Чтение 36–й страницы книги ~Комедианты~

С тех пор как я был в посольстве, прошло уже несколько дней, а я ничего
не слышал о Марте, и это меня беспокоило. Я снова и снова мысленно
разыгрывал ту сцену, стараясь припомнить, были ли произнесены роковые
слова, но, по-моему, ничего такого сказано не было. Когда наконец от нее
пришла короткая сухая записка, я вздохнул с облегчением. Хоть и не без
досады: Анхелу стало лучше, боли прошли, она может встретиться со мной,
если я захочу, у памятника. Я отправился на свидание и выяснил, что ничего
не изменилось.

Но даже и то, что все было по-прежнему, даже ее нежность обижали меня.
Ну да, теперь, когда ей удобно, она готова мне отдаться...

- Мы не можем жить в машине, - сказал я.

- Я тоже много об этом думала. Мы совсем изведемся, если будем все
время прятаться. Я готова поехать в "Трианон", лишь бы не попасться на
глаза твоим постояльцам.

- Сейчас Смиты наверняка уже спят.

- Поедем на всякий случай в разных машинах... Я всегда могу сказать,
что привезла тебе записку от мужа. Приглашение. Что-нибудь в этом роде. Ты
поезжай вперед. Я выеду минут через пять.

Я ожидал, что мы будем препираться всю ночь, как вдруг дверь, в которую
я так долго ломился, распахнулась. Я прошел в эту открытую дверь и
почувствовал только разочарование. Она хитрее меня, подумал я. И опытнее,
знает что к чему.

Смиты меня удивили. Когда я приехал в гостиницу, они еще не ложились
спать: слышно было, как звякают ложки, консервные банки, доносились
приглушенные голоса. Сегодня, как назло, они решили поужинать своим
истролом и бармином на веранде. Я иногда гадал, о чем они говорят, когда
остаются одни. Перебирают в памяти былые битвы? Я поставил машину и
остановился внизу, прислушиваясь.

- Детка, ты уже положила две ложки, - раздался голос мистера Смита.

- Нет, что ты! И не думала.

- А ты сперва попробуй, сама увидишь.

Ее молчание подтвердило, что он оказался прав.

- Я часто задаю себе вопрос, - сказал мистер Смит, - куда девался тот
бедняк, который спал в бассейне в ту ночь, когда мы приехали. Помнишь,
детка?

- Конечно, помню. И очень жалею, что не спустилась к нему, - ответила
миссис Смит. - На следующий день я спросила о нем Жозефа, но, по-моему, он
мне наврал.

- Наврал, детка? Ну что ты, просто он тебя не понял.

Я поднялся по ступенькам, и они поздоровались со мной.

- Вы еще не спите? - задал я глупый вопрос.

- Мистер Смит запустил свою переписку, и нам пришлось покорпеть.

Я не знал, как поскорее спровадить их до приезда Марты.

- Зря вы так поздно засиживаетесь, - сказал я. - Ведь завтра утром
министр повезет вас в Дювальевиль. Выедем рано.

- Ничего, - сказал мистер Смит. - Жена не поедет. Я не хочу, чтобы она
тряслась по таким дорогам на солнцепеке.

- Раз ты можешь ехать, могу и я.

- Мне поневоле приходится ехать, детка. А тебе незачем. Ты сможешь
подогнать свои занятия французским по самоучителю.

- Но и вам нужно выспаться, - вставил я.

- Я вообще мало сплю, мистер Браун. Помнишь, детка, вторую ночь в
Нашвилле?..

Я заметил, что Нашвилл то и дело всплывает в их воспоминаниях - может
быть, потому, что это была их самая славная битва.

- Знаете, кого я видел сегодня в городе? - спросил мистер Смит.

- Кого?

- Мистера Джонса. Он выходил из дворца с каким-то толстяком в военной
форме. Часовой отдал им честь. Я, правда, не думаю, что он отдавал честь
мистеру Джонсу.

- Ему видно, повезло, - заметил я. - Из тюрьмы прямо во дворец! Это
даже лучше, чем из хижины - в Белый дом.

- Я всегда считал, что мистер Джонс - человек незаурядный. Очень рад,
что он пошел в гору.

- Только бы не на чужом горбу...

Даже от такого легкого неодобрения по адресу ближнего лицо мистера
Смита сразу окаменело. Он нервно помешивал свой истрол, у меня появилось
сильное искушение рассказать ему о телеграмме, полученной капитаном
"Медеи". Может быть, страстная вера в непорочность мира - все-таки признак
слабости?

От искушения меня спас шум подъезжающей машины, и через минуту по
ступеням поднялась Марта.

- Смотрите, это же очаровательная миссис Пинеда! - с облегчением
воскликнул мистер Смит.

Он вскочил и принялся ее усаживать. Марта посмотрела на меня с
отчаянием.

- Уже поздно, - сказала она. - Я только на минутку, привезла вам
записку от мужа...

Она достала из сумочки конверт и сунула мне.

- Выпейте немножко виски, - сказал я.

- Нет, нет. Мне действительно нужно домой.

Миссис Смит заметила - по-моему, чуточку сухо, но, может быть, мне это
только почудилось:

- Не торопитесь из-за нас, миссис Пинеда. Мы с мистером Смитом идем
спать. Пошли, голубчик.

- Мне все равно пора домой. Понимаете, у моего сына свинка... - И чего
вдруг она пустилась в объяснения?

- Свинка? - переспросила миссис Смит. - Да, это неприятно, миссис
Пинеда. В таком случае вы, конечно, торопитесь поскорее домой.

- Я провожу вас до машины, - сказал я и увел Марту.

Мы проехали до конца аллеи и остановились.

- Что случилось? - спросила Марта.

- Зря ты дала мне письмо, адресованное тебе, да еще моим почерком.

- Я растерялась. Но у меня в сумке не было другого. Разве она могла
заметить?

- Она все замечает. Не то что ее муж.

- Прости. Что же теперь делать?

- Подождем, пока они лягут.

- А потом крадучись поднимемся наверх и увидим, как дверь отворяется и
миссис Смит...

- Они на другом этаже.

- Тогда мы наверняка встретим ее на площадке. Не могу.

- Еще одна встреча испорчена.

- Милый, в тот вечер, когда ты вернулся, у бассейна... Я так хотела...

- Они все еще живут в номере-люкс "Джон Барримор" над самым бассейном.

- Мы можем спрятаться под деревьями. Свет повсюду потушен. Сейчас
темно. Даже миссис Смит в темноте ничего не увидит.

Непонятно почему, но мне вдруг расхотелось.

- Москиты... - начал я, пытаясь оправдать свою неохоту.

- Черт с ними, с москитами.

В прошлый раз мы поссорились потому, что заупрямилась она. Теперь
наступил мой черед. Я подумал с досадой: ее дом нельзя осквернять, а чем
мой хуже? Но потом я подумал: что можно здесь осквернить? Труп в бассейне?

Мы вышли из машины и направились к бассейну, стараясь как можно меньше
шуметь. В номере-люкс "Барримор" еще горел свет, и тень одного из Смитов
промелькнула на москитной сетке, которой было затянуто окно. Мы легли в
неглубокий овражек под пальмами, словно трупы в братскую могилу, и я
вспомнил еще одну смерть - Марселя, повесившегося на люстре. Ни я, ни она
не умерли бы от любви. Мы погоревали бы, разошлись и нашли бы другую
любовь. Наша стихия - комедия, а не трагедия. Среди деревьев носились
светлячки и бросали дрожащий свет на мир, в котором мы были чужими. Мы -
белые - были здесь слишком далеко от родного дома. Я лежал так же
неподвижно, как Monsieur le Ministre [господин министр (фр.)].

- В чем дело, родной? Ты на меня за что-нибудь сердишься?

- Нет.

- Ты меня не хочешь, - покорно сказала она.

- Не здесь. Не сейчас.

- В прошлый раз я тебя рассердила. Но я хотела это загладить.

- Я так и не рассказал тебе, что произошло в ту ночь. Почему я отослал
тебя с Жозефом.

- Я думала, ты не хотел, чтобы меня видели Смиты.

- Доктор Филипо лежал мертвый в бассейне, вон там, совсем рядом. Где
сейчас лунный блик...

- Его убили?

- Он перерезал себе горло. Чтобы не попасть в руки тонтон-макутам.

Она слегка отстранилась.

- Понимаю. Боже мой, до чего ужасно все, что здесь происходит. Живешь
точно в кошмаре.

- Только кошмары здесь стали реальностью. Гораздо большей реальностью,
чем мистер Смит с его вегетарианским центром. Большей реальностью, чем мы
с тобой.

Мы тихо лежали рядом в нашей могиле, и я любил ее так, как никогда не
любил в "пежо" или в спальне над лавкой Хамита. Слова сблизили нас больше,
чем любые прикосновения.

- Я завидую тебе и Луису, - сказала она. - Вы во что-то верите. Еще
можете что-то объяснить себе.

- Ты думаешь? Ты думаешь, что я еще во что-то верю?

- Мой отец тоже верил, - сказала она (впервые в разговоре со мной она
упомянула об отце).

- Во что? - спросил я.