Чтение 36–й страницы книги ~Лазоревый грех~

Она подошла к нам плавно и изящно. Тело у нее было детское, но двигалась она не как ребенок. Наверное, за много сотен лет любого можно научить плавной походке.

Остановилась она дальше, чем если бы у нее был рост взрослой, чтобы ей не пришлось задирать голову. Я заметила, что она так поступала все время, пока в комнате ожидания все расхаживали с места на место.

- Когда-то я была настоящим ребенком, которым сейчас притворяется это тело. Я убегала от всех рыскать и разведывать, как делают дети. - Она смотрела на меня огромными темно-карими глазами. - Я нашла дверь, которая не была заперта. В комнату с многими окнами...

- Ни одно из которых не выходило наружу, - закончила я за нее.

Она моргнула:

- Именно так. А куда они выходили?

- На зал, - ответила я, - на огромный зал. - Я подняла глаза к сводчатому потолку. - Вроде этого, только куда больше, а комната с окнами была над ним.

- Ты не была во внутреннем святилище, здесь у меня нет сомнений, но ты говоришь так, будто стояла там, где стояла я.

- Не физически, но я там была.

Мы переглянулись - взгляд общего знания, общего ужаса, общего страха.

- Как близко ты подходила к кровати? - спросила она.

- Ближе, чем мне хотелось бы, - ответила я шепотом.

- Я коснулась черных простыней, потому что думала, что она всего лишь спит.

- Она спит, - сказала я.

Валентина серьезно покачала головой:

- Non. Сказать, что она спит, то же самое, что сказать, будто спит любой вампир. Это не сон.

- Она не мертва. Не мертва так, как вы все бываете во сне.

- Верно. Но она и не спит.

Я пожала плечами:

- Как ни назови, а она не бодрствует.

- И за это мы ей искренне благодарны, так ведь?

Она говорила так тихо, что мне пришлось наклониться.

- Да, - шепнула я. - Благодарны.

Она подняла руку и тронула мою шею, а я вздрогнула - не от прикосновения, но от ее напряженных слов:

- Только мы с тобой испытали прикосновение тьмы.

- И еще Белль Морт, - добавила я.

Валентина посмотрела на меня вопросительно.

- Белль позвала меня в какой-то сон, где вокруг нас поднималась тьма.

- Нашей госпоже об этом не доложили.

- Это случилось только сегодня, рано утром.

- Хм-м, - произнесла Валентина, захлопывая веер и пропуская его через миниатюрную ручку с золотистыми ноготками. - Об этом нужно сказать Мюзетт.

Она смотрела на меня снизу вверх, и в ней было намного больше, чем должно было бы быть. На вид ей всегда будет восемь, детский возраст, но в глазах ее было взрослое знание - и еще что-то.

- Должны вскоре явиться гости, которых не ожидали. Я не могу портить сюрприз, потому что это рассердит Мюзетт, а через ее посредство - Белль, но я думаю, что ты и я будем равно им не рады. Я думаю, что ты и я более всех других увидим в них катастрофу, которую они в себе несут.

- Я не понимаю.

- Жан-Клод объяснит тебе их присутствие, когда они явятся, но только ты и я полностью поймем, почему даже то, что они явились, - плохо. Очень плохо.

Я наморщила лоб:

- Извини, но я потеряла нить.

Она вздохнула и раскрыла веер отработанным движением.

- Мы поговорим снова после этого сюрприза.

Она повернулась и направилась обратно к шторам. Я ее окликнула:

- А что тебя спасло от тьмы?

Она обернулась, снова складывая веер, будто играть с ним было у нее привычкой.

- А что спасло тебя?

- Крест и друзья.

Она чуть улыбнулась, но глаза ее остались пустыми и серыми, как вьюга.

- Моя человеческая няня.

- А она видела ту, что лежала на кровати?

- Нет, но та ее увидела. Она завизжала, и визг длился и длился, пока она не свалилась замертво. И тело ее лежало там еще долго, потому что никто не хотел туда входить.

Валентина с треском раскрыла веер. На этот раз мне удалось не вздрогнуть.

- Запах стал совершенно невыносим.

Она улыбнулась, обращая свои слова в шутку, злобную шутку, но выражение лица у нее не было шутливым. В глазах стоял испуг, как бы жестока ни была улыбка. И она вышла, взмахнув черной шторой.

Все мы трое явно вздохнули с облегчением, когда штора закрылась, и переглянулись.

- И почему мне кажется, что не мне одной будет сегодня тяжело вынести напряжение?

Ашер так и держал Жан-Клода за руку, но повернулся, чтобы видеть нас обоих.

- Мюзетт чует ложь и не поверит ей.

- Мы с Валентиной только что говорили о матери всех страшных вампиров, а ты тут же снова о Мюзетт.

Ашер сжал мне руку и вздохнул:

- Ласковая тьма не заберет меня сегодня, Анита. Она не пригвоздит меня к столу, не расстегнет на мне одежду и не возьмет силой. А Мюзетт может.

- Ты теперь в нашей постели, Ашер, и правила гласят, что она не может тебя забрать.

- Но она чует, что это ложь.

- Если тот факт, что мы с тобой не имели сношения, на вампирском радаре превращает наши слова в ложь, то с этим я ничего не могу поделать.

- Мюзетт желает, чтобы это было ложью, ma petite. Она ищет любой повод, который расширит ее поле действий. Твои сомнения и сомнения Ашера ей такое поле дают.

Я закрыла глаза и медленно сосчитала до десяти. Когда я снова открыла их, оба вампира смотрели на меня со всем искусством держать непроницаемую маску на лице. Я глядела на эти живописные портреты, вдруг ставшие трехмерными, весьма жизнеподобными, но все же не живыми.

Я стиснула руку Жан-Клода, и он ответил на пожатие.

- Ребята, не делайте каменных морд. Мне и без того сегодня хватит хлопот.

Они оба моргнули - долгим грациозным движением - и снова стали "живыми". Я поежилась и отобрала руку у Жан-Клода.

- Очень это тревожит.

- Почему, ma petite?

- Почему. Надо было спросить почему.

Я покачала головой и скрестила руки на груди. При этом груди пришлось подхватить, потому что из-за лифчика и выреза иначе скрестить руки не удалось бы.

Из черных штор вышел Дамиан. Его алые волосы сияли на фоне кремово-золотого старомодного наряда. Он будто сошел с картины семнадцатого века - панталоны до колен, белые чулки и старомодные туфли с пряжками, которые носили дворяне. И только волосы его, свободные и неукрощенные, остались сиять, как всегда. Он не вызвался добровольцем в хорошенькие мужчинки Жан-Клода - Дамиан был чуть-чуть гомофобом. М-да. Он связался не с той группой вампиров.

Дамиан прошагал по ковру и встал передо мной на колено. Сегодня надо было соблюдать формальности, так что я не стала спорить, а протянула ему левую руку. Он взял ее и приложился губами.

- Ульфрик и его отряд уже почти здесь.

- Где они были? - спросил Жан-Клод.

Дамиан поднял на нас взгляд невероятно зеленых глаз. Они не были подведены, и сегодня он будто был не одет без этого. Все остальные участники вечеринки, я думаю, без косметики не обошлись. Угол рта у Дамиана чуть-чуть дернулся, и я поняла, что он старается сдержать смех.

- Они искали кого-нибудь, кто мог бы восстановить волосы Ульфрика. В стае нет ни одного парикмахера.

- Что это значит - восстановить волосы? - спросил Жан-Клод.

Я вздохнула.

- Ты помнишь, что забыл мне сказать насчет тарелок на полу?

- Oui.

- А я забыла сообщить, что Ричард срезал волосы. Это не значит, что он пошел в салон красоты и там ему их подстригли. Он оттяпал их ножницами, сам.

Жан-Клод пришел почти в такой же ужас, что и я.

- Его прекрасные волосы!

- Да-да, вот именно, - ответила я.

Я очень старалась об этом не думать. В том смысле, что Ричард это сказал: мы уже не встречаемся. И это совершенно не мое дело, какой длины у него волосы. Основное что меня заботило, - это что счастливые люди в своем уме не отрезают волосы ножницами у себя дома. Такая операция обычно бывает заменой нанесения себе более стойкого вреда. Это вам скажет любой психолог.

Дамиан сказал, все еще стоя на коленях и бережно держа мою руку:

- Они нашли кого-то, чтобы спасти что можно было, но все равно вид у его волос обгрызенный.

У Жан-Клода стал больной вид, что для вампира не так-то просто.

- Он в достаточно хорошей форме, чтобы быть сегодня с нами? - спросил он. Не знаю, кого он спрашивал: всех или никого. Но Жан-Клод сообразил, какой это плохой признак - что Ричард себя "изувечил".

- Не уверена, что кто-нибудь из нас в такой форме, - ответила я.

Он поглядел на меня с неодобрением:

- Мы достаточно сильные, ma petite.

- Сильные - да, но и усталые. Могу сказать только за себя, но если Мюзетт еще раз потребует у меня Ашера, я ей дам в морду.

- Это против правил, ma petite.

- А что может ее заставить заткнуться насчет Ашера? Или нам надо трахнуться у нее на глазах, чтобы она отвалила?

Дамиан стал поглаживать мою руку, и я ее выдернула.

- Не надо меня успокаивать. Я злюсь и имею на это право.

- Право - oui, ma petite, но не роскошь.

- Это еще что значит?

- Гнев, не имеющий цели, сегодня будет роскошью, ma petite, которой мы не можем себе позволить. Нам не следует давать Мюзетт повода переступать границы, которые мы так тщательно выговорили.

Он был прав, и это злило меня еще сильнее.

- Ладно, ладно, ты прав, в этой гребанной политике ты всегда бываешь прав. Но что мы будем делать, чтобы Мюзетт перестала спрашивать про Ашера?

- У меня есть только одно возможное решение, - сказал Жан-Клод.

Но с этим решением пришлось подождать, потому что сквозь шторы вышел Мика, за которым следовали Натэниел и Мерль.

Наряд Натэниела был в основном кремового цвета с цветными кожанами полосками и не прикрывал почти ничего. Белый ремень закрывал что-то спереди, оставляя голыми ягодицы. Сапоги кремового цвета поднимались выше колен, но сзади были открытыми, и ноги виднелись на ходу до середины икр, если он шел от тебя. Каблуки у сапог были целых три дюйма, но Натэниел знал, как на них ходить. Я знала, что каждую ночь в "Запретном плоде" он надевал еще меньше, и это меня смущало, но Натэниел заверял, что ему так вполне удобно. Стивен уложил рыжеватые волосы Натэниела, создав самую большую французскую косу, которая только может быть на свете. Вообще-то французская коса не должна доходить до колен. Тонкий грим вокруг глаз подчеркивал их фиалковый цвет, придавая им чуть ли не болезненную, потрясающую красоту. Помада придала форму рту, зовущему к поцелуям даже издали. Натэниел был бы похож на девушку, если бы его наряд оставлял хоть какие-то сомнения в его мужской стати.

Мерль был одет в некую версию обычного наряда телохранителей: черную кожу. Черные кожаные штаны поверх сапог с серебряными носками, черная футболка под черной кожаной курткой. Его собственный наряд. Рост шесть футов с хвостиком, волосы с проседью до плеч, усы, бородка. Выглядел он вполне адекватно - байкер со стажем и крепкий орешек. Сейчас он светился такой злостью, что его зверь клубился вокруг него, как нечто почти видимое.

- Что случилось? - спросила я.

Мерль зарычал:

- Если этот подонок еще раз тронет моего Нимир-Раджа, я ему руку оторву и ему же в задницу засуну.

- Паоло, - сказали Ашер и Жан-Клод в один голос.

- Да, - прорычал Мерль.

А Мика веселился. Его все это не возмущало, но вообще Мику мало что возмущало в этой жизни. Один из самых беззаботных людей, каких мне приходилось видеть. Иначе он вряд ли удержался бы у меня в бойфрендах.

- Меня это не смущает, Мерль.

- Не в этом дело, - возразил высокий телохранитель. - Это оскорбительно. Это значит, что у них совсем нет к нам уважения.

- Это Паоло, - сказал Ашер. - У него ни к кому нет уважения, кроме Белль.

- Ага, - сказала я, - понимаю. Паоло и Натэниела тоже лапал.

Мерль тихо зарычал так, что мурашки поползли у меня по коже.

Портьеры раздвинулись, и просунулись голова и плечи Бобби Ли.

- Если только не пора начинать рвать народ в клочья, вы бы лучше вернулись.

Мы переглянулись, вздохнули почти в унисон и направились обратно.

Глава 45

Перед нами стояла стена одетых в кожу телохранителей - крысолюдов, гиенолаков, леопардов, - и потому не было видно, кто это там кричит высоко и жалобно.

- Дайте пройти, - сказала я.

Никто не обратил внимания.

- Эй, люди, дайте пройти! - гаркнул Мерль, и стена расступилась, как воды кожаного океана.

Кричал Стивен. Он прижимался к дальней стене, будто хотел влезть в нее и вылезти с другой стороны. Перед ним стояла Валентина. Она ничего такого с ним не делала, что я видела бы или хотя бы ощущала. Но стояла она очень близко, и крохотная ручка висела в воздухе перед Стивеном.

Грегори прижался к стене в другом месте. Перед ним стоял Бартоломе, и на юном лице было выражение почти экстаза. Я сосредоточилась на нем и ощутила, что он кормится, кормится от страха Грегори. Я знала одного вампира, который умел вызывать в других страх и этим страхом питаться. Я только не знала, что эту же способность несла в себе линия Белль Морт.

Стивен вскрикнул, и этот звук хлестнул меня, заставив обернуться. Я увидела, что Валентина положила ручку на его голый живот. Она не кормилась его страхом. Она не причиняла ему вреда каким-либо заметным для меня образом. Стивен закрыл лицо руками, длинные белокурые локоны упали на тщательно загримированное лицо, голая спина вдавилась в камень стены, будто он хотел в ней исчезнуть.

Валентина скользнула ручкой ниже, к поясу, к бедрам белых кожаных штанов, и тогда из горла Стивена вырвался еще один вопль. Я вдруг поняла, отчего близнецы так испугались этих детей.

Ко мне протолкался Бобби Ли:

- Анита, телохранителю полагается идти первым, а не вторым.

Я не обратила внимания на его гнев - я знала, что он это от досады. Мы велели охранникам ни при каких обстоятельствах не применять насилия первыми, до того, как Мюзетт или ее команда нарушит перемирие. Как по мне, то, что сейчас делалось, было нарушением.

Я направилась к Стивену, и мне загородил путь незнакомый вампир. Вдруг я поняла, почему наши охранники просто стоят, держа руки в пресловутых карманах. Этот вампир не был высок, но был грузен и состоял не только из мышц. Что-то такое было в его ссутуленных плечах. И какая-то не такая была у него форма головы. Ничего конкретного я не могла бы назвать, только его отметка на радаре показывала: не человек. И не в том смысле не человек, что другие вампиры.

И притом один из немногих чернокожих вампиров которых мне приходилось видеть. Есть теории, что те же генетические особенности, которые создают у людей африканского происхождения иммунитет к малярии, снижают для них вероятность стать вампирами.

Он стоял, глядя на меня, и темная кожа как-то странно бледнела, как шоколадная слоновая кость. Глаза у него были золотисто-желтые, и когда я в них глянула, в памяти всплыли снова слова: "не человек".

Воздух разодрал новый вопль. Не важно, что стоит передо мной, - все равно.

Я попыталась обойти его, но вампир снова заступил мне путь - не угрожая, но и не давая пройти. В комнате вдруг наступила тишина - полная тишина. И в ней прозвучал голос Грегори, неестественно громко:

- Не надо! Не заставляйте меня! Не надо, Господи!

Жан-Клод что-то тихо говорил Мюзетт, и до меня донесся ее голос - несколько слов по-французски. Что-то насчет того, что это маленькое развлечение перемирия не нарушает.

Я ощутила, как расслабляются у меня мышцы плеч, ощутила, как зреет во мне решение. Я уставилась на вампира:

- Ты - трус. Грязный трус-педофил.

Вампир не среагировал, не обратил внимания, и я не думаю, что это была выдержка телохранителя. Я высказала еще несколько оскорблений, описывающих все - от его происхождения на свет и до внешнего вида, но он только моргал. Он не говорил по-английски. Так, хорошо.

- Бобби Ли! - позвала я.

Он наклонился ко мне, пытаясь не оказаться между мной и страшным злым вампиром.

- Да, мэм.

- Свалите его числом.

- Резать его можно?

- Нет.