Чтение 36–й страницы книги ~Глухомань~

- Какой надежды?

- Посоветовали нам привезти в Россию фрукты на рынок. Сказали, здесь
хорошо за них платят. Быстро продадим, за машины рассчитаемся и часть долга
вернем. Хотя бы проценты, чтобы они счетчик выключили и маму не пугали.

- Фрукты? - спросила Танечка. - Они же не доедут, мальчики. Может быть,
вы в холодильниках их привезти думаете?

- Холодильники - это очень уж дорого, - сказал Тенгиз. - Мы обыкновенные
фуры наняли.

- Так все же испортится.

- Это мы сообразили. Сообразили и взяли только то, что не портится. Изюм,
курага, чернослив, орехи, чурчхела. Россия это тоже кушать должна, ведь
правда?

- Продали? - спросил я, поскольку разговор уходил в сторону подробностей,
которые мне были не нужны.

Братья переглянулись.

- Нет, - тихо сказал Тенгиз.

- Никто не покупает?

- Не знаем, покупают или нет.

- Это еще почему?

- Нас на рынок не пускают, - признался Теймураз.

- Как так - не пускают? - удивилась Танечка.

- Требуют, чтобы мы все оптом продали. А цену такую назначили, что мы и
за машины не рассчитаемся.

- Так, может, у нас в Глухомани ваш товар пойдет? - спросил я. - Куда вы
машины поставили?

- Машины - на стоянке возле рынка, - сказал Тенгиз. - Их какие-то парни
не выпускают.

- В камуфляже? - спросил я.

- В кожанках.

- Потому мы к вам на электричке и приехали, - вдруг тихо сказал Теймураз.

Прежде - в той, жизни, в которой все еще были живы, - я воспринимал
братьев-погодков как нечто целое. Росли себе два сына моего друга, два
отличных футболиста, два неплохих школьника. Мальчишки, которыми мог
гордиться любой отец в любой точке земного шара. Теперь передо мной сидели
два брата, но два - разных брата. Каждый приобрел только ему свойственные
черты, и я уже с закрытыми глазами понимал, кто именно сейчас говорит. Не по
голосу, разумеется, а по различному отношению к чему-то общему. Конечно, они
повзрослели стремительно, из отроков превратились в юношей, а мне все время
казалось, что это случилось потому, что некому было больше ими гордиться...

Тенгиз был не только на год старше, но и на добрых пять лет сдержаннее
своего брата. Он стал взрослым, тогда как Теймураз все еще неосознанно
хранил в себе непосредственность, свойственную только детству. И теперь они
как бы дополняли друг друга, перестав друг друга повторять.

Это я окончательно сообразил, заметив отблеск явного неудовольствия в
глазах Тенгиза после неожиданного признания младшего брата, что они приехали
ко мне именно потому, что их груженные дарами Грузии машины кто-то решил
придержать на стоянке возле рынка нашей областной столицы. Он уже считал
себя мужчиной, который не должен просить помощи у друзей, едва переступив
порог их дома. С его точки зрения это было крайне бестактно: следовало
перейти к этому важному вопросу в свое время и как бы между прочим.

Но Теймураз уже сообщил о причине их неожиданного появления, а Танечка
прямо-таки вцепилась в это признание, забросав братьев вопросами. Тенгиз
отвечал кратко и точно, Теймураз вставлял чисто эмоциональные замечания, а я
по телефонам уже разыскивал Андрея Кима.

Я не прислушивался к разговору, но кое-что до меня как-то долетало. И
всегда проговаривался Теймураз:

- Тетя Нина из окна выбросилась.

- Боже мой...

- Не насмерть, не насмерть, - это сказал Тенгиз. - Спасли. Сейчас в
больнице.

Я кричу в телефон, потому что слышимость плохая. Потому что новости,
которые выкладывает бесхитростный Теймураз, плохие. Потому что мне скверно.
Так скверно, что...

Слава богу, разыскал Андрея.

- Приезжай. Нужна твоя помощь.

Не успел положить трубку, как услышал:

- У Нателлочки все лицо было разбито.

- Как разбито?.. Почему?..

- Кулаком.

Последнюю подробность сквозь зубы проронил Тенгиз. И это уточнение
прозвучало так, что я сразу понял: Нателла-Наташа была его первой юношеской
любовью...

- Хватит, ребята, - сказал я. - Языком горя не перемелешь.

А про себя подумал, что горе-то, пожалуй, перемелешь, а вот того, что
случилось, уже не зачеркнешь. Что трещина пробежала по Союзу нашему
нерушимому, и ее ничем уже не залатать. Даже сладкозвучной болтовней
политиков...

Сам-то я, положим, что-то болтал, чтобы отвлечь ребят. Что-то смешное
пытался рассказывать, получалось это нескладно - какой из меня юморист! - но
ребята все же переключились на иную волну. А тут, к счастью, приехал Андрей
со своими афганцами, Федором и Валерой.

- Документы на машины и груз у вас, ребята? - спросил Андрей, когда
уяснил ситуацию.

- Документы у меня, - сказал Тенгиз.

- Поедешь с нами. Это - для ГАИ. А машины мы перегоним, проблем не вижу.

- Там крепкие лбы их держат, - неуверенно пояснил Теймураз. - В черных
кожаных куртках.

- Крепче наших трех лбы? - усмехнулся Федор.

А Валера неожиданно встал, поднял стул вместе с Танечкой, покружил ее и
бережно поставил на место.

- Поехали, командир, - сказал он после этой демонстрации. - Пить-гулять
потом будем.

Афганцы молча встали. Следом поднялся и Тенгиз. Я проводил их до двери,
шепнул Андрею:

- Пальбы там не ожидаешь?

- Не волнуйся, крестный, - улыбнулся он. - Во-первых, не ожидаю, а
во-вторых, у нас есть, чем ответить.

И они вышли.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Они вышли, а я никак не мог успокоиться. Теймураз тоже был не в своей
тарелке, и Танечка предложила смотреть фильм, который я взял напрокат,
мечтая обрадовать свою супругу. Они с Теймуразом и вправду вскоре
отвлеклись, а я, убей бог, и до сей поры не помню, в чем там было дело и чем
они восторгались.

Я не очень верил, что ребята встретят серьезный отпор, забирая машины со
стоянки. Это был практически центр города, да и сам груз не представлял
собой чего-то особо ценного по той простой причине, что его требовалось
реализовать. Мне казалось, что грузинских ребят просто запугивали, требуя
дележа прибыли, не более того. Мне не давал покоя другой вопрос: где в нашей
Глухомани можно будет без особых хлопот продать чернослив с орехами,
поскольку глухоманцы давно уж не держали в руках денег, которые хотелось бы
истратить на такие гостинцы. Я проворачивал в голове знакомых, которые могли
хотя бы посоветовать, что делать с этим компотным богатством, никого не
нашел, но вовремя вспомнил о Херсоне Петровиче и решил посоветоваться с ним.

Однако время было уже поздним, будить Херсона только ради совета как-то
не очень хотелось, и я решил все оставить до утра. А тут и фильм кончился,
пора было малость поспать, пока не вернулись ребята с вырученными машинами.

Молодость спала сладко, а я ворочался до утра, ожидая, когда прилично
было бы позвонить Херсону. Где-то около семи я встал и, вытащив телефон на
кухню, позвонил.

Машин еще не было, и я не очень соображал, зачем тревожу своего
заместителя в столь ранний час. И... и осторожно положил трубку, как только
услышал его сонный голос:

- Але...

Едва, как это водится, я задремал, как раз пришли машины. Обе,
целехонькие. С нетронутым грузом.

- Осложнений не было? - спросил я Андрея, как только продрал глаза и
оделся.

- Все продумали, крестный, - улыбнулся он. - С местными качками я
договариваться отправил Валеру, а Федору велел сопровождать Тенгиза, пока он
расплачивался за стоянку. Все, как говорится, было схвачено, и нигде никаких
возражений не возникло.

- А что это Валера все время кулак потирает? - подозрительно спросил я.

- Мелкое возражение у него все же возникло. Пришлось выбить согласие.

- Вместе со скулой, - хмуро уточнил Валера.

Теперь можно было и посоветоваться с Херсоном. Танечка покормила ребят и
отправила их отсыпаться, а я поспешил на работу. Но огорошил новостью не я
Херсона, а Херсон - меня.

- С запасного пути исчез вагон с первой партией автоматных патронов.

- Как так - исчез?

- Так и исчез.

- Нельзя ли конкретнее, Херсон Петрович?

- Если конкретнее, то на его месте и за тем же номером числится пустой
вагон. Я трижды звонил на Сортировочную, но там, как обычно, и знать не
знают и ведать не ведают.

- Веселая история... - Настроение мое нырнуло куда-то в район
поджелудочной железы. - Может, отогнать этот пустой вагон к нам и загрузить
его заново патронами того же калибра?