***
позже позвонил ей по телефону.
себе открытый телефон-автомат в магазине мелочей, - могу я вернуться сейчас
и поговорить с тобой?
Кантинелли.
воду - воду, обжигавшую огнем. Она все еще была на кухне, когда он вошел
через заднюю дверь; стрекот цикад и сухой, как запах футбольного мяча,
воздух конца лета ворвался вместе с ним.
Детям там плохо. Да и занятия в школе начинаются через неделю.
ухожу ли я к ней. Лето ведь кончилось.
словно нож, вонзенный так плотно, что даже кровь не выступила.
сострадание, с каким он вынимал бы занозу или шип из ее руки или из ноги
кого-нибудь из детей.
заговорщика.
чертовы дети. Не наилучший вариант, но как-нибудь справимся. Справляются же
другие.
плескались остатки вина, передернула плечами.
по-моему, около восьми тысяч пятисот в сберегательной кассе. - Он поднял обе
руки, пытаясь ее обнять: у Руфи было такое ощущение, что тело его точно
машина, которую кто-то намеренно включил, и она поехала, а из глаз кричал
беспомощный пассажир.
что-то вспомнив, швырнула на пол. Осколки и капли разлетелись звездой по
старому зеленому линолеуму в мраморных прожилках.
славный мальчик, маленький для своих лет, со славным умненьким личиком и
унаследованным от Джерри упрямым, не поддающимся гребенке хохолком.
что это была шутка. Из всех их детей он отличался наиболее развитой логикой,
и без теории ?шуток? взрослые не укладывались бы в его представление о мире.
Он стоял и ждал, маленький, улыбающийся. Ему было семь лет. Стоял в шортах
цвета хаки, с голенькой грудкой, покрытой летним загаром.
крикнула малышу:
кухни, Джерри кинулся за ним, и Руфь увидела их обоих уже в гостиной; в
дверном проеме, как в раме, возникла бытовая сценка работы кого-нибудь из
голландских мастеров: мальчик сидит в качалке, вытянув голые ножки, упрямо
вскинув светлую головку, а отец в своих выходных джинсах от Леви и
парусиновых туфлях стоит перед ним на коленях и пытается его обнять. Чарли
не очень-то поддавался объятию. Любимый вяз Руфи добавлял к этой сцене
затянутый желто-зеленым квадрат окна.
приподнялась от сдавленных рыданий, - ...хочешь жить с этими детьми...
Руфь подмела осколки. Кусочки стекла - иные мелкие, как пудра, - со звоном
ссыпались из совка в ведро. Из праха в прах. Она как раз все убрала, когда
Чарли прошлепал к ней по чистому полу и объявил:
достоинством, точно посол вражеской державы.
Он задыхался, был какой-то бесплотный, с застывшим взглядом, похожий на
пугало. По дороге с визгом промчалась машина.
сказал, что просто не могу этого сделать. Завтра она возвращается к Ричарду.
Она сказала, что это не слишком ее удивляет. Она была изрядно возмущена
тобой - за то, что ты пустила в ход детей, но я сказал ей, что это
получилось случайно. Она так разоралась - по-моему, уж слишком.
меня нажимать. - Рот у него стал совсем маленький, а голос холодный, он
устал от страсти, как устает от солнца лето. Руфь подумала, сможет ли она
пожалеть Салли: ведь они обе, вместе владели этим человеком, и ту, другую,
он изгнал из своего сердца слишком своекорыстно, слишком жестоко. Руфи
хотелось узнать еще, услышать каждое слово, произнесенное Салли, услышать ее
крики, но Джерри запер на замок свое сокровище. Джоанна и Джоффри вернулись
с распродажи - они купили пепельницу в виде цыпленка, - и тут все разговоры
прекратились.
***
сентябрьское воскресенье, по небу неслись светлые серые облака; было не
столько холодно, сколько ветрено - точно где-то в атмосфере оставили
открытой дверь. Салли, приходившая в июле на площадку в желтом купальном
костюме и накинутой поверх рубашке Ричарда, рукава которой она завязывала на
животе, снова надела белые брюки и трикотажную кофточку, которые носила в
начале лета. Кожа на лице у нее натянулась - флоридский загар выявил
крошечные белые морщинки у глаз. Все так дружно приветствовали ее, точно она
вернулась, чудом спасшись от какой-то напасти. Ричард, в клетчатых шортах,
держался мягче, чем в тот день, когда влетел в полицейский участок.
Интересно, подумала Руфь, что они с Салли сотворили друг с другом, отчего он
стал таким любезно-сонным. Совсем не чувствуя глубины пространства, он то и
дело посылал простейшие мячи в сетку и наскакивал на других игроков. В
какую-то минуту он наскочил на Руфь, и в момент столкновения она уловила
запах джина. В какую-то минуту Джерри предупреждающе крикнул: ?Салли!?,
неудачно, слишком сильно послав мяч прямо в нее; она вытянулась, готовясь к
прыжку, но даже не задела мяча, и он упал между нею и сеткой. А крик Джерри,
его мольба о помощи, надолго повис в воздухе среди молчания остальных. То,
что было между ним и Салли, исчезло - осталась игра, обнаруживавшая всю
несобранность Джерри, его манеру отчаянно бить по мячу. Он подпрыгивал,
приседал, снова и снова падал среди грязи и разбитого стекла, пытаясь взять
невозможные мячи, - он был как сумасшедший, оторванный от реальности, как
рыба, выброшенная из воды. И все - ради Салли, но ее задубевшее от солнца
лицо-сердечко было замкнуто: он больше не существовал для нее. Джерри в
последний раз отравлял воскресный вечер своим скорбным видом после
волейбола: назавтра был День труда. Волейбол, лето, роман - все осталось
позади. Дети пошли в школу; недолгие посиделки на траве или у воды под
предлогом детских игр прекратились. Проходили недели - Конанты с Матиасами
не встречались.
возведенными ею непрочными стенами, а поражения не последовало из-за ее же
слез и слез сына - интересно, где та правильная шкала, по которой слезы
ребенка весят больше, чем слезы взрослого мужчины? Джерри уронил себя, не
сделав того шага, на который толкала его сила собственного несчастья. Руфь
обнаружила в его машине карманное издание книги ?Дети разведенных?. Он
пытался установить, чего может стоить поступок, не поддающийся измерению:
если Джоанна, Чарли и Джоффри прольют каждый по кварте слез, он останется;
если же лишь по пинте - он уйдет. Если будет семь шансов из десяти, что Руфь
снова выйдет замуж, - он уйдет; если же меньше, чем пятьдесят на пятьдесят,
- он останется. Это было унизительно: мужчина не должен жить с женщиной из
жалости, а если он все-таки живет, то не должен ей об этом говорить. Джерри
и не говорил, но не говорил и другого, вернее - неоднократно и то и другое
говорил. Подробности утрачивали значение - Руфь едва его слушала, улавливая
из потока слов лишь, то, что ничего не утряслось, кульминации не было, он не
успокоился, он все еще влюблен, и хотя Салли потеряна для него, она
Флинт Эрик
Шилова Юлия
Прозоров Александр
Афанасьев Роман
Никитин Юрий
Круз Андрей