прислушиваясь к голосам, доносившимся из соседней комнаты, в которую вошли
Муре и Бурдонкль. Последний объявил, что мясо превосходно; Миньо в ответ
на это спокойное утверждение повторял, задыхаясь от гнева: "Попробуйте
прожевать его", а Льенар, нападая на ската, кротко настаивал: "Он же
воняет, сударь". Тогда Муре стал в самых сердечных выражениях изъявлять
полную готовность сделать все от него зависящее для своих служащих, - ведь
он же их отец, он лучше сам будет сидеть на черством хлебе, лишь бы не
слышать, что их плохо кормят.
заключение, повысив голос, чтобы его было слышно с одного конца коридора
до другого.
Вам нужны обещания - извольте! А кормят старыми подметками и вышвыривают
вас за дверь, как собак!
стопки справа и слева уменьшались. И когда поваренок принес громадное
жестяное блюдо, Гютен воскликнул:
Фавье, накладывая себе рису.
любители газет были до того увлечены очередным фельетоном, что даже не
замечали, что едят. Все вытирали вспотевшие лбы: тесный погреб наполнялся
рыжеватым туманом, и тени прохожих по-прежнему пробегали черными пятнами
по заставленному посудой столу.
рукоятку, и хлеб переходил от одного к другому.
вино охотника не оказалось, все находили его отвратительным.
перекрестных разговоров. - Но вопрос о нем окончательно еще не решен.
Вообразите, он развращает продавщиц! Да, достает им работу - шить
галстуки!
коридору между Муре и Бурдонклем; все трое были чем-то очень заняты и
оживленно разговаривали вполголоса. Столовая, где обедали заведующие
отделами и их помощники, приходилась как раз напротив. Увидев проходившего
Муре, Бутмон оставил еду, встал из-за стола и заговорил с ним о
неприятностях, возникших в отделе, о своем затруднительном положении. Муре
и Бурдонкль слушали его, все еще не решаясь пожертвовать Робино,
первоклассным продавцом, который служил еще при г-же Эдуэн. Но когда
Бутмон рассказал историю с галстуками, Бурдонкль вышел из себя. Да что,
малый с ума, что ли, сошел? Как он смеет посредничать, доставать
дополнительную работу продавщицам? Торговый дом достаточно щедро
оплачивает труд этих девиц, а если они станут работать для себя по ночам,
они, конечно, будут хуже работать днем в магазине. Да они просто
обкрадывают "Дамское счастье", они рискуют своим здоровьем, которое не
принадлежит им! Ночь существует для того, чтобы спать! Все должны спать,
иначе их выкинут вон!
продавцы впивались в них взглядом, стараясь истолковать малейшие их жесты.
Они даже забыли о рисе, хотя один из кассиров обнаружил в нем пуговицу от
штанов.
Бурдонкля сразу побелел нос?
наносит, по его мнению, оскорбление самим устоям "Дамского счастья". Кто
же эта дура, не умеющая обеспечить себя прибылью от продажи? Но когда
Бутмон назвал Денизу, Муре смягчился, нашел ей оправдание. Ах вот как, эта
малютка? Ну, она еще недостаточно наловчилась, да к тому же, как уверяют,
на ее шее родные, которым ей приходится помогать. Бурдонкль перебил его,
заявив, что ее нужно немедленно уволить. Он всегда утверждал, что из такой
уродины ничего путного не выйдет. Бурдонкль, казалось, вымещал на ней
какую-то обиду. Муре в замешательстве сделал вид, что все это очень
смешно. Боже мой, какой строгий! Неужели нельзя разочек простить?
Провинившуюся надо вызвать, сделать ей внушение. В сущности, виноват во
всем один только Робино; как старый приказчик, знающий обычаи фирмы, он
должен был бы ей это отсоветовать.
прошла мимо двери.
Робино, уж и устроим же мы им потеху! - воскликнул Гютен.
словно он хотел сказать, что понял наконец его и находит это нелепым.
Бутмон продолжал жаловаться: продавцы грозятся уйти, а среди них есть
превосходные работники. Но больше всего задел этих господ слух о том, что
Робино в самых наилучших отношениях с Гожаном: последний, говорят,
подбивает его основать собственное предприятие в этом же квартале,
предлагает самый широкий кредит, лишь бы только причинить убытки "Дамскому
счастью". Наступило молчание. Ага, Робино замышляет борьбу! Муре
насторожился, однако сделал вид, что ему все это безразлично, и отмахнулся
от решения. Там видно будет, еще потолкуем. И он принялся шутить с
Бутмоном, отец которого приехал накануне из Монпелье, где у него была
лавочка, и чуть не задохся от изумления и негодования, попав в громадный
зал, где царствует его сын. Они еще раз посмеялись над тем, как старик, в
конце концов вновь обретя обычную самоуверенность, свойственную южанам,
принялся все бранить и утверждать, что магазины новинок кончат полным
разорением.
в сортировочную, чтобы избежать нежелательных стычек... Извините, что я
так настаиваю, но положение настолько обострилось, что надо принять
какое-то решение.
они не возвращаются, облегченно вздохнули. Уж не собирается ли теперь
дирекция ежедневно спускаться к обеду и пересчитывать куски на тарелках?
Весело станет, нечего сказать, когда даже за едой не будешь чувствовать
себя свободно. Но истинной причиной их неудовольствия было то, что они
видели, как вошел Робино и как добродушно был настроен хозяин: это внушало
им беспокойство за исход начатой борьбы. Они понизили голоса и принялись
выискивать новые поводы для возмущения.
выходишь еще более голодным, чем когда пришел.
обмен на рис. Вдруг он воскликнул:
тотчас же заплатили ему по три су. Некоторые приказчики поднялись и стали
прохаживаться по коридору, чтобы выкурить папиросу в темном уголке. Другие
продолжали вяло сидеть за столами, загроможденными грязной посудой. Они
скатывали шарики из хлебного мякиша и снова пережевывали все те же
истории, уже не замечая ни запаха подгоревшего сала, ни нестерпимой жары,
от которой краснели уши. Стены запотели, с заплесневелого свода сползал
одуряющий чад. Делош, до отвала наевшийся хлеба, прислонился спиной к
стене и молча переваривал пищу, подняв взгляд к узкому окну. Каждый день
после завтрака он развлекался таким образом, рассматривая быстро
мелькающие на тротуаре ноги прохожих, - ноги, отрезанные по лодыжку,
грубые башмаки, щегольские ботинки, легкие женские туфельки, -
беспрерывный бег живых ног, без туловища и головы. В дождливые дни они
бывали очень грязные.
третьей смены. Явились уборщики с ведрами теплой воды и большими губками,
чтобы вымыть клеенки. Столовые медленно пустели, приказчики расходились по
отделам, лениво волоча ноги по ступеням лестницы. А в кухне повар снова
стал у окошечка, между кастрюлями с говядиной, скатами и соусом, и опять
вооружился вилками и ложками, приготовившись снова наполнять тарелки с
размеренностью хорошо выверенных часов.
сказал первый.
войти.
проходя мимо столовой, где обедали заведующие и их помощники, она не могла
не взглянуть туда. Робино действительно был там. Однако она решила
переговорить с ним после полудня и направилась прямо к своему столу на
другой конец коридора.
в первый. Это был такой же погреб, превращенный в столовую, однако
обставленный с большим комфортом. Овальный стол, стоявший посредине, был