язвительным и суровым. Он, с его коротко подстриженными черными волосами,
высоким бледным лбом, впалыми щеками, широкими раздувающимися ноздрями,
пронизывающим взглядом и стремительной походкой, даже мне казался
малоприятной фигурой. К тому же еще был он очень раздражителен - до нас
доносились страстные тирады, которые он произносил перед неуклюжими
новобранцами, находившимися под его командованием. Иногда он обрушивал на
этих неопытных актрис-любительниц яростный гнев за фальшивые представления,
холодные чувства и немощную речь. "Ecoutez!"* - восклицал он, и по всей
округе раздавался его трубный глас, когда же слышался писк какой-нибудь
Джиневры, Матильды или Бланш, пытающейся подражать его интонациям, всякому
становилось ясным, почему это жалобное эхо вырывало у него из груди либо
глухой стон, полный презрения, либо злобное шипение.
des poupees. Vous n'avez pas de passions - vous autres. Vous ne sentez donc
rien! Votre chair est de neige, votre sang de glace! Moi, je veux que tout
cela s'allume, qu'il ait une vie, une ame!"*
Плоть ваша - снег, а кровь - лед! А я хочу, чтобы вы воспламенились, чтобы в
вас вселилась жизнь, душа! (фр.).
тщетности, он тотчас же перестал работать с ними над высокой трагедией,
разорвал ее в клочья и принес текст пустячной комедии. Пансионерки отнеслись
к ней более дружелюбно, и ему вскоре удалось вбить это произведение в их
гладкие, круглые, бездумные головки.
мне говорили, что ее учтивые манеры, притворный интерес, такт и любезность
производили на него весьма благоприятное впечатление. Она, в самом деле,
когда ей было нужно, умела понравиться, кому хотела, но обычно ненадолго -
через какой-нибудь час приязнь к ней рассеивалась как дым.
Три классные комнаты мыли, чистили, приводили в порядок и украшали. Дом был
охвачен веселой суетой; ищущий покоя не мог найти тихого уголка ни в
верхнем, ни в нижнем этаже; мне пришлось укрыться в саду. Весь день я
бродила или посиживала там одна, грелась на солнце, пряталась в тени
деревьев и беседовала сама с собой. Помню, за весь день я едва ли обменялась
с кем-нибудь и двумя фразами, но от одиночества я не страдала, тишина была
мне даже приятна. Мне - стороннему наблюдателю - было вполне достаточно
пройти раз или два по комнатам, посмотреть, какие происходят перемены, как
устраивают фойе и театральную уборную, воздвигают маленькую сцену с
декорациями, как мосье Поль Эманюель, вкупе с мадемуазель Сен-Пьер,
руководит всеми этими делами и как стайка горящих нетерпением учениц, среди
них и Джиневра Фэншо, весело выполняют его распоряжения.
утра и до вечера. Все двери и окна открыли настежь, отчего возникало
приятное ощущение летнего приволья, а непринужденный распорядок дня создавал
чувство полной свободы. Учительницы и пансионерки спустились к завтраку в
пеньюарах и с папильотками в волосах; "avec delices"* предвкушая вечерние
туалеты, они, казалось, словно олдермены{141}, с радостью постящиеся в
ожидании предстоящего пира, наслаждались тем, что позволили себе в то утро
роскошь появиться в столь неряшливом виде. Около девяти часов утра
показалась важная персона - парикмахер. Как это ни кощунственно, но он
разместил свою главную квартиру в молельне, и там, перед benitier**, свечой
и распятием, начал торжественно демонстрировать свое искусство. Всех
пансионерок по очереди приглашали воспользоваться его услугами, и каждая
выходила от него с гладкой как раковина прической, разделенной
безукоризненным белым пробором и увенчанной уложенными по-гречески косами,
блестевшими как лакированные. Я тоже побывала у него и с трудом поверила
тому, что сказало мне зеркало, когда я обратилась к нему за справкой: меня
поразили пышные гирлянды переплетенных темно-каштановых волос, я даже
испугалась, не парик ли это, и убедилась в обратном, лишь несколько раз
сильно их дернув. Тогда я поняла, какой искусник этот парикмахер, раз он
умеет выставить в наилучшем свете самое заурядное создание.
поразительной тщательностью совершались омовения, одевание и прихорашивание.
Для меня навсегда останется загадкой, почему они тратили так много времени
на выполнение столь незначительного дела. Процедура была сложной и
длительной, а результат получался весьма скромный: белоснежное муслиновое
платье, голубой кушак (цвета пресвятой девы), белые или бледно-желтые
лайковые перчатки - вот тот парадный мундир, для облачения в который все
учительницы и пансионерки потеряли добрых три часа. Следует признать,
однако, что, хоть наряд был прост, в нем все было превосходно - фасон,
покрой, опрятность. Девичьи головки были причесаны тоже с тонким изяществом
и в стиле, который подчеркивал пышную и здоровую миловидность уроженок
Лабаскура, но был бы, пожалуй, грубоват для красоты более мягкой и нежной,
однако все вместе составляло весьма отрадное зрелище.
почувствовала, что выгляжу мрачным, темным пятном в море света. У меня не
хватило смелости надеть прозрачное белое платье, а поскольку на улице и в
доме было слишком жарко и нужно было одеться полегче, мне пришлось обойти
целый десяток магазинов, пока я набрела на нечто вроде крепа лилового цвета
с сероватым оттенком, точнее, цвета серо-коричневого тумана, покрывшего
цветущие вересковые заросли. Моя tailleuse* любезно сделала из него все, что
было возможно, ибо, как она справедливо заметила, раз он "si triste - si peu
voyant"**, необходимо обратить особое внимание на фасон; весьма отрадно, что
она отнеслась к делу таким образом, ибо у меня не было ни цветка, ни
украшения, чтобы освежить платье, а главное - на щеках моих не играл
румянец.
о недостатках своей внешности, но они резко напоминают о себе в те светлые
мгновения, когда все должно быть прекрасным.
испытывала бы подобного состояния, если бы надела более яркий и приметный
наряд. Поддержала меня и мадам Бек: на ней было платье почти в таких же
спокойных тонах, как мое, но, правда, она еще надела браслет и большую
золотую брошь с драгоценными камнями. Мы столкнулись с ней на лестнице, и
она одобрительно кивнула и улыбнулась мне, не потому, конечно, что ей
понравилось, как я выгляжу в своем наряде, - вряд ли ее интересовали
подобные мелочи, - а потому, что, по ее мнению, я оделась "convenablement,
decemment"*, a la Convenance et la Decence** были теми бесстрастными
божествами, которым мадам поклонялась. Она даже остановилась на минутку,
положила мне на плечо обтянутую перчаткой руку, державшую вышитый и
надушенный носовой платок, и доверительным тоном сделала несколько
саркастических замечаний касательно туалетов других учительниц (которым уже
успела наговорить комплиментов). "Ничто не выглядит более нелепо, чем "des
femmes mures"***, одетые как пятнадцатилетние девочки - "quant a la
St.-Pierre, elle a l'air d'une vieille coquette qui fait l'ingenue"****.
инженю (фр.).
раз отправиться уже не в сад, где слуги расставляли стулья вдоль длинных
столов, накрытых к предстоящему пиру, а в классы, где теперь было пусто,
тихо, прохладно и чисто. Стены там были свежевыкрашены, дощатые полы
отскоблены и еще влажны от мытья, только что срезанные цветы в вазах
украшали на время затихшие комнаты, а на окнах висели блистающие чистотой
нарядные шторы.
ключом застекленный книжный шкаф, я вынула книгу, которая, судя по названию,
могла оказаться интересной, и устроилась почитать. Стеклянная дверь этой
классной выходила в большую беседку. Ветки акации, тянувшиеся к розовому
кусту, расцветшему у противоположного косяка, ласково касались дверного
стекла, а вокруг роз деловито и радостно жужжали пчелы. Я принялась читать.
Мирное жужжание, тенистый полумрак и теплый уют моего убежища уже начали
заволакивать смысл читаемого, туманить мой взор и увлекать меня по тропе
мечтаний в глубь царства грез - как вдруг неистовый звон дверного
колокольчика, какого никогда не издавал этот немало испытавший на своем веку
инструмент, вернул меня к действительности.
мастеровые, то слуги, то coiffeurs*, то tailleuses**, то посыльные. Больше
того, были все основания ожидать, что он будет трезвонить весь день, потому
что еще должны были прикатить в колясках или фиакрах около ста приходящих
учениц; вряд ли замолчит он и вечером, когда родители и друзья станут во
множестве съезжаться на спектакль. При таких обстоятельствах без
Белов Вольф
Роллинс Джеймс
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Афанасьев Роман
Суворов Виктор