Чтение 36–й страницы книги ~Французы на северном полюсе~

Между тем облегченные сани помчались вниз с головокружительной
быстротой и остановились у еще более крутого подъема.

-- Русские горки! -- пошутил парижанин.

Не успели пройти одну цепь холмов, как появилась другая -- еще выше,
еще круче, еще неприступнее.

За утро сани разгружали и снова нагружали пять раз. В какой-то момент
их пришлось нести на руках -- из опасения, что они разобьются.

Наконец путники утомились, почувствовали голод и жажду.

-- Стой!

За неимением палатки привал устроили в ледяной пещере. Под прикрытием
брезента Дюма установил свою спиртовую конфорку и прибор для таяния снега.

Неустрашимые исследователи находились теперь на склоне холма метров
пятидесяти высотой и невольно залюбовались волшебным зрелищем, забыв о
холоде, голоде и усталости.

Вдали снег искрился и переливался всеми цветами радуги. Лед рассыпался
перед глазами бриллиантами, изумрудами, рубинами и сапфирами. Море света и
блеска. До чего же жалкими казались среди этого великолепия люди в звериных
шкурах и темных очках, с больными глазами и запекшимися губами!

Они с виду ничем не отличались от эскимосов. Но восторг перед красотой
сразу выдавал в них представителей цивилизации.

Быстро справившись со скудным завтраком, состоящим из чая, в котором
плавал кусок вяленого мяса, пили грогу, покормили собак, погасили лампу и
снова двинулись в путь.

Как бы то ни было, наши исследователи, хотя и с величайшим трудом,
мало-помалу двигались вперед. Де Амбрие пометил на карте тринадцать миль,
пройденных к северу.

Это был успех неслыханный, удивительный, неожиданный. Он стал возможен
лишь благодаря неисчерпаемой энергии человека, его выносливости.

Баски, уроженцы гор, творили чудеса. Для парижанина не было
препятствий. У Дюма недостаток опытности восполняла физическая сила. О
капитане и говорить не приходится -- он был членом альпийского клуба.

Для ночлега путники, по совету Ужиука, устроили "снеговой дом" -- или,
попросту, нору, где и улеглись спать. Собак привязали к саням.

На следующее утро все проснулись по сигналу Тартарена, спавшего в одном
мешке с капитаном. Накануне бросили жребий, кому с кем спать. Кок долго
отказывался от такой чести, уверяя, что не уснет, из боязни сопеть и
храпеть. Но де Амбрие приказал, а приказ нарушать нельзя.

Двадцать восьмого апреля возникли новые препятствия.

Погода стояла погожая, сухая, мороз ослабел до двадцати пяти градусов.
На льду стали появляться трещины, прикрытые снегом. В них проваливались то
люди, то собаки, то сани, а то и все разом.

В этот день прошли двадцать пять километров, на следующий -- двадцать
девять, а считая с предыдущими -- восемьдесят.

Состояние дороги, вероятно, привело бы в ужас человека постороннего, он
бы не поверил, что движение по ней вообще возможно. Однако отважные
путешественники двигались вперед, стремясь во что бы то ни стало достичь
цели. Но несмотря на успехи, капитан, казалось, был чем-то сильно
обеспокоен. Причиной такого беспокойства были странные, почти невидимые
следы, которые уже несколько раз попадались ему на глаза. Это были глубокие
борозды, явно оставленные человеком. Вполне возможно, что до них здесь уже
побывала какая-то экспедиция. При этой мысли де Амбрие невольно вздрогнул.
Неужели титаническая работа, лишения и людские страдания были напрасны?
Неужели напрасно умер несчастный Фриц, а его товарищей, мучимых голодом и
болезнями, ждут одни разочарования? Просто не верится, что судьба может так
зло подшутить над людьми, которые так близки к цели, ради которой
мужественно переносились огромные трудности. А каково было командиру,
задумавшему и осуществившему этот грандиозный план, который теперь мог
сорваться буквально за несколько дней до конца экспедиции!

Да, сомнений не было, здесь кто-то был. Теперь стало ясно, что моряков
"Галлии" опередили. Правда, казалось странным, почему же люди раньше не
заметили следов, становящихся все более заметными по мере продвижения
вперед. Внезапно перед изнуренным отрядом возник крутой снежный склон.

-- Ну что ж, придется лезть,-- вздохнул Плюмован.

-- Вот черт, опять надо ступени вырубать.

-- Ага, и пройдет не меньше двух часов, прежде чем мы сможем спеть:
"Мадам, вы можете подняться..." -- пошутил Фарен.

-- Эй! Вот так штука!

-- Что там еще!

-- Да здесь есть лестница, весьма неплохо сработанная. Видно, у
ловкачей, которые ее соорудили, руки были на месте.

Отряд остановился, и обеспокоенный капитан принялся внимательно
рассматривать лестницу. Она была невысокой и довольно покатой, с грубо
высеченными широкими ступенями, по которым легко можно было втащить сани.

-- Невероятно! -- воскликнул Мишель Элимбери.-- Да уж не во сне ли это
нам мерещится?

-- Или это добрые феи поработали для нас,-- заметил парижанин, всегда
готовый поверить в сверхъестественное.

-- А может, среди нас есть сомнамбулы,-- в свою очередь заметил повар
Дюма.-- Служа на "Кольбери", я знавал одного повара, который вставал ночью и
варил фасоль с салом, а утром просто доходил до белого каления, видя, что
кто-то уже постарался и приготовил еду. Он никак не мог догадаться, кто бы
это мог быть.

Жан Итурриа в свою очередь высказал предположение, услышав которое де
Амбрие изменился в лице.

-- Карамба! А что, если проклятый немец пробрался в эти края? Может,
это его люди высекли ступени... Извините, капитан, что я предположил, будто
Прегель мог добраться сюда.

-- Все возможно,-- сумрачно заметил де Амбрие.-- Вперед, друзья!
Подойдем ближе -- узнаем.

ГЛАВА 11

Памятник под восемьдесят девятым градусом северной широты.-- Тревога.--
Немецкий документ.-- След экспедиции капитана Нерса.-- Письмо лейтенанта
Маркхама.-- Оттепель Палеокристаллического моря.-- Внезапное повышение
температуры.

Итак, таинственные ступеньки помогли путникам перебраться через холм за
какие-нибудь четверть часа. Не будь их, пришлось бы потратить на это не
меньше двух часов.

Следы вели все дальше и дальше, прямо к Северному полюсу, до которого
оставалось уже совсем немного... Де Амбрие не переставал хмуриться. Неужели
Прегель его опередил?

Двадцать девятого апреля прошли двадцать шесть километров.

Тридцатого апреля достигли восемьдесят девятого градуса северной
широты. До полюса оставалось четыре километра.

Не будь этих злополучных следов, все ощущали бы особый прилив бодрости
и энергии, даже веселья.

Но пока причин для радости не было.

Вот валяются кости медведя... Кто его съел? Рядом -- два отстрелянных
патрона с английским клеймом: "Максвелл. Бирмингем". Что это значит?

Трудно сказать. Не исключено, что у кого-нибудь из немцев могла
оказаться и английская винтовка.

В два часа капитан хотел скомандовать привал, как вдруг Дюма,
отличавшийся великолепным зрением, указал на небольшое возвышение впереди, в
него было воткнуто что-то длинное и тонкое.

-- Как будто ручка метлы,-- заметил повар.

Де Амбрие побежал к странному сооружению и действительно увидел
деревянную рукоять, не то от лопаты, не то еще от чего-то. Обильно смазанная
льняным маслом, рукоять прекрасно сохранилась. Она была воткнута в холмик,
высотой с бочку, сложенный из льдинок и консервных банок.

Этот керн, или своеобразный памятный знак, оказался сооружен из всего,
что попалось под руку. Под ним, вероятно, хранилось послание к тем, кто
когда-нибудь сюда придет.

В спешке капитан не захватил с собой ни топора, ни лопаты и голыми
руками стал раскачивать сооружение, пинал его ногами... Тщетно. Памятник
крепко врос в лед.

Пришлось вернуться и взять с собой матроса с двумя заступами.

Лед раскололи, раскопали холмик и нашли большой холщовый мешок, который
с огромным трудом развязали. В мешке оказалась бутылка.

Сгорая от нетерпения, де Амбрие чуть было ее не разбил, но сдержался и
дрожащими руками стал откупоривать, вытряхивая содержимое -- несколько
бумажных листков. Он схватил первый попавшийся и жадно пробежал глазами.

Написано было по-немецки.

-- Так я и знал! -- с горечью вскричал капитан, но, прочитав снова,
развел руками, обратив внимание на дату и градусы широты и долготы:
"Маркхам... 12 мая 1876 г... 83 градуса 20 минут 26 секунд сев. шир., 65
градусов 24 минуты 28 секунд зап. долготы".

Де Амбрие облегченно вздохнул и рассмеялся.

Матрос поглядел на него с удивлением. Это был Мишель Элимбери, баск,
лоцман-китобой, очень способный и смекалистый.

-- Ты, конечно, уверен, что твой капитан спятил? -- спросил де
Амбрие.-- Сознайся, Мишель.

-- Но, господин капитан... вы -- командир и можете поступать как вам
угодно,-- ответил сконфуженно баск.

-- Видишь ли, друг мой. Я испугался.

-- Не может быть, господин капитан. Кто угодно, только не вы!

-- Испугался, поверь мне. Что не я первый приду туда, куда еще не
ступала нога человека. Мы будем там через пять дней.

Мишель недоуменно пожал плечами.