Чтение 36–й страницы книги ~Сорок пять~

Поэтому он, нарочно производя как можно больше шума, ушел с балкона и
закрыл окно.

Кое-кто из любопытных, упорствуя, еще стоял на своих местах. Но минут
через десять исчезли даже они.

За это время Робер Брике успел вылезти на крышу своего жилища,
окаймленную каменными зубцами на фламандский манер, и, спрятавшись за одним
из этих зубцов, принялся обозревать окна противоположного дома.

Едва на улице прекратился шум, едва затихли инструменты, голоса, шаги,
едва, наконец, все вошло в обычную колею, одно из верхних окон этого
странного дома открылось, и чья-то голова осторожно высунулась наружу.

- Никого и ничего больше нет, - прошептал мужской голос, - значит, всякая
опасность миновала. Это была какая-нибудь мистификация по адресу нашего
соседа. Вы можете выйти из своего укрытия, сударыня, и вернуться к себе.

Говоривший закрыл окно, выбил из кремня искру и зажег лампу. Чья-то рука
протянулась, чтобы взять ее у него.

Шико изо всех сил напрягал зрение. Но едва он заметил бледное,
благородное лицо женщины, принявшей лампу, едва он уловил ласковые, грустные
взгляды, которыми обменялись слуга и госпожа, как тоже побледнел, и ледяная
дрожь пробежала по его телу.

Молодая женщина - ей было не больше двадцати четырех лет - стала
спускаться по лестнице, за ней шел слуга.

- Ах, - прошептал Шико, стирая со лба проступившие на нем капли пота и
словно стараясь в то же время отогнать какое-то страшное видение, - ах, граф
дю Бушаж, смелый, красивый юноша, влюбленный безумец, только что обещавший
стать радостным, веселым, петь песни - передай свой девиз брату, ибо никогда
больше не произнесешь ты слова - Hilariter 1. <1 Радостно. Как мы уже
упоминала, девизом Анри де Жуаеза было Hilariter. (Примеч, автора.)> Потом
Шико, в свою очередь, сошел вниз, в свою комнату. Лицо его омрачилось,
словно он только что погрузилcя в какое-то ужасное прошлое, в какую-то
кровавую бездну. Он сел в темном углу, поддавшись последнему, но зато, может
быть, больше всех прочих, необычному наваждению скорби, исходившему из этого
дома.

Глава 18

КАЗНА ШИКО

Шико провел всю ночь, грезя в своем кресле.

Он именно грезил, ибо осаждали его не столько мысли, сколько видения.

Возвратиться к прошлому, испытать, как чей-то уловленный тобою взгляд,
один-единственный взгляд внезапно озарил целую эпоху жизни, уже почти
изгладившуюся из памяти, не значит просто думать о чем-то.

В течение всей ночи Шико жил в мире, уже оставленном далеко позади и
населенном тенями знаменитых людей и прелестных женщин. Как бы озаренные
взором бледной обитательницы таинственного дома, словно верным светильником,
проходили они перед ним одна за другой - и за ними тянулась целая цепь
воспоминаний радостных или ужасных.

Шико, так сетовавший, возвращаясь из Лувра, что ему не придется поспать,
теперь и не подумал лечь.

Когда же рассвет заглянул к нему в окно, он мысленно произнес:

"Время призраков прошло, пора подумать и о живых".

Он встал, опоясался своей длинной шпагой, набросил на плечи темно-красный
плащ из такой плотной шерстяной ткани, что его не промочил бы даже сильный
ливень, и со стоической твердостью мудреца обследовал свою казну и подошвы
своих башмаков.

Последние показались Шико вполне достойными начать путешествие. Что
касается казны, то ей следовало уделить особое внимание.

Поэтому в развитии нашего повествования мы сделаем паузу и расскажем
читателю о казне Шико.

Обладавший, как всем известно, изобретательностью и воображением, Шико
выдолбил часть главной балки, проходившей через весь его дом из конца в
конец: балка эта содействовала и украшению жилища, ибо была пестро
раскрашена, и его прочности, ибо имела не менее восемнадцати дюймов в
диаметре.

Выдолбив эту балку на полтора фута в длину и на шесть дюймов в ширину, он
устроил в ней казнохранилище, содержавшее тысячу золотых экю.

Вот какой расчет произвел при этом Шико:

"Я трачу ежедневно, - сказал он себе, - двадцатую часть одного из этих
экю: значит, денег у меня хватит на двадцать тысяч дней. Столько я, конечно,
не проживу, но половину прожить могу. Надо, однако, учесть, что к старости и
потребности и, следовательно, расходы у меня увеличатся, ибо недостаток
жизненных сил придется восполнять жизненными удобствами. В общем, здесь у
меня на двадцать пять - тридцать лет жизни, этого, слава богу, вполне
достаточно!"

Произведя вместе с Шико этот расчет, мы убедимся, что он был одним из
состоятельнейших рантье города Парижа. Уверенность в будущем наполняла его
некоторой гордостью.

Шико вовсе не был скуп, долгое время он даже отличался мотовством, но к
нищете он испытывал отвращение, ибо знал, что она свинцовой тяжестью давит
на плечи и сгибает даже самых сильных.

И потому, заглянув в это утро в свое казнохранилище, чтобы произвести
расчеты с самим собою, он подумал:

"Черти полосатые! Время сейчас суровое и не располагает к щедрости. С
Генрихом мне стесняться не приходится. Даже эта тысяча экю досталась мне не
от него, а от одного моего дядюшки, который обещал оставить в шесть раз
больше: правда, дядюшка этот был холостяк. Если бы сейчас была еще ночь, я
пошел бы к королю и выудил бы у него из кармана сотню луидоров. Но уже
рассвело, и я вынужден рассчитывать только на себя.., и на Горанфло".

При мысли о том, чтобы выудить деньги у Горанфло, достойный друг приора
улыбнулся.

"Красиво было бы, - продолжал он размышлять, - если бы мэтр Горанфло,
обязанный мне своим благополучием, отказал в ста луидорах приятелю,
уезжающему по делам короля, который ему, Горанфло, дал аббатство святого
Иакова. Ах, - продолжал он, - Горанфло теперь изменился. Да, но Робер Брике
- по-прежнему Шико. Однако ведь я еще под покровом ночи должен был явиться
за письмом короля, знаменитым письмом, от которого при Наваррском дворе
должен вспыхнуть пожар. А сейчас уже рассвело. Что ж, я придумал, каким
способом получу его, и при этом смогу даже нанести мощный удар по черепу
Горанфло, если мозг его окажется чересчур непонятливым. Итак - вперед!"

Шико положил на место доску, прикрывавшую его тайник, прибил ее четырьмя
гвоздями и сверху закрыл плитой, засыпав ее пылью, чтобы заполнить пазы. Уже
собираясь уходить, он еще раз оглядел эту комнату, в которой уже много
счастливых дней прожил ни для кого недостижимый, скрытый так же верно, как
сердце в человеческой груди.

Затем он окинул взглядом дом напротив.

"Впрочем, - подумал он, - эти черти - Жуаезы - способны в одну прекрасную
ночь поджечь мой особнячок, чтобы хоть на мгновение привлечь к окну незримую
даму. Эге! Но если они сожгут дом, то моя тысяча экю превратится в золотой
слиток! Кажется, благоразумнее всего было бы зарыть деньги в землю. Да не
стоит: если господа Жуаезы сожгут дом, король возместит мне убытки".

Успокоенный этими соображениями, Шико запер дверь комнаты, забрав с собой
ключ. Выйдя за порог и направляясь к берегу, он подумал:

"Между прочим, этот Никола Пулен может заявиться сюда, найти мое
отсутствие подозрительным и... Да что это сегодня утром у меня в голове все
какие-то заячьи мысли! Вперед! Вперед!"

Когда Шико запирал входную дверь так же тщательно, как и дверь своей
комнаты, он заметил слугу неизвестной дамы, который, сидя у своего окна,
дышал свежим воздухом; видимо, он рассчитывал, что так рано утром никто его
не увидит.

Как мы уже говорили, человек этот был совершенно изуродован раной,
нанесенной ему в левый висок и захватившей также часть щеки.

Кроме того, одна бровь, сместившаяся благодаря силе удара, почти совсем
скрывала левый глаз, ушедший глубоко в орбиту. Но странная вещь! - при
облысевшем лбе и седеющей бороде у него был очень живой взгляд, а другая,
неповрежденная щека казалась юношески гладкой.

При виде Робера Брике, спускавшегося со ступенек крыльца, он прикрыл
голову капюшоном.

Он собрался было отойти от окна, но Шико знаком попросил его остаться.

- Сосед! - крикнул Шико. - Из-за вчерашнего шума мой дом мне просто
опротивел. Я на несколько недель еду на свою мызу. Не будете ли вы так
любезны время от времени поглядывать в эту сторону?

- Хорошо, сударь, - ответил незнакомец, - охотно это сделаю.

- А если обнаружите каких-нибудь жуликов... - У меня есть хороший
аркебуз, сударь, будьте покойны.

- Благодарю, сосед. Однако я хотел бы попросить еще об одной услуге.

- Я вас слушаю.

Шико сделал вид, что измеряет взглядом расстояние, отделяющее его от
собеседника.

- Кричать отсюда о подобных вещах мне не хотелось бы, дорогой сосед, -
сказал он.

- Тогда я спущусь вниз, - ответил неизвестный.

Действительно, он исчез из поля зрения Шико. Тот подошел поближе к дому
напротив и услышал за дверью приближающиеся шаги, потом дверь открылась, и
Шико очутился лицом к лицу со своим соседом.

На этот раз тот совсем закрыл лицо капюшоном.

- Сегодня утром что-то очень холодно, - заметил он, желая скрыть или
как-то объяснить принятую им предосторожность.

- Ледяной ветер, сосед, - ответил Шико, нарочно стараясь не глядеть на
своего собеседника, чтобы не смущать его.

- Я вас слушаю, сударь.