рублей в конфекционе готового платья Ландесмана, сидели мешковато, очень
неудобно.
матроски.
больше всего после фуражки мечтал Петя, не оправдал ожиданий. Он все время
лез под мышки, бляха съезжала набок, языком висел свободный конец ремня.
мальчик, - пояс оказался лишь постоянным источником унизительных хлопот,
вызывавших неуместные насмешки взрослых.
учебников, письменных принадлежностей!
известные мальчику легкомысленные, вздорные магазины Ришельевской улицы или
Пассажа! Пожалуй, он даже был серьезней аптеки, во всяком случае - много
интеллигентней.
внушала чувство глубочайшего уважения.
по-университетски освещенных газовыми рожками и увенчанных раскрашенными
головами представителей четырех человеческих рас: красной, желтой, черной и
белой.
был действительно совершенно красный. Китаец - желтый, как лимон. Негр -
чернее смолы. И лишь для представителя белой, господствующей расы сделали
послабление: он был не белый, но нежно-розовый, с гофрированной русой
бородкой. Петя, как очарованный, рассматривал голубые глобусы с медными
меридианами, черные карты звездного неба, страшные и вместе с тем
поразительно яркие анатомические таблицы.
проникала в поры покупателя. По крайней мере, Петя, возвращаясь на конке
домой, уже чувствовал себя необыкновенно образованным. А между тем в
магазине пробыли не более десяти минут и купили всего пять книжек, из
которых самая толстая стоила сорок две копейки.
маленькая корзиночка для завтраков.
лакированной крышке. Тугая крышка скрипела, как деревянная писанка. Все
отделения пенала Петя с большим вкусом и старанием наполнил предназначенными
для них предметами, особенно заботясь, чтоб ни одно не пустовало. Были
положены разных сортов перышки: синие с тремя дырочками, "коссодо", "рондо",
"номер восемьдесят шесть", "Пушкин" - с курчавой головой знаменитого
писателя - и множество других.
писания, другой для рисования, перламутровый перочинный ножичек, дорогая
ручка за двадцать копеек, разноцветные облатки, кнопки, булавки, картинки.
маленькие, изящные орудия прилежания!
бумагой, скрепляя ее облатками. Он приклеивал к углу промокашек кружевные
картинки. Лакированные букеты и ангелы крепко прижимали шелковые ленточки.
Все тетради были аккуратно надписаны:
утренняя лампа, когда мальчик побежал в гимназию, с ног до головы
снаряженный, как на войну.
неслыханным терпением - в гимназии и дома - занимался улучшением своего
научного хозяйства. Он то и дело переклеивал картинки, заново обертывал
учебники, менял в пенале перья, добиваясь наибольшей красоты и совершенства.
уроки, когда у меня еще ничего не готово?
одной отметки еще не стояло в его записной тетради. Почти у всех мальчиков в
классе были отметки, а у Пети не было.
роскошно обернутую в розовую бумагу, оклеенную золотыми и серебряными
звездами, орденами, украшенную разноцветными закладками. Но вот однажды в
субботу Петя, не раздеваясь, вбежал в столовую, сияющий, взволнованный,
красный от счастья. Он размахивал нарядной записной тетрадью, крича на всю
квартиру:
Ах, как жалко, что папа на уроках!
отошел в сторону, как бы не желая мешать созерцанию отметок.
столовую. - Покажи свои отметки.
прилежание - три, - с удивлением сказала тетя, укоризненно качая головой. -
Не понимаю, чего же ты радуешься? Сплошные двойки!
тетя, не понимаете? Важно, что отметки! Понимаете: от-мет-ки! А вы этого не
хотите понять... Так всегда!..
отметки мальчикам.
наступили суровые будни, скучная пора зубрежки.
гимназией.
охранке, куда его часто возили ночью на извозчике. Но, как видно, старик
умел держать язык за зубами, так как Терентия до сих пор не трогали.
он не считал нужным. Впрочем, по некоторым признакам можно было заключить,
что матрос в безопасности и находится где-то поблизости.
сгинуть, пропасть, исчезнуть? И мало ли было таких сгинувших до поры до
времени людей в районе Ближних Мельниц?
оказалось достаточно.
время. Терентий пробавлялся мелкой слесарной работой, которую брал на дом.
Но, во-первых, работы было мало, а во-вторых, много времени отнимали те
неотложные дела, о которых в семье принято было говорить только намеками.
ночью, и он, не говоря ни слова, одевался и уходил, иногда на целые сутки.
кулеш, кипятить в чайнике воду. В сенях не выводилась осенняя грязь, в
комнате столбом стоял махорочный дым.
кормиться самому. Не маленький! Надо было тоже носить передачи дедушке в
участок. Конечно, без дедушки о рыбной ловле нечего было и думать. Да и
погода пошла плохая - через день шторм.
замок.
себе пропитания. Конечно, выгоднее всего было просить милостыню. Но Гаврик
скорее согласился бы сдохнуть, чем протянуть руку прохожему. Вся его
рыбацкая кровь закипала при одной мысли об этом.
до самого дома за две копейки. Он помогал грузчикам на станции
Одесса-Товарная. Для извозчиков, которые, под угрозой штрафа, не имели права
отлучаться от лошади, он бегал в монопольку за шкаликом водки.
кладбищенскую церковь и дожи дался покойника, чтобы получить в шапку горсть
колева, этого погребального блюда, состоящего из вареного риса, засыпанного
сахарной пудрой и выложенного лиловыми мармеладками.
широко пользовались кладбищенские нищие. Некоторые из них нагуливали себе
довольно толстые морды. Но так как колево ели не только нищие, но и все
присутствующие на похоронах, то Гаврик не считал для себя унизительным
пользоваться столь удобным обычаем. Тем более, что попадавшиеся мармеладки
можно было снести детям Терентия в виде гостинца, без которого Гаврик считал
неудобным являться ночевать.
который непременно надо было выучить наизусть и ни в коем случае не
Мережковский Дмитрий
Земляной Андрей
Посняков Андрей
Конюшевский Владислав
Никитин Юрий
Березин Федор