивительно, сколько всего набирается.

- Послушайте, - тоскливо сказал Эд. - Вы, Марта Кент, написали книгу
- потенциальный бестселлер. Вы принесли ее сюда и выпускаете ограниченное
издание, набирая ее вручную, печатая на ножном станке на бумаге, которую
сами сделали. И сколько экземпляров вы напечатаете? Тысячу?

- Двести, - сказала Марта.

- И за сколько вы продадите каждый экземпляр? За сто долларов?

- За два доллара, - сказала Марта.

Эд снова закрыл глаза в нестерпимой муке.

- Два доллара за такую книгу? - сказал он. - Я не библиоман, но могу
сказать, что первое ограниченное издание Марты Кент, ручной работы,
практически бесценно. Но даже если вы просто отдадите рукопись солидному
издателю, вы получите целое состояние.

- Вы не понимаете, - рассудительно произнес Келли. - Нам не нужно
состояние. Вот сотня долларов Элизиуму пригодится. На лекарства, на...

Марта торопливо вмешалась:

- Только не проговоритесь Джошу Табберу о наших мотивах. Джош не
всегда практичен. Он придет в негодование, если узнает, что мы докатились
до того, чтобы издавать эту вещь ради накопления денег.

Эд сдался. Он резко сказал:

- И что он сделает с этими деньгами? Выбросит?

Марта и Келли сказали в один голос, как будто ничего не могло быть
естественнее:

- Да.

- Я, пожалуй, выйду подышать воздухом, - сказал Эд.

Он прошелся обратно к Фольксховеру, борясь с желанием рвать на себе
волосы.

Ладно, черт побери, он будет трактовать всякое сомнение в их пользу.
Эта маленькая община, затерянная в холмах и лесах Кэтскилла, имеет свои
достоинства. Хороший чистый воздух. Потрясающий пейзаж - Оверлук Маунтин
на заднем плане. Возможно, прекрасное место, чтобы воспитывать детей. Хотя
один дьявол знает, где взять для них школу. Эд задумался над этим
вопросом. Если у Таббера академическая степень, Марта Кент - одна из его
последовательниц, наверное, есть среди них и другие, кто может преподавать
- что-то вроде небольшой школы в традициях прошлого.

Хорошо. Значит, у коммуны есть свои достоинства, хотя это все может
выглядеть совсем по-другому зимой. Эд перевел взгляд с одного коттеджа на
другой. У всех были трубы на крышах. Боже правый, эти люди на самом деле
топят дровами. Которые, надо полагать, они же сами и рубят. Не иметь зимой
даже газового отопления! Это до какой же степени психопатства можно дойти?

Однако, если вдуматься, здесь должно быть очень красиво зимой.
Особенно когда снег только что выпал. У Эда Уандера была привычка после
сильного снегопада выезжать из Кингсбурга за город просто чтобы посмотреть
на снег ранним утром, на заснеженные ветки деревьев, на поля - прежде чем
человек и солнце это испортят. Разумеется, он никогда не съезжал с главных
дорог. Здесь это должно было выглядеть по-другому. Ему пришло в голову,
что по-настоящему большой снегопад должен отрезать их здесь, так что они
не могут добраться даже до Вудстока за припасами.

Он снова оборвал себя. Им не нужно отправляться в Вудсток, или
куда-нибудь еще, за припасами. Они явно выращивают свои припасы сами.

Но что с медицинской помощью, если кто-нибудь заболеет во время
снегопада? Может быть, кто-то из них имеет медицинское образование. Все
остальное у них, похоже, есть.

Ладно, пусть у них есть все эти достоинства. Они все равно такие же
помешанные, как банда шляпников из "Алисы в Стране Чудес". Забились в эту
глушь, живут, как первопроходцы. Ни телевизора, ни радио. Интересно, как
часто детей отпускают в город посмотреть кино. Наверное, никогда, решил
Эд. Может, он не слишком хорошо знает Иезекиля Джошуа Таббера, но было
очевидно, что пророк не особенно в ладах с современными фильмами, с их
бесконечными насилием, преступлениями и тем, что с точки зрения Таббера,
очевидно, является извращением ценностей.

Чем они, черт побери, занимают свое время?

А тут еще этот идиотский разговор, который у него только что
состоялся с Мартой Кент, печатником Келли и наборщиком Хэйром. Они, должно
быть, потратят месяцы работы на эту ее книгу. И что получат в результате?
Четыреста долларов. Откуда они взяли эту сумму? Им нужно именно столько на
что-то, что необходимо общине. Ладно. Чем нехороши восемьсот долларов, от
которых половина останется в запасе на будущие нужды общины? Это что,
никому даже в голову не пришло? Разве профессор Мак-Корд не сказал Эду,
что Таббер имеет степень по экономике? Чему они учат в этом Гарварде?

Он снова поборол желание вырвать клок волос.

В этот момент Эд увидел еще одну знакомую особу, исчезающую в одном
из коттеджей. Это была Нефертити Таббер.

Он позвал ее, но девушка не услышала.

Эд Уандер сделал глубокий вдох, выпрямился, оттянул воротник
указательным пальцем и совершил один из самых храбрых поступков в своей
жизни. Он подошел к коттеджу и постучал в дверь.

- Входи, возлюбленная душа, - раздался ее голос.

Эд открыл дверь и на мгновение замер на пороге. Время от времени он
встречал в книгах выражение "дрожа всем телом". Литературные герои иногда
дрожат всем телом. Эд никогда раньше не представлял, как это может быть.
Теперь он в точности знал, как это. Эд Уандер дрожал всем телом.

Однако, если только Говорящий Слово не находился в одной из двух
комнат поменьше, которыми, видимо, мог похвастать коттедж кроме большой
комнаты, в которую вела входная дверь, Нефертити Таббер была одна. В
Нефертити Таббер не было ничего такого, от чего следовало дрожать всем
телом. Эд перестал дрожать.

- О, Эдвард, - сказала она. - Возлюбленная душа. Ты пришел ко мне.

Она произнесла "возлюбленная душа" не вполне так, как обычно
произносили последователи Таббера.

Эд закрыл за собой дверь и откашлялся.

Она приблизилась к нему, держа руки по швам, и остановилась перед
ним.

Только и всего. Ему вовсе не пришлось думать об этом. Если бы он
подумал, может быть, он бы не сделал. Не сделал того, что получилось так
естественно.

Он крепко обнял ее и поцеловал от всего сердца - как это называл
старик Хэмингуэй, звонкий поцелуй, "чмок". У нее были губы, созданные для
поцелуев. Но она явно не особенно практиковалась.

Похоже было, что Нефертити Таббер в восторге от исправления этого
недостатка. Она не вырывалась. Ее лицо было обращено к Эду, в открытых
глазах - мечтательное выражение.