Чтение 36–й страницы книги ~Малыш и Буйвол~

Он понял это, когда вернулся. Его узнали не сразу - столько времени прошло. Да и он никого не узнавал. Но имена еще жили в памяти. И он всматривался в лица людей, называющих такие родные имена. Пытался увидеть там прошлое.

А они разглядывали его. Вернувшегося чужака.

Деревня сильно изменилась. Появились новые дома, старые избы почти все исчезли. Лес. отступил, на освобожденных площадях раскинулись огороды. Артели лесорубов давно не было, селяне жили крестьянским трудом и охотой. Когда Буйвол сказал им, что собирается заняться отцовским делом, они переглянулись, недоверчиво покачали головами. Лесоруб им был не нужен - так они думали.

Но они ошиблись.

Буйвол поселился в заброшенном лесном домике, где когда-то бобылем жил нелюдимый бортник. До деревни было часа два ходу - достаточно далеко для посторонних и довольно близко для тех, у кого есть какое-то дело.

Несколько дней Буйвол обустраивал свое новое жилище - конопатил щели, латал дыры на крыше, правил крыльцо, укреплял дверь, выметал мусор, мастерил подобие мебели. Работы хватало, и он увлекся ею, неожиданно для себя забыв обо всем, в том числе о богах и о судьбе.

А потом пришел первый заказчик, сказал, что ему нужны бревна для колодезного сруба. Посетовал - он бы и сам справился, но уж больно погода плохая, все дожди, дожди, а здоровья нет никакого, спину вот прихватило, возраст все-таки...

Через два дня все было готово. Деревья повалены, сучья обрублены, бревна ошкурены, обтесаны, опилены, сложены. Когда стих дождь, на упряжке лошадей приехал заказчик, довольно, покивал, деловито спросил о цене. Буйвол пожал плечами - он не умел торговаться.

Новый колодец встал посреди деревни.

И люди потянулись к лесорубу. За дровами, за слегами, за бревнами. Заказали балки для моста через овраг. Подбирали щепу, чтобы крыть крыши. По первому снегу пришел человек от охотников, попросил обновить просеку к переправе.

Буйвол брался за любое дело и никогда не торговался.

А зимой ударили морозы. Печки топились целыми днями, и запасы дров у селян быстро таяли.

Работы лесорубу хватало...

Скрипел под лыжами снег. Глухо отзывались на удары топора промерзшие древесные стволы. Искрясь, сыпалась с ветвей белая пыль. Рушились снежные комья.

Буйвол нашел свою старую зарубку. Поднял голову, еще раз осмотрел помеченную березу, определяя, куда она клонится, как будет падать, где надо рубить. Потом снял лыжи, долго ходил вокруг дерева, приминая снег. Скинул рукавицы, снял полушубок. Крякнув, размахнулся широко. И полетела щепа, застучал, зазвенел топор, вгрызаясь в древесину. Через несколько минут береза вздрогнула, накренилась и стала медленно валиться, цепляясь ломающимися сучьями за соседние деревья, словно пытаясь удержаться, остановить падение.

Снег взметнулся фонтаном. Ствол лег точно, как намечал Буйвол.

И вновь застучал топор, отсекая торчащие ветви...

Зимние дни короткие, а вечера пустые. Заняться нечем. И тогда одолевают тягостные думы, мучают неприятные воспоминания, и никак от них не отделаться. И не дают покоя многочисленные "если бы".

Если бы он не пошел к ведьме, то она бы, наверное, осталась жива, и не было бы пожара, и загадочный шар не перешел бы в руки монахов, на алтарь бога.

Если бы он не выкинул камень в реку, а, скажем, закопал бы в землю...

Если бы он не встретил Малыша...

Если бы он не ушел из дома...

Если бы, если бы, если бы...

Вроде бы делаешь все сам, сам принимаешь решения. А на самом деле идешь по проторенному пути. И не можешь с него свернуть. Все предопределено, каждый шаг, каждый поворот.

Может, и сейчас?..

А бог смеется, наблюдая за потугами ничтожного человечка сойти с дороги.

А вдруг там, за обочиной, ничего нет? Пустота? Тьма?..

Зимние ночи долгие. Сон некрепкий, чуткий. Совсем рядом воют осмелевшие от голода волки, ухает на крыше филин, и кто-то ходит под окнами, хрустит снегом, пробует, покряхтывая, стены на прочность.

Ночью всякое чудится. И порой не поймешь, снится это или взаправду происходит.

Оживают тени. Превращаются в узнаваемые фигуры. Хмурый бортник, мертвый хозяин дома, встает в изголовье. Обугленный ведьмин скелет катает по полу матовый шар. Суайох бормочет что-то ехидное голосом своего бога.

Но иногда все они отступают. И тогда выходит из сумрака Айхия. Она подходит к лежанке, склоняется над Буйволом и осторожно, словно боясь разбудить, целует его.

У нее мягкие губы. Теплые. Живые.

У нее добрые глаза. Всепонимающие и доверчивые.

Где-то во мраке смеется Локайох, и Буйволу становится страшно.

Он понимает, что все человеческие чувства - любовь, ненависть, отчаяние, надежда - всего лишь божьи инструменты. Это нити, за которые дергает бог.

И вот тогда Буйвол просыпается.

А до утра еще далеко.

Совсем рядом с домом воют волки, и под окнами ходит кто-то, не оставляющий следов...

Раскатилась над лесом частая дробь. Буйвол поднял голову, прищурился против встающего солнца, разглядел на макушке старой лиственницы пестрого дятла. Высунулась из дупла встревоженная шумом белка, огляделась, спряталась обратно.

Неужели их жизни так же подчинены богам?

Наверное...

Буйвол воткнул топор в ствол поваленной березы, оделся, поднял рукавицы, заткнул их за пояс, кожаными ремнями закрепил на ногах лыжи.

- Ну, пойду дальше, - сказал он дятлу и белке. Им было все равно.

Восемь деревьев свалил Буйвол за короткий день. Он разделал их, оголил, поставил рядом вешки на случай снегопада. Бревна сегодня же должны были забрать деревенские мужики. Но, видимо, все подъезды к лесу засыпала ночная пурга, и лошади не смогли пробиться через сугробы.

- Ничего, придут позже. Без дров теперь никак. На себе утащат. Распилят на месте и унесут...

Буйвол, рассуждая вслух, возвращался домой. Было уже темно, и снег казался серым, словно зола.

Он вышел на старую лыжню, какое-то время шел по ней, а потом вдруг понял, что это чужой след. Кто-то был здесь совсем недавно. Наверняка слышал стук топора, но почему-то проследовал прямо, не свернул на шум.

Торопился?

Или прятался?

- Нет, так не прячутся, - ответил себе Буйвол, потирая мерзнущий нос. - Оставил след на самом виду. Наверное, спешил куда-то.

И все же Буйвол вынул топор из-за пояса, огляделся, пытаясь разобрать, куда же прошел незнакомец - к избе или же от нее. Наконец, решив, что бояться ему тут нечего, Буйвол тронулся дальше. Но топор он по-прежнему держал в руке.

Чужая лыжня проходила рядом с домом. По следам можно было понять, что кто-то, сняв лыжи, подходил к самому крьшьцу и, должно быть, стучал в незапертую дверь. А может, и входил внутрь.

Буйвол на всякий случай тоже постучал в дверь. Выждал, глядя в единственное темное окошко.

Конечно, никто не отозвался.

Держа лыжи под мышкой, Буйвол вошел в дом.

Печь, натопленная утром, давно остыла. В единственной комнатке было холодно и темно. Буйвол поставил лыжи в угол возле входной двери. Вытянув руки, шагнул во тьму. Ощупью нашел в глубоком печном кармане сухой трут, свитки бересты, кремень и кресало, достал, разложил на шестке. Долго выбивал искры, озираясь по сторонам при коротких вспышках. Когда наконец-то занялся крохотный огонек и тонкая береста стала, пузырясь, завиваться кольцами, Буйвол подсунул к ней пучок смолистой лучины. Аккуратно задвинул маленький костерок в печное горло. Подсунул к огню вязанку хвороста и несколько поленьев. Долго грел руки в дыму, улыбаясь неведомо чему.

Когда разгоревшиеся дрова стали постреливать углями, Буйвол отошел от печи. Он запер дверь деревянным брусом, заложив его за вбитые в стену скобы. Для собственного успокоения проверил темный угол за печкой. Только потом положил топор на лавку, снял полушубок, сел за стол.

И заметил четыре монеты, воткнутые в щель меж досок столешницы.

Значит, действительно, кто-то входил в дом.

Кто-то из своих.

Вернуть долг.

Буйвол попытался вспомнить, кто с ним не расплатился вовремя. Таких было немало. Но он своих должников не запоминал. Если человек сказал, что заплатит за работу чуть позже, значит, так и будет.

Наверное, это кто-то из охотников. Осенью у них с деньгами туго. А вот зима для них - самая богатая пора...

Буйвол вытащил монеты, сложил перед собой столбиком.

Он бы с радостью вернул эти деньги принесшему их человеку лишь за то, чтобы тот хоть ненадолго здесь задержался.

Буйвол никак не мог привыкнуть к своему одиночеству. Живя среди людей, он говорил немного, предпочитая словам действие. Теперь же он тосковал по человеческой речи. Ему хотелось услышать живые голоса. А не шепотки призраков.

"...ты должен перестать быть собой..."

Буйвол поднялся, подошел к печи, пошарил рукой наверху, достал тряпичный сверток. Вернулся с ним к столу, сел, отодвинул столбик монет, развернул прелую мешковину. Провел рукой над россыпью монет, усмехнулся.

Кто бы мог подумать, что он здесь так разбогатеет! Оказывается, это несложно - стать богатым. Надо уехать в глушь, где не на что тратить деньги. И каждый день работать, потому что больше тут делать нечего.

Конечно, сумма не такая уж и большая. Но на эти деньги можно купить неплохую лошадь и хороший меч. Или неплохой меч и хорошую лошадь.

Эх, если бы он знал раньше, что лесоруб меньше чем за полгода может заработать на меч, разве он продал бы родной дом?

Кто знает... Наверное, продал бы...

Ведь это судьба...

Комната постепенно прогревалась. Растаял иней на дверном косяке, с лыж на пол натекла вода.

Подцепив острой лучиной кусочек печного огня, Буйвол зажег фитиль светильника. Покосился на темное окно. Представилось ему, что кто-то сейчас заглядывает в избенку с ночной улицы, следит пристально за каждым его движением.

Неприятное чувство.

Буйвол завесил окно полушубком, и сразу сделалось спокойней.

Он разогрел в печи вчерашнюю похлебку, поставив глиняный горшок на угли. Из мешка, привязанного к потолку, чтоб не достали мыши, вытащил горсть сухарей. Наломал их в тарелку, залил похлебкой. Дожидаясь, пока сухари размокнут, пересчитал свои сбережения, отложил две медные монеты, намереваясь утром сходить в деревню за свежим хлебом. Остальные деньги аккуратно завернул в мешковину, убрал на печь, сунул под самый потолок, меж сложенных там дров, высохших до звона.

В темном углу пискнула мышь, и Буйвол улыбнулся:

- В гости заглянула?

Он достал из мешка закаменевшую горбушку, жесткими пальцами отломил кусочек, бросил на пол:

- Угощайся.

Он был рад, что сегодняшний ужин пройдет не в одиночестве.

Живой серый комочек выкатился из угла. Блеснули черные бусинки глаз. Мышь совсем не боялась человека-великана. Ведь они были знакомы давно, еще с осени.

Они ели вместе, искоса посматривая друг на друга. Буйвол хлебал безвкусный, но сытный суп, мышь грызла обломок сухаря.

- Дать тебе имя, что ли?.. - спросил у сотрапезницы Буйвол. Помолчал. Пожал плечами. - Но зачем оно тебе?

Он подумал, что разговоры с мышью - это плохой признак. Если так будет продолжаться и дальше, то вскоре он услышит, как мышь отвечает.

Сделалось тоскливо, одиноко.

Где же Малыш? Почему от него никаких вестей? Может, случилось что-то?

Надо, надо еще раз поговорить с тем монахом. Нужно во всем как следует разобраться. Необходимо проверить его рассказ. И если он тот, за кого себя выдает...

А если нет?..

Чему верить? Кому доверять? Если и на себя уже не полагаешься...

- Ладно, - сказал себе Буйвол. - Оставим это.

Он подумал, что разговоры с собой - плохой признак. И решил не думать об этом.

Чтобы развеять тягостные мысли, он стал вспоминать Айхию.

Что влекло его к ней? Он сам не понимал. Порой он не мог восстановить в памяти черты ее лица, но ее образ всегда был с ним. Ее грация, ее жесты. Поворот головы, движения рук, покачивание бедер. Голос, смех. Волосы. Глаза. И мягкие губы... Что в этом было настоящее, что пригрезившееся, что домысленное? Он уже не мог разобраться. Да и не хотел.

Он понимал, что любит ее. Но боялся признаться себе в этом.

Неужели это тоже судьба? Неужели и это - от бога?

Тогда как с этим бороться?

И надо ли?..

Он давно решил - весной, после того как сойдет снег и подсохнет земля, он купит хорошую лошадь и отправится в Мертвую Котловину.

И все же сомнения одолевали его. Он изводил себя вопросами. И мучился, не находя ответов.

Впрочем, кое-что Буйвол все-таки придумал.

Пока же он выжидал...

Мышь убежала, утащив с собой недогрызенный сухарь.

Буйвол, оставив на столе грязную посуду, стал укладываться спать. Он задул светильник, снял с окошка полушубок, бросил его на лежак. Потом прошелся по комнате, проверил запертую дверь, положил рядом с постелью топор, чтобы - случись чего - разом скатиться на пол, ухватиться за длинное топорище. Конечно, это не меч, фехтовать топором невозможно. Зато его удары проломят любой доспех, а обухом можно смять самый прочный шлем... Буйвол зевнул, подумав, что постоянные размышления - это плохой признак.

Он еще походил по дому. Прикрыл печную задвижку, но не полностью - дрова не прогорели как следует, угли мерцали, словно глаза Локайоха. Сел на лежак, стал разуваться. Одежду снимать он не собирался.

Утром в избе опять будет холодно. Дверь покроется хлопьями инея, окно обледенеет, замерзнет вода в бадье.

Зимой в крестьянском доме не разоспишься. Надо вставать затемно, растапливать печь. Только потом можно будет подремать еще немного. Если нет никаких дел. Если сможешь заснуть.

Буйвол забрался под половик, который заменял ему одеяло, накрылся полушубком, прижался спиной к горячей печной кладке.

Утром она остынет. Сделается мертвенно холодной.

Он закрыл глаза. И тотчас поднялись перед ним тени поваленных деревьев, закружились, закачались, ощетинились сучьями. Запрыгал топор, высекая щепу.

- Насмотрелся, - буркнул Буйвол, уже засыпая.

Всю ночь ему снилась Айхия - она топила печь и пекла пироги.

А он спал и все ждал, когда же она его позовет.

Он проснулся совершенно закоченевший. Полушубок свалился на пол, шерстяная рубаха задралась выше поясницы, от остывшей печи веяло холодом.

Буйвол открыл глаза. Прямо перед его лицом сидела мышь, смотрела на него влажными бусинками глаз и тоже дрожала.

- Замерзла? - клацнул зубами Буйвол, выпустив из глотки клок тумана.

Мышь вдруг открыла рот, и Буйвол испугался, что сейчас она что-то все-таки ему ответит. Но мышь только многозначительно зевнула и, мазнув человека хвостом по носу, убежала.

Шлепая босиком по ледяному полу, накинув на плечи полушубок, трясущийся Буйвол подошел к закопченному жерлу печи. Он долго пытался высечь искру - одеревеневшие пальцы не держали кремень. Когда огонь наконец-то разгорелся в печной утробе, Буйвол уже не чувствовал ног.

Набив печь дровами, он возвратился в постель и долго лежал, забравшись под полушубок, с головой укрывшись подобием одеяла, смотря через маленькую щелочку на серое окно и слушая, как гудит пламя. Когда печь наконец-то стала нагреваться, он прижал к ней пятки, ягодицы и плечи и забылся дремотой.

Очнулся он оттого, что по его лицу пробежала мышь. Он сморщился, утерся рукой, открыл один глаз.

- Чего тебе?

Мышь выжидающе смотрела на него.

- Есть хочешь? Ладно, сейчас встану... - поовещал он и снова задремал.

Ему пригрезилось, что он поднялся с лежака, обулся, заправил постель, доел остатки похлебки, с рук накормил своего домашнего грызуна, оделся, взял лыжи, деньги, топор и вышел на улицу.

На улице было лето. Пели птицы, шелестела листва, и возле куста рябины стояла улыбающаяся Айхия и чужим голосом звала его к себе.

Тут он понял, что все это ему снится, и проснулся.

В доме было тепло. Совсем как летом.

Мышь куда-то пропала. Буйвол хотел ее позвать, но не знал, как это сделать. Имени у нее не было, на свист или чмоканье она наверняка не обратила бы внимания.

Он поднялся с лежака, обулся, поправил постель. Взял с шестка теплый горшок с остатками похлебки, вылил в невымытую тарелку, выскреб гущу, набросал сухарей, долго разминал их ложкой. Быстро все съел, думая о тушеной баранине с луковой пережаркой. Потом напился холодной - с острыми льдинками - воды. Положил в затененный угол несколько сухих крошек. Побродил по комнате, разминая закаменевшие мышцы. Подошел к окну, долго дышал на ледяную корку, скреб ее ногтями, тер ладонью. Через протаянную маленькую дырочку выглянул на улицу. Кроме снега, ничего не увидел.

- Пора, - сказал он себе и стал собираться - заправил рубаху, надел полушубок, подпоясался. Сунул в рукавицу две приготовленные монетки. Вытащил из-под лежака объемистую засаленную сумку. Заткнул за пояс топор. Отпер дверь, вынув из скоб деревянный брус засова. Подхватил лыжи.

Еще раз обернулся, осмотрел комнату.

Вроде бы все взял, ничего не забыл...

Он открыл дверь. Поспешно, чтобы не выпускать из дома тепло, шагнул через порог, волоча за собой лыжи, оглядываясь через плечо.

И тут какая-то стремительная тень мелькнула сбоку. В голове что-то лопнуло, и крутящаяся алая мгла заволокла сознание.

Глава 27

Когда он пришел в себя, ему снова показалось, что все случившееся - пробуждение, растапливание печи, завтрак, царапанье обледеневшего стекла, сборы - было сном.

И он никак не мог решить, закончился этот сон или же нет.

Было холодно. Глаза не открывались - веки словно смерзлись. Руки не слушались - он их не ощущал.

Неопределенность длилась несколько мгновений. А потом совсем рядом прозвучал издевательский смешок, и незнакомый простуженный голос спросил:

- Где деньги?

Буйвол дернулся. И тут же загудела голова, темя запылало пульсирующей болью, и запрыгали перед глазами алые всполохи.

- Что? - Буйвол пытался разлепить веки.

- Деньги! Где ты их спрятал?

Один глаз открылся, но зрение не вернулось. По-прежнему кружились метелью кровавые сгустки.

- Какие деньги? - Буйвол еще не пришел в себя.

- Твои. - Голос был нетерпелив.