еще лучше навсегда оставаться ребенком. А лучше всего стать художником -
этакой комбинацией женщины, ребенка и дервиша. Я сказал дервиша? Может,
лучше - шамана? Нет, я имел в виду чародея, волшебника. Плюс к тому
миллионера. Многие миллионеры хотят быть художниками, то есть ребенком,
или женщиной и волшебником одновременно. А о чем, собственно, я говорил?
Да, да, о Хоррикере. Я говорил, что, несмотря на всю эту физическую
культуру и поднятие тяжестей, он не стал педерастом. Но он действительно
выглядит замечательным образчиком мужской силы. Личностью, способной на
заранее заданную самодисциплину. Похоже, Анджела старалась спустить его с
высот. Сегодня она его оплакивает, но это ведь настоящая свинья, завтра
она его забудет. По-моему, моя сестра - свинья. Если у него слишком много
мускулов, у нее слишком много жира. А этот ее пышный бюст, он не мешает
проявлениям нежности? Вы что-то сказали?
своих знакомых и выясняю, что все они свиньи. Оказывается, это
замечательная терапия. Таким образом я очищаю свой мозг перед сном. Если б
вы были в этот момент в комнате, вы бы только и слышали, как я повторяю:
"Свинья, свинья, свинья". Я не называю имен. В каждом имени что-то есть. А
вам не кажется, что она забудет Хоррикера завтра же?
естественные противники. Противником мифа о настоящем мужчине выступает
роковая женщина. Мужское представление о себе попросту подвергается
уничтожению между ее ляжками. Если он воображает, что в нем есть что-то
особенное, она ставит его на место. Ни в ком нет ничего особенного.
Анджела просто представляет реализм, по которому мудрость, красота,
доблесть и слава мужчины - чепуха, суета, тщеславие; ее задача - свести на
нет мужскую легенду о себе самом. Вот почему все кончено между ней и
Хоррикером, вот почему она позволила этому хаму в Мексике трахать ее сзади
и спереди на глазах у Хоррикера и еще какой-то твари, которую она сама ему
подсунула. В атмосфере соучастия.
вас?
мне, чтоб я не вступался в автобусе за старика, которого он ограбил. Чтобы
я не сообщал о нем в полицию. Но я к тому времени уже пытался сообщить в
полицию.
сердце. Просто это отвратительно.
вызывали свидетелем на процесс Эйхмана?
Румковский?
впечатляюще. Впрочем, и женские тоже. Вроде, они хотят нам что-то важное
сообщить через заросли своих бакенбардов.
мальчишка прихлебывает кока-колу.
языке. Этот паренек умолял сохранить ему жизнь...
четырнадцатилетних. Он умолял их не стрелять, но они просто не понимали
его. Это в прямом смысле слова другой язык. Выражает совсем другие
чувства. Никакого взаимопонимания. Никаких общих взглядов. Вне пределов
досягаемости.
знали, что он им говорил.
сказал Сэммлер. - Французский генерал Даву, человек исключительной
жестокости, о котором известно, что он с мясом вырвал чьи-то бакенбарды,
посылает группу людей в Москве на расстрел, но когда Пьер Безухов подошел
к нему, они посмотрели друг другу в глаза. Они просто обменялись
человеческим взглядом, и это спасло Пьеру жизнь. Толстой говорит, что вы
не можете убить другое человеческое существо, с которым вы обменялись
таким взглядом.
гениальные мыслители думают о человечестве, они почти что вынуждены верить
в такого рода психологическое единение. Хотел бы я, чтобы это было так.
понимаю это. Но вам не кажется, что такой обмен взглядами действительно
может сработать? Ведь иногда это случается?
Безухову здорово повезло. Конечно, он всего лишь герой из книги. И
конечно, жизнь для каждой личности - это уже удача. Как в книге. Но Пьер
был особенно удачлив, раз его взгляд остановил на себе взгляд палача. Мне
никогда не выпадала такая удача. Нет, я никогда не видел, чтобы такое
случалось. О таком стоит молиться. И конечно, на чем-то это основано. Это
не просто отвлеченная идея. Это основано на вере в то, что в сердце
каждого человека живет та же правда, тот же отблеск истинно Божественного
духа и что это и есть величайшее богатство, которым человечество
располагает сообща. И я готов согласиться с этим до известной степени. Но
хоть это и не отвлеченная идея, я бы не стал на нее особенно рассчитывать.
загородном шоссе. Эмиль гонит быстро.
чудом. Это было до Нью-Рошели. Я удрал из школы и слонялся по парку. Озеро
замерзло, но я умудрился провалиться под лед. Там был японский мостик, и я
пытался карабкаться по сваям, снизу, и сорвался. Это было в декабре, лед
был серый. А снег - белый. А вода - черная. Я цеплялся за лед, от страха я
напустил полные штаны, а моя душа, как мраморный шарик, катилась, катилась
прочь. Пришел мальчик постарше и спас меня. Он тоже был прогульщик, он
подполз ко мне по льду с веткой в руке. Я схватился за ветку, и он вытащил
меня. Потом мы пошли в мужскую уборную, и там я разделся. Он растирал меня
своей замшевой курткой. Я положил свои одежки на батарею, но они никак не
высыхали. Он сказал: "Слушай, парень, тебе здорово влетит!" И мне-таки
влетело от матери. Она надрала мне уши за то, что я пришел в мокрой
одежде.
Оно куда живее в памяти, чем шоколадные пирожные, и куда богаче красками.
Но знаете, дядя Сэммлер, когда на следующий день в школе я встретил того
парня, я решил отдать ему свои карманные деньги, что составляло десять
центов.
карман и вернулся в своим взрослым друзьям. Он, как я понял, чувствовал,
что заработал эти деньги там, на льду. Это было заслуженное
вознаграждение.
дверь серого волка незначительности.
шесть миллиардов лет, пока солнце не взорвется. Еще шесть миллиардов лет
жизни человечества. Дух захватывает при мысли об этой фантастической
цифре. Шесть миллиардов лет! Что станет с нами? И с другими существами
тоже, но главное - с нами? Как мы справимся со своей задачей? И когда
придет время покинуть эту землю и сменить нашу солнечную систему на
какую-нибудь другую, какой это будет знаменательный день. Но человечество
к этому времени станет совсем другим. Эволюция продолжается. Олаф Стэплдон
утверждает, что в будущем каждый человек будет жить не менее тысячи лет.
Человек будущего, грандиозная личность красивого зеленого цвета, с рукой,
развившейся в набор универсальных инструментов, приборов точных и тонких,
с указательным и большим пальцами, способными передать тысячи фунтов
давления. Каждый разум превратится в часть замечательного аналитического
организма, для которого решение проблем физики и математики и будет лишь
частью великолепного целого. Раса полубессмертных гигантов, наших зеленых
потомков, нашего роду и племени, неизбежно несущих в себе обрывки и
остатки наших огорчительных странностей, так же, как и силу нашего духа.
Сейчас научной революции всего триста лет. Представьте, что ей миллион,
что ей миллиард лет. А Бог? По-прежнему непознанный, даже этим мощным
братством мыслителей, по-прежнему недосягаемый?
и шорох свежей весенней листвы над проносящейся под деревьями машиной.