Чтение 36–й страницы книги ~Азазель~

изрядное), которое произвели на молодого человека рассуждения баронессы.

-- Благая цель -- это, конечно, замечательно! -- запальчиво воскликнул
он. -- Но как насчет средств? Ведь вам человека убить -- как комара
прихлопнуть.

-- Это неправда! -- горячо возразила миледи. -- Я искренне сожалею о
каждой из потерянных жизней. Но нельзя вычистить Авгиевы конюшни, не
замаравшись. Один погибший спасает тысячу, миллион других людей.

-- И кого же спас Кокорин? -- язвительно поинтересовался Эраст
Петрович.

-- На деньги этого никчемного прожигателя жизни я воспитаю для России и
мира тысячи светлых голов. Ничего не поделаешь, мой мальчик, не я устроила
этот жестокий мир, в котором за все нужно платить свою цену. По-моему, в
данном случае цена вполне разумна.

-- Ну, а смерть Ахтырцева?

-- Во-первых, он слишком много болтал. Во-вторых, чрезмерно досаждал
Амалии. А в-третьих, -- вы же сами говорили Ивану Бриллингу: бакинская
нефть. Никто не сможет опротестовать написанное Ахтырцевым завещание, оно
осталось в силе.

-- А риск полицейского расследования?

-- Ерунда, -- пожала плечом миледи. -- Я знала, что мой милый Иван все
устроит. Он с детства отличался блестящим аналитическим умом и
организаторским талантом. Какая трагедия, что его больше нет... Бриллинг
устроил бы все идеальным образом, если б не один чрезвычайно настырный юный
джентльмен. Нам всем очень, очень не повезло.

-- Постойте-ка, миледи, -- наконец-то додумался насторожиться Эраст
Петрович. -- А почему вы со мной так откровенны? Неужто вы надеетесь
перетянуть меня в свой лагерь? Если б не пролитая кровь, я был бы целиком на
вашей стороне, однако же ваши методы...

Леди Эстер, безмятежно улыбнувшись, перебила:

-- Нет, друг мой, я не надеюсь вас распропагандировать. К сожалению, мы
познакомились слишком поздно -- ваш ум, характер, система моральных
ценностей успели сформироваться, и теперь изменить их почти невозможно. А
откровенна я с вами по трем причинам. Во-первых, вы очень смышленый юноша и
вызываете у меня искреннюю симпатию. Я не хочу, чтобы вы считали меня
чудовищем. Во-вторых, вы совершили серьезную оплошность, отправившись с
вокзала прямо сюда и не известив об этом свое начальство. Ну а в-третьих, я
не случайно усадила вас в это крайне неудобное кресло с так странно
изогнутой спинкой.

Она сделала рукой какое-то неуловимое движение, и из высоких
подлокотников выскочили две стальных полосы, намертво приковав Фандорина к
креслу. Еще не осознав случившегося, он дернулся встать, но не смог даже
толком пошевелиться, а ножки кресла будто приросли к полу.

Миледи позвонила в колокольчик, и в ту же секунду вошел Эндрю, словно
подслушивал за дверью.

-- Мой славный Эндрю, пожалуйста, поскорее приведи профессора Бланка,
-- приказала леди Эстер. -- По дороге объясни ему ситуацию. Да, и пусть
захватит хлороформ. А Тимофэю поручи извозчика. -- Она печально вздохнула.
-- Тут уж ничего не поделаешь...

Эндрю молча поклонился и вышел. В кабинете повисло молчание: Эраст
Петрович пыхтел, барахтаясь в стальном капкане и пытаясь извернуться, чтоб
достать из-за спины спасительный "герсталь", однако проклятые обручи прижали
так плотно, что от этой идеи пришлось отказаться. Миледи участливо наблюдала
за телодвижениями молодого человека, время от времени покачивая головой.

Довольно скоро в коридоре раздались быстрые шаги, и вошли двое: гений
физики профессор Бланк и безмолвный Эндрю.

Мельком взглянув на пленника, профессор спросил по-английски:

-- Это серьезно, миледи?

-- Да, довольно серьезно, -- вздохнула она. -- Но поправимо. Конечно,
придется немного похлопотать. Я не хочу без нужды прибегать к крайнему
средству. Вот и вспомнила, что вы, мой мальчик, давно мечтали об
эксперименте с человеческим материалом. Похоже, случай представился.

-- Однако я еще не вполне готов работать с человеческим мозгом, --
неуверенно сказал Бланк, разглядывая притихшего Фандорина. -- С другой
стороны, было бы расточительством упускать такой шанс...

-- В любом случае нужно его усыпить, -- заметила баронесса. -- Вы
принесли хлороформ?

-- Да-да, сейчас. -- Профессор достал из вместительного кармана склянку
и обильно смочил из нее носовой платок. Эраст Петрович ощутил резкий
медицинский запах и хотел было возмутиться, но Эндрю в два прыжка подскочил
к креслу и с невероятной силой обхватил узника за горло.

-- Прощайте, бедный мальчик, -- сказала миледи и отвернулась.

Бланк вынул из жилетного кармана золотые часы, посмотрел на них поверх
очков и плотно закрыл лицо Фандорина пахучей белой тряпкой. Вот когда
пригодилась Эрасту Петровичу спасительная наука несравненного Чандры
Джонсона! Вдыхать предательский аромат, в котором праны явно не содержалось,
молодой человек не стал. Самое время было приступить к упражнению по
задержке дыхания.

-- Одной минуты будет более чем достаточно, -- заявил ученый, крепко
прижимая платок ко рту и носу обреченного.

"И-и восемь, и-и девять, и-и десять", -- мысленно считал Эраст
Петрович, не забывая судорожно разевать рот, пучить глаза и изображать
конвульсии. Кстати говоря, при всем желании вдохнуть было бы не так просто,
поскольку Эндрю сдавил горло железной хваткой.

Счет перевалил за восемьдесят, легкие из последних сил боролись с
жаждой вдоха, а гнусная тряпка все холодила влагой пылающее лицо.
Восемспять, восемсшесть, восемсемь, -- перешел на нечестную скороговорку
Фандорин, из последних сил пытаясь одурачить невыносимо медленный
секундомер. Внезапно он сообразил, что хватит дергаться, давно пора потерять
сознание, и обмяк, замер, а для пущей убедительности еще и нижнюю челюсть
отвалил. На счете девяносто три Бланк убрал руку.

-- Однако, -- констатировал он, -- какая сопротивляемость организма. --
Почти семьдесят пять секунд.

"Бесчувственный" откинул голову на бок и делал вид, что дышит мерно и
глубоко, хотя ужасно хотелось хватать воздух изголодавшимся по кислороду
ртом.

-- Готово, миледи, -- сообщил профессор. -- Можно приступать к
эксперименту.

Глава шестнадцатая, в которой электричеству предвещается великое будущее

-- Перенесите его в лабораторию, -- сказала миледи. -- Но нужно
торопиться. Через двенадцать минут начнется перемена. Дети не должны этого
видеть.

В дверь постучали.

-- Тимофэй, это ви? -- спросила баронесса по-русски. -- Come in!

Эраст Петрович не решался подглядывать даже через ресницы -- если кто
заметит, все, конец. Он услышал тяжелые шаги швейцара и громкий, словно
обращенный к глухим, голос:

-- Так что все в лучшем виде, ваше сиятельство. Олл райт. Позвал
извозчика чайку попить. Чай! Ти! Дринк!1 Живучий, чертяка, попался. Пьет,
пьет и хоть бы что ему. Дринк, дринк -- насинг2. Но потом ничего, сомлел. А
пролеточку я за дом отогнал. Бихайнд наш хаус3. Во двор, говорю, отогнал.
Пока постоит, а после уж я позабочусь, не извольте беспокоиться.

Бланк перевел баронессе сказанное.

-- Fine, -- откликнулась она и вполголоса добавила. -- Andrew, just
make sure that he doesn't try to make a profit selling the horse and the
carriage4.

Ответа Фандорин не услышал -- должно быть, молчаливый Эндрю просто
кивнул.

"Ну давайте, гады, отстегивайте меня, -- мысленно поторопил
злоумышленников Эраст Петрович. -- У вас же перемена скоро. Сейчас я вам
устрою эксперимент. Про предохранитель бы только не забыть".

Однако Фандорина ждало серьезное разочарование -- никто его отстегивать
не стал. Прямо возле уха раздалось сопение и запахло луком ("Тимофэй",
безошибочно определил узник), что-то тихонько скрежетнуло раз, второй,
третий, четвертый.

-- Готово. Отвинтил, -- доложил швейцар. -- Бери, Андрюха, несем.

Эраста Петровича подняли вместе с креслом и понесли. Чуть-чуть
приоткрыв глаз, он увидел галерею и освещенные солнцем голландские окна. Все
ясно -- волокут в главный корпус, в лабораторию.

Когда, стараясь не шуметь, носильщики ступили в рекреационную залу,
Эраст Петрович всерьез задумался -- не очнуться ли ему и не нарушить ли
учебный процесс истошными воплями. Пусть детки посмотрят, какими делами их
добрая миледи занимается. Но из классов доносились такие мирные, уютные
звуки -- мерный учительский басок, взрыв мальчишеского смеха, распевка хора
-- что у Фандорина не хватило духу. Ничего, еще не время раскрывать карты,
оправдал он свою мягкотелость.

А потом было уже поздно -- школьный шум остался позади. Эраст Петрович
подглядел, что его волокут вверх по какой-то лестнице, скрипнула дверь,
повернулся ключ.

Даже сквозь закрытые веки было видно, как ярко вспыхнул электрический
свет. Фандорин одним прищуренным глазом быстро обозрел обстановку. Успел
разглядеть какие-то фарфоровые приборы, провода, металлические катушки. Все
это ему крайне не понравилось. Вдали приглушенно ударил колокол -- видно,
закончился урок, и почти сразу же донеслись звонкие голоса.

-- Надеюсь, все закончится хорошо, -- вздохнула леди Эстер. -- Мне
будет жаль, если юноша погибнет.

-- Я тоже надеюсь, миледи, -- явно волнуясь, ответил профессор и