Кифта; хотя он по характеру был настоящий перец, а в его голове вечно
крутились вихри и проносились ураганы, все же его неизменно увлекал каждый
последний совет, доносившийся до его ушей. Для него счастье было, что его
власть не зависела от грубой толпы и что население пока не обладало весьма
важным правом назначать губернатора. Однако оно, как истинная чернь, делало
все возможное, чтобы помочь в общественных делах, беспрестанно досаждая
своему правителю, подстрекая его речами и постановлениями, а затем упреками
и напоминаниями сдерживая его пыл, как на воскресных скачках шайка жокеев
обращается с несчастными клячами. Можно сказать, что и Вильгельмуса Кифта в
течение всего времени его правления то погоняли без передышки, то пускали
легкой рысцой.
ГЛАВА VII
насилиях коннектикутских разбойников а также о возвышении великого совета
Амфиктионии на востоке и об упадке Вильяма Упрямого.
историка, есть одна, которой я не надеюсь избегнуть, несмотря на всю мою
неизъяснимую кротость и безграничную доброжелательность по отношению к
ближним. Движимый благочестивыми помыслами и роясь жадной рукой в гниющих
останках прошлых дней, я могу подчас оказаться в таком же положении, в каком
очутился храбрый Самсон {1}, когда, прикоснувшись к трупу льва, навлек на
себя рой пчел. Так и я сознаю, что стоит мне вдаться в подробности
бесчисленных злодеяний племени яноки, или янки, как почти наверняка я задену
болезненную чувствительность некоторых из их неразумных потомков и те
несомненно накинутся на меня и подымут такое жужжание вокруг моей несчастной
башки, что от их укусов меня могла бы защитить только крепкая шкура Ахиллеса
или Orlando Furioso {Неистовый Роланд (итал.).}. Если так и случится, я буду
горько и искренне оплакивать не мою злосчастную судьбу, заставившую меня
нанести обиду, а упрямую злобу нашего злонравного и безжалостного века,
обижающегося на все, что бы я ни сказал. Послушайте, почтенные господа
упрямцы, скажите мне, бога ради, что могу я поделать, если ваши прапрадеды
так низко вели себя по отношению к моим прапрадедам? Я очень сожалею об
этом, от всего сердца, и тысячу раз хотел бы, чтобы они вели себя в тысячу
раз лучше. Но так как я рассказываю о священных событиях истории, то ни на
йоту не могу поступиться чистой правдой, хотя бы и был уверен, что
коннектикутский палач свалит в кучу все издание моего труда и сожжет его. И
разрешите сказать вам, милостивые государи, что одно из великих
предназначений, ради которых провидение посылает в этот мир нас,
беспристрастных историков, именно в том и состоит, чтобы мы исправляли зло и
обрушивали возмездие на головы виновных. Поэтому пусть какой-нибудь народ
причиняет зло своим соседям, оставаясь временно безнаказанным, все же рано
или поздно придет историк, который отдубасит его по заслугам. Так, у ваших
предков, ручаюсь за них, когда они лупили и колотили почтенных жителей
провинции Новые Нидерланды и чуть не свели с ума ее злосчастного маленького
губернатора, в мыслях не было, что когда-нибудь явится историк вроде меня и
возвратит им весь долг с процентами. Клянусь богом! От одного разговора об
этом кровь закипает у меня в жилах! И меня разбирает охота с таким же
аппетитом, с каким я уничтожал мой обед, на следующей же странице искрошить
на мелкие кусочки всю кучу ваших предков! Но ради той горячей любви, какую я
питаю к их потомкам, я, так и быть, пощажу их. Я верю, что, поняв, насколько
в моей власти сделать всех вас до одного безродными, вы не найдете
достаточно слов для восхваления моей справедливости и великодушия. Итак, с
обычным спокойствием и беспристрастием я продолжаю мою историю.
ворот дворца Юпитера лежали две большие бочки, одна, наполненная благами,
вторая - несчастьями. Воистину похоже на то, что последняя была опрокинута и
затопила несчастную провинцию Новые Нидерланды. В числе других причин для
раздражительности, постоянные вторжения и грабежи восточных соседей
подогревали легко воспламеняющийся от природы темперамент Вильяма Упрямого.
В летописях прежних дней можно еще и теперь обнаружить многочисленные
сообщения о такого рода набегах, ибо пограничные начальники особо старались
проявить свою неусыпную бдительность и воинское рвение, соревнуясь между
собой в том, кто чаше других будет посылать в столицу жалобы и чьи жалобы
будут всего длиннее; так ваши верные слуги вечно являются в гостиную с
жалобами на мелкие кухонные дрязги и проступки. Донесения всех этих
доблестных ябедников с великим гневом выслушивали и вспыльчивый маленький
губернатор, и его подданные, которые точно с таким же любопытством жаждали
узнать эти пограничные сплетни и с такой же легкостью верили им, с какими
мои сограждане поглощают забавные истории, ежедневно наполняющие газеты, о
британских нападениях на море, французских секвестрациях на суше и
нарушениях испанцами наших прав в _обетованной земле_ Луизиане {2}. Все это
доказывает, как я утверждал выше, что просвещенный народ любит быть
несчастным.
тревожились попусту; напротив, им приходилось страдать от ежедневно
повторявшихся жестоких несправедливостей, каждая из которых могла послужить
- если исходить из понятий национального достоинства и национальной чести -
достаточной причиной к тому, чтобы ввергнуть все человечество в междоусобицу
и смуту.
летописях, я выбираю несколько самых ужасных и представляю моим читателям
судить, были ли наши прародители правы, когда приходили из-за них в
благородное негодование.
заперли ее просто по злобе или из-за другого какого пристрастия, и уморили
свинью голодом в хлеве!
свиней с Сикоджокского выгона в Хартфорд; что ни день, осыпали жителей
хулой, ударами, избивали с позором, какой только могли придумать.
путы у лошади, которая принадлежала почтенной Компании и паслась,
стреноженная, на общинном лугу.
Компании, когда были угнаны людьми из Коннектикута или Хартфорда, а пастухи
были крепко побиты топорами и палками.
которой паслись на земле Компании" {* Hag Collect. S. Pap. ["Гаагское
собрание исторических документов"].}.
этих оскорблений нашего философического Кифта! Письмо за письмом, протест за
протестом, послание за посланием, на плохой латыни {* Некоторые из
написанных по-латыни писем Кифта еще и теперь хранятся в различных собраниях
исторических документов.}, на еще худшем английском языке и отвратительном
нижнеголландском наречии, посылал он неумолимым янки, но все было тщетно. И
двадцать четыре буквы нашего алфавита, которые только и составляли - если не
считать славного героя Ван-Корлеара, смелого трубача - регулярное войско,
находившееся в его распоряжении, никогда не оставались без дела на
протяжении всего его правления. Да и трубач Антони не уступал в пылком
рвении своему начальнику, отважному Вильяму: как подобало герою и верному
охранителю государственной безопасности, он при каждом новом известии
извлекал, стоя на валу, из своей трубы самые зловещие звуки, повергавшие
народ в сильнейшую тревогу и нарушавшие его покой в любое время дня и года.
За это его очень высоко ценили и всячески ублажали - как мы ублажаем
крикливых редакторов газет за столь же важные услуги.
До тех пор - как вы могли заметить - провинцию Новые Нидерланды донимали
главным образом ближайшие соседи, жители Коннектикута, в особенности
_города_ Хартфорда, который, насколько мы можем судить по старинным
хроникам, был твердыней этих смелых разбойников; оттуда они совершали свои
дерзкие набеги, принося ужас и опустошение в конюшни, курятники и свиные
хлевы наших почтенных предков.
колонии Массачусетс, Коннектикут, Нью-Плимут и Нью-Хейвен, собрались на
великий совет; много дней пожужжав и поволновавшись, как политический
пчелиный улей во время роения, они, наконец, создали могущественную
конфедерацию под названием Объединенные Колонии Новой Англии {3}. Заключая
этот союз, они обязались стоять друг за друга во всех опасностях и
нападениях и сотрудничать между собой во всех наступательных и
оборонительных войнах против окрестных дикарей, к которым, без сомнения,
были причислены и наши досточтимые предки с Манхатеза. И чтобы придать союзу
больше силы и организованности, каждый год должен был собираться общий съезд
или великий совет, состоявший из представителей всех провинций.
пришел в крайнее уныние и впервые в жизни забыл разразиться бранью, услышав
неприятную новость, - что, по рассказу одного почтенного историка той эпохи,
было особо отмечено глубокомысленными политиками Нового Амстердама. Дело в
том, что губернатор, перебирая в уме все прочитанное им в Гааге относительно
союзов и объединений, пришел к выводу, что великий совет английских колоний
был точным подобием знаменитого совета Амфиктионии {4}, благодаря которому
греческие государства достигли такого могущества и верховенства; от одной
мысли об этом сердце в нем затрепетало, испугавшись за безопасность его
владений на Манхатезе.
единственной целью выгнать голландцев из их прекрасных владений, и всегда
приходил в ярость, если кто-нибудь осмеливался усомниться в справедливости