раздетым быть!
словно бы и улыбается одними глазами на его крики. Силой же попытаться
содрать штаны с Немого Стрижак не пробовал, потому что не хотел еще раз
оказаться в пепле. Кое-как одевшись, - хотя какой уж там наряд без штанов,
когда голые ноги ничем не прикроешь и они торчат, будто старые колья,
покрытые рыжим мхом, - Стрижак направился к сумам, нашел там мясо и хлеб,
потряс оба жбана, чтобы убедиться, что они пусты, покачал головой:
всемилостивый!
берегу - то ли взглянуть, где стояла лодка монашеская ночью, то ли в
надежде найти свои порты или просто отхлебнуть воды и побрызгать на свою
физиономию.
затем они взяли седла, навьючились, как два осла, и повернули туда, откуда
пришли.
было все собранное, лежало прочно и удобно, а Стрижак бросил его к себе на
шею, войлочные подкладки натирали ему кожу, стремена болтались с двух
сторон, больно ударяя по бокам, и пришлось всунуть в стремена руки, чтобы
придерживать это железо, а тут еще трава непривычно щекотала голые ноги
так, что хотелось вскрикнуть. Немой, наверное, все это видел и смеялся,
для того и отстал нарочно. Стрижак остановился, закричал, указывая Немому
рукой:
Прикидывался дураком, безъязыкий земнородец. Стрижак, покачиваясь,
спотыкаясь, подбежал к нему, толкнул в плечи:
покачнешь. Стрижак плюнул и, проклиная все на свете, двинулся первым.
путался в своей неудобной одежде, в ремнях, седло давило ему на шею и на
плечи, оно становилось таким тяжелым, как мешки с солью, взваленные на
осла. Будучи не в силах тащить дальше такую тяжесть, Стрижак сердито
швырнул седло в траву, сел, растирая занемевшие плечи, крикнул Немому,
который приближался:
скрытой улыбкой, седла не сбрасывая с плеча, на траву не клал, потому что
для него эта поклажа ничего не значила, - он бы и десяток таких седел нес
неутомимо, такой и коня на себе потащит!
Стрижак вынужден был снова приладить на шею седло, снова ловил руками
стремена, еще бы только взнуздаться самому для дополнения мук и страданий
- и конец. И готов тебе путь Спасителя на Голгофу с его крестными муками.
Ибо разве же муки седельные меньше? Да и то сказать - неизвестно, сам ли
Иисус нес крест на гору, или другие несли, потому что и Матфей, и Марк, и
Лука евангелисты говорят, что взят был Симон Киринеянин, мимо проходящий
человек, да и вынужден был нести крест на Голгофу. И только у евангелиста
Иоанна сказано: <И, неся крест свой, вышел он на место, называемое лобное,
по-еврейски Голгофа>. Еще говорится в четвероевангелии о напитке
мученическом, хотя опять-таки не одинаково молвится. Матфей утверждает,
будто дали Иисусу пить уксус, смешанный с желчью, Марк считает, что это
было вино с миром, но и того Христос не принял. Лука вовсе умалчивает о
напитке, а Иоанн считает, что распятому поднесли к устам губку, напоенную
одним уксусом. Но разве же его, Стрижака, мука меньше? Когда в тебе
внутренности горят от вчерашнего, когда скребут хищные звери у тебя в
глотке и в кишках, раздирают тебя, шматуют нутро, а у тебя нечем залить и
успокоить их, кроме воды днепровской, теплой! Разве же можно сравнить
простую воду с вином, смешанным с миром! И муки седельные разве равняются
мукам крестным, которые должны были, по преданию, хотя и закончиться
смертью, но были почетными и славными навеки, а тут, кроме позора, не
имеешь ничего, да к тому же еще со страхом и тревогой жди, что скажет тебе
Воевода!
лбу, но вовремя спохватился, что может ударить не пустой ладонью, а
железным стременем, голова же должна была ему еще пригодиться для
выдумывания и всестороннего обоснования вранья, с которым он появится
перед Воеводой. Стрижак на миг забыл даже о тяжести на плечах, пошел
скорее, хотя и то сказать - куда торопиться человеку, пока ему не с чем
прийти? Первоначально Стрижак решил рассказать все, как было, напрямик.
Правда, можно умолчать, кто именно свернул в плавни, тем самым сразу напав
на след Маркерия, ибо главное заключалось здесь в том, что беглец был
пойман именно руками Стрижака, пойман и связан, как надлежит. Ну ладно.
Скажет он, как было, а Воевода спросит - где же беглец?
еще от кого не уберегли? Нет, нет, правду рассказывают лишь дураки или же
безнадежно ленивые люди, не способные представить события с благоприятной
для себя точки зрения.
нужно всячески подчеркивать, выставлять как свою величайшую заслугу. Итак,
поймали беглеца. Повели его назад домой, на суд праведный и воздаятельный.
А не довели. Почему же не довели? А потому, что напали на них разбойники,
забрали коней и Маркерия, хотели еще и Немого забрать, но тот отказался,
встал даже на защиту его, то есть Стрижака.
Маркерия? И зачем понадобился этот Маркерий разбойникам? Им кони нужны.
Отдайте коней, а беглеца приведите в Мостище. Вот оно как.
и не догнали, и не видели, и вообще он никуда не убегал, потому что куда
бы мог бежать мостищанин? А на них напали разбойники и отняли коней
(потому что сказать, что украли коней воры, - стыд, позор). Ага. А седла?
Что же это за странные разбойники, что оставили седла? Раз уж отняли
коней, то со всем снаряжением! Тогда зачем же он, как последний дурак,
тащит эту мороку! Стрижак швырнул свое седло с радостью и облегчением и
уже весело крикнул Немому:
ни к чему. Стрижак жестами попробовал растолковать Немому, что и как, и
показал, чтобы тот освободился от лишнего и бессмысленного, более того,
даже вредного теперь груза. Но упорный безъязыкий человек держался за это
ненужное седло, будто оно было выковано из чистого золота! Стрижак шел
налегке, теперь все его члены отдыхали, даже во внутренностях не так жгло
и кололо, седельная мука закончилась. Зеленые плавни уже не напоминали ему
мрачных голгофских видений, а Немой упрямо тащился позади с седлом на
плече и доводил этим Стрижака до исступления. Вот так принесет, бросит к
ногам Воеводы - и что тогда выдумаешь, какую брехню преподнесешь
Мостовику?! И чем больше кипятился и злился Стрижак, тем более упрямым
становился Немой и даже замахнулся было на своего спутника, когда тот
слишком приблизился к нему с намерением сбросить его седло к дьяволу и
всем нечистым силам.
напало вдруг на него веселье. Пришло оно неожиданно - видать, от
облегчения телесного, потому что душа у Стрижака целиком и во всем
зависела от тела, - так вот, освобожденный от седла, отдохнувший, он
постепенно наполнялся радостью жизни, беззаботностью, и вот в таком новом
состоянии, уже без горячки и торопливости, с насмешливым спокойствием,
показал он жестами Немому, что ждет его от Воеводы, если он не доверится
во всем ему, Стрижаку; изложил - с огромными трудностями, правда, - и
выдуманное вранье свое о том, как не поймали они Маркерия, - и все это он
делал с кривляньем и хохотом, так, что Немому тоже стало весело, особенно
же весело ему стало, когда понял он наконец про Маркерия, - теперь не было
нужды держаться за тяжелое седло, за этот их камень преткновения, Немой
охотно швырнул его в траву и смеялся вдоволь, хохотал до слез, и Стрижак
подумал, что даже немые расстаются со своими заблуждениями, лишаются
глупости со смехом и радостью.
приходилось смеяться, чтобы он позволил себе роскошь хохотать без всяких
оснований. Вот почему Немой если уж смеялся, то имел для этого не одну
причину, а несколько. Он смеялся, радуясь тому, что обманул Стрижака, а
вместе с ним и Воеводу уже тогда, когда видел освобождение Маркерия и не
помешал хлопцу делать это, - следовательно, помог ему. А еще смеялся от
радости, что ему будет с чем прийти к Лепетунье, чтобы вернуть счастливые
дни с ней, казалось, безнадежно утраченные навсегда. Он сумеет заманить
Лепетунью подальше в плавни, поведет на пустынную песчаную косу у Реки,
возможно, даже найдет именно ту косу, на которой испытал столько радости с
этой женщиной, хотя Река ежегодно размывает косы, и никогда невозможно
найти ту, которая была, как невозможно найти и былого счастья, но он будет
упрямым, будет искать косу и там, на белом песке, нарисует Лепетунье все,
как было, всю эту ночь у костра, изменив лишь чуточку течение событий, -
скажем, обойдется без монаха, потому что разве же он сам, Немой, не мог
развязать Маркерия? Свидетелей не было и не будет, - Немой мог смеяться
вдоволь в надежде на новые милости Лепетуньи - и он смеялся.
Мостовиком, встал уже в портах, отдохнувший после круглосуточного сна:
спали они с Немым целый день в плавнях, чтобы не позориться Стрижаку
засветло голыми ногами в Мостище, а потом ночью пробрались в дом Стрижака,
Николаев Андрей
Посняков Андрей
Курылев Олег
Лукин Евгений
Муркок Майкл
Распопов Дмитрий