моего пребывания на злополучном острове, не считая многих случаев, которые
прошли для меня незамеченными и на которые я непременно обратил бы внимание,
если бы всегда смотрел на эти вещи такими глазами, как смотрю теперь. Но
никогда не поздно поумнеть, и я не могу не посоветовать всем рассудительным
людям, чья жизнь сложилась так же, хотя бы и не до такой степени необычайно,
как моя, никогда не пренебрегать внушениями этого божественного тайного
голоса, от какого бы невидимого разума он ни исходил. Для меня несомненно -
хотя я и не могу этого объяснить, - что в этих таинственных указаниях мы
должны видеть доказательство общения душ, существования связи между телесным
и бесплотным миром. Мне представится случай привести несколько замечательных
примеров этого общения при дальнейшем описании моей одинокой жизни на этом
печальном острове.
сознание вечно грозящей опасности, под гнетом которого я жил последние годы,
и никогда не подкидавшие меня страх и тревога убили во мне всякую
изобретательность и положили конец всем моим затеям касательно увеличения
моего благосостояния и моих домашних удобств. Мне было не до забот об
улучшении моего стола, когда я только и думал, как бы спасти свою жизнь. Я
не смел ни вбить гвоздя, ни расколоть полена, боясь, что дикари могут
услышать стук. Стрелять я и подавно не решался по той же причине. Но,
главное, на меня нападал неописуемый страх всякий раз, когда мне приходилось
разводить огонь, так как дым, который днем виден да большом расстоянии,
всегда мог выдать меня. В виду этого я даже перенес в новое помещение все те
поделки (в том числе и гончарную мастерскую), для которых требовался огонь.
Я забыл сказать, что как то раз я, к несказанной моей радости, нашел
природную пещеру в скале, очень просторную внутри, куда, я уверен, ни один
дикарь не отважился бы забраться, даже если бы он находился у самого входа в
нее; только человеку, который, как я, нуждался в безопасном убежище, могла
притти фантазия залезть в эту дыру.
толстые сучья на уголь. Но прежде, чем продолжать, я должен объяснить, зачем
мне понадобился древесный уголь.
за дыма; а между тем не мог же я не печь хлеба, не варить мяса, вообще
обходиться без стряпни. Вот я и придумал заменить дрова углем, который почти
не имеет дыма. Я видел в Англии, как добывают уголь, пережигая толстые сучья
под слоем дерна. То же стал делать и я. Я производил эту работу в лесу и
перетаскивал домой готовый уголь, который и жег вместо дров без риска выдать
дымом свое местопребывание.
заметил за большим кустом небольшое углубление в скале. Меня заинтересовало,
куда может вести этот ход; я пролез в него, хоть и с большим трудом, и
очутился в пещере высотой в два человеческих роста. Но сознаюсь, что вылез
оттуда гораздо скорее, чем залез. И немудрено: всматриваясь в темноту (так
как в глубине пещеры было совершенно темно), я увидал два горящих глаза
какого то существа - человека или дьявола, не знаю, - они сверкали, как
звезды, отражая слабый дневной свет, проникавший в пещеру снаружи и падавший
на них.
двадцать лет один одинешенек среди океана, тому не стать бояться чорта,
сказал я себе. Наверное уж в этой пещере нет никого страшнее меня! И,
набравшись храбрости, захватил горящую головню и снова залез в пещеру. Но не
успел я ступить и трех шагов, освещая себе путь головешкой, как попятился
назад, перепуганный чуть ли не больше прежнего: я услышал громкий вздох, как
вздыхают от боли, затем какие то прерывистые звуки вроде бормотанья и опять
тяжкий вздох. Я оцепенел от ужаса; холодный пот проступил у меня по всему
телу, и волосы встали дыбом, так что, будь на мне шляпа, я не ручаюсь, что
она не свалилась бы с головы... Тем не менее я не потерял присутствия духа:
стараясь ободрить себя тою мыслью, что всевышний везде может меня защитить,
я снова двинулся вперед и при свете факела, который я держал над головой,
увидел на земле огромного страшного старого козла. Он лежал неподвижно и
тяжело дышал в предсмертной агонии; повидимому, он околевал от старости.
встатгь, но не мог. Пускай его лежит, покуда жив, подумал я тогда; если он
меня напугал, то, наверно, не меньше напугает каждого дикаря, который
вздумает сунуться сюда.
маленькая - около двенадцати квадратных футов, - крайне бесформенная - ни
круглая, ни квадратная, - было ясно, что здесь работала одна природа, без
всякого участия человеческих рук. Я заметил также в глубине ее отверстие,
уходившее еще дальше под землю, но настолько узкое, что пролезть в него
можно было только ползком. Не зная, куда ведет этот ход, я не захотел без
свечи проникнуть в него, но решил прийти сюда снова на другой день со
свечами, с трутницей, которую я смастерил из ружейного замка, и горящим
углем в миске.
изделия (к тому времени я научился делать очень хорошие свечи из козьего
жиру; только в отношении фитилей встречал затруднение, пользуясь для них то
старыми веревками, то волокнами растения, похожего на крапиву) и вернулся в
пещеру. Подойдя к узкому ходу в глубине пещеры, о котором было сказано выше,
я принужден был стать на четвереньки и ползти в таком положении десять
ярдов, что было, к слову сказать, довольно смелым подвигом с моей стороны,
если принять во внимание, что я не знал, куда ведет ход и что ожидает меня
впереди. Миновав самую узкую часть прохода, я увидел, что он начинает все
больше расширяться, и тут глаза мои были поражены зрелищем, великолепнее
которого я на моем острове ничего не видал. Я стоял в просторном гроте футов
в двадцать вышиной; пламя моих двух свечей отражалось от стен и свода, и они
отсвечивали тысячами разноцветных огней. Были ли то алмазы или другие
драгоценные камни, или же - что казалось всего вернее - золото?
ровным дном, покрытым мелким песком. Нигде никаких признаков плесени или
сырости; нигде ни следа отвратительных насекомых и ядовитых гадов.
Единственное неудобство - узкий ход, но для меня это неудобство было
преимуществом, так как я хлопотал о безопасном убежище, а безопаснее этого
трудно было сыскать.
мой грот. все те свои вещи, которыми я особенно дорожил, и прежде всего
порох и все запасное оружие, а именно: два охотничьих ружья (всех ружей у
меня было три) и три из восьми находившихся в моем распоряжении мушкетов.
Таким образом в моей крепости осталось только пять мушкетов, которые у меня
всегда были заряжены и стояли на лафетах, как пушки, у моей наружной ограды,
но всегда были к моим услугам, если я собирался в какой нибудь поход.
откупорил и боченок с подмоченным порохом. Оказалось, что вода проникла в
боченок только на три, на четыре дюйма кругом; подмокший порох затвердел и
ссохся в крепкую корку, в которой остальной порох лежал, как ядро ореха в
скорлупе. Таким образом, я неожиданно разбогател еще фунтов на шестьдесят
очень хорошего пороху. Это был весьма приятный сюрприз. Весь этот порох я
перенес в мой грот для большей сохранности, и никогда не держал в своей
крепости более трех фунтов на всякий случай. Туда же, т. е. в грот, я
перетащил и весь свой запас свинца, из которого я делал пули.
говорят, жили в расщелинах скал и в пещерах, неприступных для простых
смертных. Пусть хоть пятьсот дикарей рыщут по острову, разыскивая меня: они
не откроют моего убежища, говорил я себе, а если даже и откроют, так все
равно не посмеют проникнуть ко мне.
день околел. Во избежание зловония от разлагающегося трупа я закопал его в
яму, которую вырыл тут же, в пещере, подле него: это было легче, чем
вытаскивать его вон.
степени освоиться с этой жизнью, что если бы не страх дикарей, которые могли
потревожить меня, я бы охотно согласился провести здесь весь остаток моих
дней до последнего часа, когда я лег бы и умер, как старый козел в пещере. Я
придумал себе несколько маленьких развлечений, благодаря которым время
протекало для меня гораздо веселее, чем прежде. Во первых, как уже знает
читатель, я научил говорить своего Попку, и он так мило болтал, произносил
слова так раздельно и внятно, что было большим удовольствием слушать его. Он
прожил у меня не менее двадцати шести лет. Как долго жил он потом, - я не
знаю: впрочем, я слышал в Бразилии, что попугаи живут по сто лет. Может
быть, верный мой Попка и теперь еще летает по острову, призывая бедного
Робина Крузо. Не дай бог ни одному англичанину попасть на мой остров и
услышать его; бедняга, с которым случилось бы такое несчастье, наверное,
принял бы моего Попку за дьявола. Мой пес был моим верным и преданным другом
в течение шестнадцати лет; он околел от старости. Что касается моих кошек,
то, как я уже говорил, они так расплодились, что я принужден был стрелять по
ним несколько раз, иначе они загрызли бы меня и уничтожали бы все мои
запасы. Когда две старых кошки, взятых мной с корабля, издохли, я продолжал
распугивать остальных выстрелами и не давал им есть, так что в заключение
все они разбежались в лес и одичали. Я оставил у себя только двух или трех
любимиц, которых приручил и потомство которых неизменно топил, как только
оно появлялось на свет; они стали членами моей разношерстной семьи. Кроме
того, я всегда держал при себе двух-трех козлят, которых приучал есть из
своих рук. Было у меня еще два попугая, не считая старого Попки: оба они
тоже умели говорить и оба выкликали: "Робин Крузо", но далеко не так хорошо,
как первый. Правда и то, что на него я потратил гораздо больше времени и
труда. Затем я поймал и приручил несколько морских птиц, названий котороых я
не знал. Всем им я подрезал крылья, так что они не могли улететь. Те молодые
деревца, которые я насадил перед своею крепостью, чтоб лучше скрыть ее на
случай появления дикарей, разрослись в густую рощу, и мои птицы поселились в
Мацумото Сэйте
Флинт Эрик
Марко Джон
Херберт Фрэнк
Березин Федор
Шилова Юлия