туалете.
что торговля у меня идет хорошо, что я спокойно ем свой суп, а ночью меня
не будят выстрелы... Доигрались тогда, в сорок восьмом! А тебе разве это
нравится? Дядюшка Градель - почтенный был человек - показывал нам свои
счетные книги того времени. Он потерял свыше шести тысяч франков... А
теперь, когда у нас Империя, все идет как по маслу, все продается.
Отрицать этого ты не можешь... Так чего ж вы хотите? Что вы выиграете от
того, что всех перестреляют?
который совсем исчез под периной. Он попытался объяснить, чего хотят эти
люди, но он путался в политических и социальных системах Шарве и Флорана;
он толковал о попранных принципах, о победе демократии, об обновлении
человеческого общества, но из всего этого в его изложении получилась такая
странная мешанина, что Лиза, ничего не поняв, пожала плечами. Наконец он
нашел спасительный выход, обрушившись на Империю: это царство разврата,
грязных махинаций, вооруженного грабежа.
банды авантюристов, которые грабят, насилуют, убивают Францию... Будет с
нас!
великолепным хладнокровием. - Мне-то какое дело до всего, что ты тут
нарассказал? Допустим, это правда, ну и что?.. Разве я советую тебе
перестать быть порядочным человеком? Разве я тебя подговариваю не платить
по векселям, обманывать покупателей, копить деньги, нажитые нечестным
путем? Не зли меня, пожалуйста! Мы-то честные люди, мы никого не грабим и
не убиваем. И баста! А что делают другие, меня не касается; если им
нравится, пусть будут мерзавцами!
зашагала по комнате, говоря:
вообще не зарабатывать себе на хлеб... Конечно же, я пользуюсь
благоприятными для нас временами и поддерживаю правительство, благодаря
которому моя торговля идет хорошо. Если оно совершает дурные поступки, я
не желаю о них знать. Раз я знаю, что не я их совершила, то мне нечего
бояться, что соседи будут указывать на меня пальцем. Слишком уж глупо было
бы драться с ветряными мельницами... Помнишь, во время выборов Гавар
говорил, что кандидат императора банкрот, что он замешан в грязных делах?
Может, это и правда, не спорю. Тем не менее ты поступил вполне разумно,
голосуя за него, потому что тебя просили не ссуду ему дать, не сделки с
твоим депутатом заключать, а выразить правительству удовлетворение по
поводу того, что твоя колбасная процветает.
буржуа, этих зажиревших лавочников, оказывающих поддержку правительству,
которое уже всем поперек горла стоит, надо в первую очередь выбросить на
свалку". Именно из-за их утробного эгоизма возникла деспотия, которая пьет
кровь народа. Кеню тщетно пытался договорить до конца эту фразу, но Лиза в
негодовании его перебила:
никому ни одного су, я не замешана ни в каких аферах, я покупаю и продаю
доброкачественный товар и беру за него не дороже, чем сосед... Все эти
твои слова относятся к нашим родичам Саккарам. Они прикидываются, будто
знать не знают, что я в Париже; но у меня больше гордости, чем у них, я
плюю на их миллионы. Говорят, Саккар наживается на сносе старых домов,
всех до нитки обирает. Это не удивительно: для того он создан. Ему
нравится загребать горы золота, а потом он проматывает свое добро, как
последний дурак... Мне понятно, когда хотят притянуть к ответу людей его
пошиба, которые чересчур уж наживаются. Я, если хочешь знать, не уважаю
Саккара... Но мы мирные люди, и нам понадобится лет пятнадцать, чтобы
скопить состояние и жить в достатке, мы не занимаемся политикой, и вся
наша забота - воспитать дочку и добраться до тихой пристани! Будет тебе,
ты, верно, шутишь: мы-то порядочные люди!
ты не хочешь, чтобы твою лавку разгромили, опустошили твой погреб,
разворовали твои деньги? Неужели ты считаешь, что если эти молодцы,
заседающие у Лебигра, возьмут верх, то назавтра после их победы ты будешь
так же сладко спать под периной, как сегодня? И что, спустившись на кухню,
ты сможешь так же тихо-мирно варить студень, как будешь это делать вот
сейчас? Нет? Правда ведь? Тогда зачем ты говоришь, что нужно свергнуть
правительство, которое тебя охраняет и дает возможность откладывать
деньги? У тебя жена, дочь, и твой первый долг - думать о них. Ты был бы
преступником, если бы поставил на карту их благополучие. Только люди, у
которых нет ни кола ни двора, люди, которым нечего терять, хотят, чтобы на
улицах стреляли. Не валяй же дурака! Сиди дома, глупыш, спи и ешь вволю,
зарабатывай деньги, живи по совести и пойми, что Франция сама выпутается
из этой передряги, если ей очень уж надоест Империя. Не нуждается в тебе
твоя Франция!
конце концов она права; и притом рядом с ним, на краю кровати, сидит
красивая женщина, спозаранку гладко причесанная и такая опрятная и свежая
в своем ослепительно белом воротничке и манжетах! Слушая Лизу, Кеню
разглядывал два портрета, висевшие по обе стороны камина; конечно же, они
порядочные люди, у них тут очень приличный вид: оба в черном, и рамки
золотые. И спальня, она тоже такая: сразу видно, что в этой спальне живут
люди с изысканным вкусом; квадратные гипюровые салфетки придают стульям
какую-то особенную благопристойность, а ковер, занавески, фарфоровые вазы
с пейзажами говорят о том, что хозяева изрядно потрудились и любят уют. И
Кеню еще больше натянул на себя перину, под которой он сладко млел, словно
в теплой ванне. Ему стало казаться, что он чуть-чуть все это не потерял у
Лебигра: свою огромную кровать, свою так хорошо обставленную спальню, свою
колбасную, о которой он сейчас думал с умилением и не без чувства вины. А
от Лизы, от мебели, от всех этих приятных вещей, которые его окружали,
веяло таким чудесным благополучием, - правда, немного душноватым.
ты дел! Но только, видишь ли, тебе пришлось бы перешагнуть через трупы
дочери и жены... И не надо больше болтать о правительстве. Притом все
правительства одинаковы. Мы поддерживаем нынешнее, поддержали бы и другое,
- ведь это необходимо. Главное - когда наступит старость, спокойно жить на
свою ренту с сознанием, что мы ее честно заслужили.
собственной безопасности, а не компрометировал других.
делая усилие, чтобы сдержаться. Затем отчеканила:
стала бы вмешиваться в твои отношения с братом. Семейные узы священны. Но
в конце концов чаша терпения переполнилась. С тех пор как твой брат здесь,
все идет чем дальше, тем хуже. Впрочем, нет, не хочу ничего говорить - так
будет лучше.
потолок алькова, она заговорила, раздражаясь:
делаем. Мы себя стеснили, отдали ему комнату Огюстины, и бедная девушка
безропотно согласилась спать в каморке, где не хватает воздуха. Мы кормим
его утром и вечером, ублажаем его, как можем... И хоть бы что! Он
принимает все это как должное. Зарабатывает деньги, а куда они деваются -
неизвестно или, вернее сказать, слишком хорошо известно.
страдая от того, что о брате говорят дурно.
ящике. Но он отказался, ты ведь был при этом, ты помнишь? Значит, у
молодца ни ума, ни совести нету. Была бы у него хоть капля разума в
голове, он бы на что-нибудь употребил свои деньги... А я, я очень хотела
бы, чтобы их здесь не было, это бы развязало нам руки... Я ему уже дважды
об этом говорила, но он и слушать не желает. Надо бы тебе, именно тебе
уговорить его взять деньги... Попробуй потолковать с ним, ладно?
считая, что выполнила свой долг честной женщины.
внушает доверия, как хочешь! Говорю тебе это, раз уж у нас зашла речь о
нем... Меня не интересует его поведение, хотя из-за него о нас в квартале
без конца судачат. Пусть ест и спит здесь, пусть стесняет нас - с этим
можно примириться. Но только одного я ему не позволю: впутывать нас в
политику. Помни: если он опять начнет баламутить тебя, если он хоть
капельку скомпрометирует нас, я от него отделаюсь раз и навсегда.
Предупреждаю тебя, понял?
себя, сдержать поток злобы, которая накипела у нее на душе. Он
противоречил всем ее понятиям, он оскорблял ее, ужасал, делал ее
действительно несчастной. Она тихо добавила:
сумел даже создать себе дом... Я понимаю, почему ему хочется услышать
ружейные залпы. Ну и пусть подставляет лоб под пули, если так их любит; но
пусть не отнимает честных людей у семьи... И притом он мне не нравится -