сказать, что усилия противников Дженнера остались безуспешными, - с иронией
добавил Заозерский. - В Британии Библия победила.
пробежавшее по аудитории, когда он сказал, что прекрасно знал Мечникова и
работал у него на бактериологической станции в Одессе в 80-х годах. Веселое
выражение заиграло на его лице, едва он упомянул это имя, и обширные, как бы
написанные маслом исторические картины сменились маленькими,
выпукло-точными, которые он стал быстро показывать нам одну за другой.
по две копейки, чтобы они дослушали ее до конца. Но братья великодушно
отказываются от гонорара. Вот шестнадцатилетний гимназист печатает первую
рецензию, а восемнадцатилетний студент - первый научный труд. Вот Мечников
решает пройти четырехлетний университетский курс в течение двух лет и
проходит еще скорей - в полтора года. Вот двадцатилетний юноша докладывает о
своих исследованиях на съезде зоологов в Германии, а двадцатидвухлетний,
вернувшись в Россию, получает первую премию имени Бэра.
переполненной аудитории Одесского университета.
Заозерский. - Ему не было и тридцати лет, когда его труды получили мировую
известность. Что же это были за труды? Он был зоологом - почему же в русской
и мировой микробиологии его имя занимает первое место? Было бы непосильной
задачей рассказать обо всем, что сделал этот человек, занимавшийся вопросами
происхождения и развития низших животных, механизмов защиты организма от
микробов, естественной историей, причинами преждевременной старости
человека. Я остановлюсь лишь на одной блестящей странице его биографии. Я
расскажу о гениальном открытии фагоцитоза...
как-то сказала, что лекции Николая Васильевича Заозерского так же похожи на
его печатный курс, как гениальное исполнение какой-нибудь симфонии - на ее
нотную запись. В самом деле, какими холодными кажутся слова: "1882 год.
Италия, чудная природа мессинского побережья. Мечников один; семья уехала в
цирк. Усталые глаза не отрываются от микроскопа. Он наблюдает жизнь
подвижных клеток в личинке морской звезды... " И какую глубину, какую
живописность придавал им Заозерский, заставлявший слушателей почувствовать
за этими словами рождение гениальной мысли!
звездочки восторга и счастья. Шепот раздался за моей спиной, я обернулась.
Незнакомый студент, пыхтя и гримасничая, писал записку Маше Коломейцевой,
моей соседке по комнате. Маша сидела, вся красная, с трудом удерживаясь от
смеха. Она не слушала Заозерского вот что меня поразило! Впрочем, эта сцена
лишь скользнула передо мной и мгновенно ушла из сознания.
быстрыми, легкими движениями маленьких рук расхаживал по аудитории и говорил
о неоткрытых тайнах природы.
человеком. Это путь сомнений, исканий. Но зато какие светлые минуты
достаются на долю того, кто в результате этих мучительных трудов и исканий
находит хоть крупицу общей истины, объясняющей еще неведомую тайну природы!
Сегодня мы говорили о великих умах прошлого, шедших вперед, в то время как
миллионы спотыкались в непроглядном мраке. Судите же сами, какая гордая
задача ждет тех, кто захочет повернуть науку лицом к этим миллионам...
когда начинает казаться, что все происходящее с вами уже было когда-то
прежде, в детстве, или, может быть, даже во сне? Врачи называют это явление
"ложной памяти". Именно это чувство я с удивительной силой испытала на
лекциях профессора Заозерского. Разумеется, это было возвращением к тем
долгим зимним вечерам, которые я некогда провела на скамеечке, подле ног
старого доктора, обутых в рваные боты, когда полудетское воображение впервые
с изумлением остановилось перед сложностью и красотой живого. Но наука
старого доктора представлялась мне в отвлеченно-поэтическом виде, а теперь,
когда я слушала Заозерского, поэзия на моих глазах становилась живой,
увлекательной правдой.
учить нас, как обращаться с микроскопом, как окрашивать микробы, - и у меня
было ощущение, что я зашла в таинственный мир Павла Петровича с черного хода
- зашла и стою на "кухне", с любопытством оглядываясь кругом. Но вот предмет
был сдан, а я все еще чувствовала, что не сделала из "кухни" ни шагу. Я
только догадывалась, что именно эта, внезапно вспыхнувшая уверенность, что
интереснее микробиологии нет ничего на земле, ведет меня вперед, помогая
найти дорогу среди множества противоречивых впечатлений.
слово. Кафедра микробиологии. Ассистентка Николая Васильевича, к которой
решено обратиться именно потому, что она ассистентка. Женщина женщине не
откажет.
вниз.
одеялом.
рассматривать иначе, как появление нового, широкого поля действия для
эволюционной теории.
нет свободного места.
непонятном, беспечном настроении я брожу по коридорам, заглядывая то в один
кабинет, то в другой. В состоянии отчаянной решимости, переходящей в полное
отсутствие мысли, я спускаюсь в вестибюль и, спросив у сторожа, когда придет
профессор, степенными, но легкими шагами направляюсь прямо в его кабинет.
что вышел - еще качается в графине вода и зайчики бесшумно, послушно
перебегают со стены на ковер, на портьеру, за которой я стою не дыша.
вообще по какому-то ему одному присущему добродушному шуму. Сотрудники
входят и выходят, красивая нарядная ассистентка проплывает так близко, что я
чувствую движение воздуха от ее качнувшегося платья. Зайчики еще перебегают,
но все короче размах, еще минута - они остановятся, и тогда... Я слушаю, как
профессор встает и неторопливо запирает двери на ключ. Насвистывая, он
направляется прямо ко мне. Он хватает меня за руку и вытаскивает из-за
портьеры.
детства. Позвольте мне работать на вашей кафедре".
Ав-ва-ва".
И что это за добродушный, оглушительный смех!..
моей жизни вопросы я отвечаю только "да" или "нет".
быть, думаете, что наука - это легкое дело? Это, сударыня, годы труда,
самоотверженного и незаметного! Да что там годы - вся жизнь! Это отчаянье,
когда вдруг убеждаешься, что десятки опытов пропали напрасно. Когда из этих
опытов другой ученый делает вывод, который прошел мимо тебя. Вам, например,
кажется, что вы умеете думать?
другой стороны, собрать все доводы в пользу того или другого мнения о нем,
устранить возражения, признать пробелы там, где они есть, и доказать, что их
нет там, где находят другие. Вот это вы умеете?
двадцать? Пройдет еще два или, самое большое, три года, и все науки в мире
покажутся вам просто вздором в сравнении с привязанностью любимого человека.
было ни одной кафедры бактериологии, что сначала она помещалась в одной
комнате, а весь штат состоял из профессора и служителя. Профессор своими
руками приготовлял для практических занятий материал и посуду.
и насвистывая "Реве тай стогне Днипр широкий", полный человек с седой
бородкой и лукавыми молодыми глазами.
на второй курс, - он вел кафедру, и это не помешало ему руководить
крупнейшими экспедициями против чумы и холеры. Он был в Аравии, Маньчжурии,
Персии, Индии, Монголии и Китае. В "Ниве" 1895 года напечатано много
фотографий, изображающих противочумную экспедицию Заозерского в Китай. Среди
них одна очень странная: мандарин торжественно вручает русскому доктору
китайчонка. Этого китайчонка Николай Васильевич нашел в деревне, вымершей от
чумы, привез в Петербург, усыновил, и теперь на кафедре время от времени