сузились. - Шутка, принц? - тихо спросил Хирел. - Шутка, - повторил
Сареван, - и ничего больше. Я поступил неверно и признаю это. Взываю к
тебе о прощении.
был совершенно чужим и непроницаемым, как один из его тысячи богов, в
которых он не верил.
его голос звучит неубедительно. - Хирел, что бы ты там ни возомнил, это
была лишь шутка. Я вел себя вызывающе, потому что ты напрашивался на это
и я ничего не мог с собой поделать. Мне это нравится. Это самый вопиющий
из моих недостатков. - А как ты думаешь, что я возомнил? Сареван
скрипнул зубами. - Ты и сам это хорошо знаешь... Хирел задрал
подбородок.
разозлился бы?
улыбаясь.
невообразимо смешон: мужчина, у которого никогда не было женщины или,
если уж на то пошло, мальчика. Я не скажу, что это было легко. Я не
скажу, что мне легко сейчас. Но меня связывают моя честь и данное мною
слово. Ты можешь это понять?
вслух.
сам по себе возмутителен. Его слова подбавили масла в огонь.
я.
открыто, тебе под силу меня развратить.
Как, впрочем, и ты по отношению ко мне. Мы равные. И именно с этим они
не могут примириться. - Разные.
бесполое существо?
бесполым. Он просто был молод. В свои неполные пятнадцать лет Сареван
тоже был достаточно привлекателен, несмотря на орлиный нос и все
остальное. К своему смущению, он и сейчас оставался очень
привлекательным: сбрив бороду, он с некоторым испугом обнаружил, что
почти не изменился.
или, в лучшем случае, слабым юнцом. Но вот слабости-то в Хиреле и не
оказалось.
теперь делать? - Разве ты не знаешь?
ответил ему своей удивительной улыбкой.
вон выходящее. - Я не стану давать клятв жреца!
и внезапно помрачнел. - Ты можешь быть высоконравственным за нас двоих.
Но, послушай-ка, что могут сделать два принца, когда их отцы разжигают
войну?
- Что еще нам остается? Мы рождены врагами. Между нами не может быть
симпатии, и стоит мне уехать из Эндроса, как сразу забудется, что мы
обязаны друг другу жизнью и свободой.
не было отметины. - Равенство. Любовь к этому миру, которым будет
править один из нас; категорическое нежелание видеть его разрушенным.
единственного повелителя.
в кулак. - А начнет все это мой отец. Он хочет только блага и действует
во имя бога; он не видит ничего, кроме мира, который наступит после
войны. И слепо отказывается замечать цену этого мира. - Откинув голову,
он уставился в сводчатый потолок. - Ты мне не веришь. Мне никто не
верит. Даже моя мать, которая видела то, что видел я, отказалась мне
поверить: ее душа целиком поглощена любовью к моему отцу. Если уж она не
хочет слушать, то что говорить о тебе? Ты даже не веришь в пророчества.
- Я верю в тебя.
Искренний - или затевающий игру, которая будет стоить ему жизни.
воспитан логиками. Но, увидев действие магической силы, я не могу
отрицать, что она существует. Пророчество - это часть магии, твоей и не
только твоей. Тебя можно назвать неистовым, можно назвать безумцем, но
никто не назовет тебя лжецом. Если ты говоришь, что видел войну, значит,
ты видел войну. Если ты говоришь, что это было ужасно, значит, так оно и
было. Я говорил с твоим отцом. Я понял, что он за человек, и могу себе
представить, что он будет делать, когда пламя его бога загорится в Нем.
- Я люблю его, - прошептал Сареван. - Милосердные боги, я люблю его. Но
я думаю, что он не прав. Невероятно, безнадежно, бесконечно не прав.
Сказав это, он отвернулся, чтобы не видеть больше Хирела, не слышать
больше ничего, кроме отголосков его собственной ужасной измены.
знал это, он чувствовал это всем сердцем.
долгую борьбу с самим собой, на него снизошло чувство, близкое к
успокоению. Когда все это начиналось, он был не старше Хирела. Может
быть, теперь, когда его сила ушла, а сон продолжает крепко держать со
всей своей ужасной силой, это наконец прикончит его.
него, и он попытался улыбнуться. - Нет, брат мой, принц, я не потерял
остатки разума. Я вижу путь в этом лабиринте. Пойдешь ли ты вместе со
мной? - А это разумно? - спросил Хирел. Сареван невесело рассмеялся.
Асаниан вместе с тобой. Глаза Хирела округлились.
не станет нападать на Асаниан, если я буду заложником в Кундри'дж-Асане.
вернуть тебя.
воле.
горький ком. - Разве ты не понимаешь? Я должен сделать это. Что бы я ни
говорил, он не уступит. И я должен показать ему. Я должен потрясти его,
чтобы он обратил на меня внимание. - Но что, если я не соглашусь?
Сареван поймал его взгляд. - Согласишься, - сказал он тихо и жестко.
Юноша тряхнул головой, нисколько не испугавшись. - А если и так, то что
тогда, Солнечный принц? Я асанианец. У меня нет чести в вашем понимании
этого слова. И ты сошел с ума, если думаешь, что можешь доверять мне.
мне нет равных в мире. Долго это продолжаться не может, но пока это так,
я принадлежу тебе, а ты - мне. - Мы отправимся вместе.
получил распоряжения. Я отбываю через три дня. Надо подумать о том, как
тебя спрятать.
принц. - Спокойной ночи, Высокий принц, - сказал Хирел.
Глава 12
отличие от Хирела они не колебались и с готовностью согласились на новые
проказы. Он объяснил им, что они должны сделать; они с удовольствием
повиновались, проявив при этом удивительную предусмотрительность. Никто
не заметил, что девять недавних стражей принца исчезли из Эндроса, как
будто их никогда и не было.
Когда лучи восходящего солнца осветили шпиль Башни Аварьяна, он появился
на учебном поле с мечом и пикой. Может быть, кто-то и заметил, что
принцу вздумалось провести утро в упражнениях по верховой езде, но никто
не сказал ни слова. С поля Сареван отправился на императорский совет,
принял участие в буйной игре в шары и дубинки, организованной в одном из
внутренних дворов, а потом лениво прогулялся по извилистым улочкам
Эндроса. Ближе к ночи он отужинал вместе с молодым лордом, князем
торговцев и несколькими придворными.
утвердившись в неизбежности измены, позволила его телу отдохнуть.
Следующий день принес дождь и ветер, а также встречу с императрицей.
Сареван сидел в широкой и глубокой нише, выложенной подушками. Она
располагалась с подветренной стороны, и туда не могли добраться ни
ветер, ни дождь, только холодный свежий воздух. Сареван смотрел в окно и
вдруг увидел в стекле отражение матери.