были впервые в СССР напечатаны два прославленных перевода Пастернака,
вставленные в книгу "Люди и положения", -- сейчас как-то уже позабылось, что
в первой половине шестидесятых годов автор "Доктора Живаго" был под полным
запретом. Рильке Сильман -- некий многократно уменьшенный Рильке, недаром
переводчица старалась выбрать у него стихи покороче. Читая ленинградскую
"Лирику", думаешь: вот удачное восьмистишие, вот даже и двенадцать строк
вполне приличных, а в целом получилась какая-то очень, очень маленькая и
смазанная фотография оригинала.
Его циклы, сборники, поэмы, созданные после 1899-- 1900 годов, почти не
поддаются дроблению, одно перетекает в другое, последняя строка
стихотворения служит опорой для первой строки следующего, не говоря уже о
том, как важны для Рильке его сквозные сюжеты, образы, словосочетания;
начиная с ключевого для его поэзии слова "смерть" -- до такого малозаметного
как "деревенька": одна только "деревенька слов" отслежена нами у Рильке
более пятнадцати раз! Так что переводчик, отщипывающий от Рильке там --
сонет, тут -- восьмистишие, терпит поражение раньше, чем увидит плод своих
трудов. Возможны, конечно, очень немногие исключения: шесть строчек Анны
Ахматовой, двенадцать -- Ивана Елагина, по четыре-пять стихотворений у
Андрея Сергеева и Владимира Леванского, но по большей части у тех, кто не
сделал Рильке своим главным сокровенным, в душе хранимым, десятилетиями
творимым делом, -- почти одни неудачи.
муравейник". То в "Литературной Грузии", то в "Сельской молодежи", то в
"Памире", то в "Иностранной литературе", то в "Подъеме", то в "Авроре"
(список можно продолжать очень долго) Рильке стал появляться почти
регулярно. Наконец пришли семидесятые годы, и стали выходить новые книги:
близилось столетие со дня рождения Рильке, а его, к тому же, собралась
праздновать дорогая сердцу ЦК организация -- ЮНЕСКО. Первой увидела свет
очень странная книга с длинным названием: "Ворпсведе. Огюст Роден. Письма.
Стихи. Русские стихи". (М.: "Искусство", 1971). Помимо двух
искусствоведческих работ, полутора сотен страниц писем, книга содержала
что-то такое, что впору описывать как содержимое знаменитого сундучка Билли
Бонса из "Острова сокровищ" Р. Л. Стивенсона: 4 стихотворения из третьей
части "Часослова", 12 стихотворений из сборника "Новые стихотворения", 6 (из
десяти) "Дуинских элегий", 4 (из пятидесяти пяти) "Сонета к Орфею", 6 (из
восьми) "русских стихотворений" Рильке, 3 (из тринадцати) "Рассказов о
Господе Боге"... И так далее -- окрошка, пытающаяся выдать себя за некое
сложное и мудрое блюдо. Ну и разъясняющее предисловие И. Рожанского, в
котором сказано ясно: "Что касается советского читателя, то он сумеет
разобраться в этом творчестве, уяснить его слабые и сильные стороны,
отнестись к нему как к части культурного наследия прошлого, которое должно
быть нами
усвоено, переработано и включено в культуру коммунистического
общества". Что и говорить, И. Рожанский достойно продолжил суждение
Фадеева...
стали классикой жанра (прежде всего -- переводы В. Микушевича из третьей
части "Часослова"), но при тираже книги в 50 000 экземпляров получилась не
"творчество", а сплошная "культура коммунистического общества") т. е.
коммунальная квартира). Если книга Сильман была чересчур маленькой копией
великого оригинала, то здесь от оригинала осталась руина, лишенная почти
всех главных частей. Легенду же о том, что в Рильке Россия потеряла великого
русского поэта, не удаЕтся похоронить и до сих пор: совсем недавно известный
поэт-переводчик опубликовал переложения стихов Рильке с русского... на
русский, притом ошибки в ударениях он исправил, но ввел неточные
(оглушенные) рифмы, у Рильке немыслимые. Увы, эти стихи (русские творения
Рильке) не спасет и самый талантливый перевод, они всего лишь версии уже
созданных по-немецки произведений, они -- дань любви Рильке к России --
которая и вправду была, и не зря в 1919 году в письме к Л. О. Пастернаку
Рильке писал о России как о "близкой, дорогой и святой, навсегда вошедшей в
основы его существования".
цивилизованным образом. На "просторе" в 80 страниц уместилось 52
стихотворения в переводе 16 поэтов, в том числе впервые с 1919 года в
Советском Союзе были переизданы и работы скончавшегося за год до того в
Нью-Йорке Александра Биска, были использованы работы Т. Сильман, Б.
Пастернака, А. Ахматовой, а также тех, чей вклад в "русского Рильке" на
сегодня можно оценить как максимальный: переложения Сергея Петрова,
Владимира Микушевича, Виктора Топорова. Книжечка вышла под эгидой
"комсомольского" издательства "Молодая гвардия", составил ее автор этих
строк, а предисловие написал Михаил Рудницкий -- словом, чуда не было
никакого, просто я в то время работал редактором в зарубежном отделе
издательства и отчасти "использовал служебное положение в личных целях".
Надвигался юбилей, перед ЮНЕСКО начальству хотелось выслужиться -- ну вот и
вышел тот самый плюс, который в математике рождается от перемножения минуса
на минус. Книжка стоила пять копеек -- тогдашняя цена проезда на метро.
Кстати, нынешний трехтомник -- отчасти итог работы, начатой тогда, в первой
половине семидесятых.
Рильке -- немного расширенный и заметно ухудшенный вариант предыдущей книги.
И стояла в ближайших планах издательства "Наука" книга Рильке "Новые
стихотворения" (первая и вторая часть): было обещано, что наконец-то в
полном объеме увидят свет переводы Константина Богатырева.
подписана в печать 6 мая 1977 года, а годом раньше Богатырев был убит в
подъезде собственного дома. В силу того, что убийство его по всем приметам
носило политический характер, поэтические достоинства работы Богатырева
обсуждать стало невозможно: тот, кто эту работу хвалил, чаще всего кривил
душой, а тот, кто ругал... Таких тогда сторонились. Не ругал его работу
никто, ибо тот, кто ее обругал бы, немедленно попал бы в одну компанию с
убийцами Богатырева.
остальных разместилось "Дополнение" -- стихи Рильке из других книг, а также
варианты, приложенные к версиям Богатырева, и это в значительной мере
спасало книгу. Из огромного массива стихотворений Рильке (около пяти тысяч
строк!), переведенного Сергеем Петровым, здесь все-таки увидело свет 24
стихотворения, впервые пробились в печать многие переложения А. Карельского,
Г. Ратгауза, В. Куприянова, Ю. Нейман, В. Топорова -- не считая переизданий.
Конечно, и в этой книге не обошлось без национал-идеологических казусов
("Хотя история имени Рильке не ясна, нужно иметь в виду, что по-чешски
глагол "рыти" точно совпадает с древнерусским "рыти*, "рыть" (ср. украинскую
фамилию Рильке-Рылько)", курсив мой -- Е. В.), без "обреченности царской
власти" и "оскудения династии Романовых" (в комментарии к циклу "Цари", где
о Романовых нет ни слова). Но в целом -- именно по этой книге в последующие
десять лет читатель в СССР узнавал, кто же такой Рильке и отчего именем его
полна вся мировая культура XX века.
"Иностранная литература" был издан роман "Записки Мальте Лауридса Бригге" (в
новом переводе) с прибавлением кое-какой малоизвестной прозы и неизбежным
"Корнетом" (тоже в новом переводе), ничего значительного в области
приобщения Рильке к русскому языку не произошло. А потом пришла совсем иная
эпоха.
"выковыривать изюм из булочек". Книги его -- "Часослов", "Реквием", "Жизнь
Марии", "Дуинские элегии", "Сонеты к Орфею", даже менее цельная "Книга
картин" и уж вовсе стоящие в стороне от раннего и позднего его творчества
обе части "Новых стихотворений" (в них Рильке создал новый жанр,
"стихотворение-вещь", исчерпал его, да и забросил) -- очень важно читать
целиком. А мы к столетию со дня рождения поэта имели целиком лишь совершенно
недоступную книгу "Жизнь Марии" в переводе Владимира Маккавейского (за
тридцать лет занятий Рильке мне довелось держать ее в руках единственный
раз!), да еще чудовищный по качеству исполнения "Часослов", изданный в
Париже в 1947 году поэтом-кавалеристом Григорием Забежинским; к этому
"запасу" вскоре прибавились весьма спорные "Новые стихотворения" Константина
Богатырева -- уже по одному тому спорные, что работа над ними явно не была
доведена до стадии чистовика. Имелся, впрочем, и ставший уже классическим
"Часослов" в переводе Сергея Петрова, работа прекрасная, но по религиозности
книги в условиях советской цензуры целиком она издана быть не могла (дошла
до печатного станка лишь в 1998 году) и оставалась известна десятку
специалистов. Имелся (в рукописях) десяток полных переводов "Сонетов к
Орфею" -- первый же, опубликованный (в Ереване!), оказался совершенно
неудобочитаем. Словом, больше всего русская работа над Рильке напоминала
бесконечную постройку Миланского собора, который даже и не должен быть
никогда достроен.
мире, шеститомник его, весьма полный, был издан в 1955-- 1966 годах при
деятельном участии дочери поэта Рут Зибер-Рильке, переиздается он и по сей
день, а Россия, постепенно возвращавшая себе имя и свободу, даже усилиями
сотни переводчиков все никак не могла выяснить отношения с Рильке. В
девяностые годы, когда появилась возможность издавать книги без разрешения
сверху, появились, конечно, и книги Рильке. В Архангельске в 1994 году вышел
еще один "Часослов", выполненный Марией Пиккель, -- и сравнимы его
поэтические достоинства оказались лишь с творчеством первооткрывателя,
поэта-кавалериста Забежинского. Второй перевод "Сонетов к Орфею",
выполненный Ниной Кан (Канищевой), едва ли был лучше первого, ереванского.
Не хочу утомлять читателя, но основная часть истории "русского Рильке" --
сплошной чемпионат на приз "кто хуже?". Притом в изданиях последних лет дар
Божий определенно перемешан с яичницей: если в Санкт-Петербурге в 1995 году