миссию, под защитой крепких стен которой еще в прошлом веке торговцы
выменивали меха у индейских охотников. Отец Августин, глубокий старец,
беседовавший с неизвестным, после его ухода сказал, что тот, наверное,
болен, а может быть, даже и помешан.
граничило с безумием. Он уже не верил, что Нейде удалось спастись от огня,
хотя и не нашел никаких прямых доказательств ее смерти. Впрочем, последнее
не имело большого значения, так как во время сентябрьского пожара многие
пропали без вести, и, хотя был уже май, о их судьбе никто ничего не знал.
Зато он всюду слышал, что отцу Джону удалось спастись, что его видели
здесь, и видели одного.
несколько дней у них в миссии, намереваясь затем отправиться на север,
куда-то к озеру Пошкокаган.
Мак-Кей не сомневался, что Брео уже напал на их след и идет по нему с
кровожадным упорством хорька - недаром же он получил такую кличку. Поэтому
Мак-Кей пополнил свои запасы в маленькой лавчонке, рассчитывая, что Брео
не сразу догадается наводить здесь о нем справки, и отправился через лес
на север, к Пошкокагану. Он думал, что через пять-шесть дней найдет отца
Джона и узнает от него всю правду, какой бы страшной она ни была.
но чувствовал, что случилась непоправимая беда, и теперь в его повадках
появилось что-то волчье, и он утратил прежнюю веселость. Его зрение и
чутье были постоянно настороже, и он подозрительно прислушивался к
малейшему шороху. А по ночам, когда они кончали ужинать возле крохотного
костра, разведенного где-нибудь в глухой чаще, Питер дремал лишь
вполглаза, готовый при малейшей тревоге вскочить на ноги.
Веселого Роджера осунулось и посерело. Не раз он обдумывал, как он
поступит в ту неизбежную минуту, когда его наконец настигнет Брео, охотник
за людьми. После того как он покинул Форт-Уильям, он принимал меры
предосторожности больше по привычке, подчиняясь смутному инстинкту
самосохранения, и встреча с Брео его теперь почти не пугала. Ему вовсе не
хотелось оттягивать конец. Игра была долгой, интересной и захватывающей,
но теперь он устал, и без Нейды будущее представлялось ему беспросветно
унылым. Если она умерла, то и ему больше незачем жить. Эта мысль несла с
собой какое-то странное успокоение, и он крепким узлом завязал ремешки
своей кобуры. Когда Брео догонит его, этот узел яснее всяких слов скажет,
что он сдается добровольно.
ликовала и цвела прекрасная весна. От холодного дыхания зимы не осталось и
помина, и теплое лето вступило в свои права на месяц раньше срока. Но
Веселый Роджер впервые в жизни не замечал красоты обновленной земли.
Первые цветы не радовали его, как бывало. Он больше не останавливался,
чтобы полной грудью вдохнуть сладостный воздух, напоенный ароматом смолы.
Он слушал птичье пение, но прежние струны не отзывались в его душе, и
музыка разлившихся речек оставляла его холодным. В крике гагар ему чудился
вопль неизбывного одиночества, а вокруг его глаза видели только
безжизненную пустыню.
Пошкокаган. И когда день начал клониться к вечеру, они с Питером услышали
доносившийся из лесной чащи стук топора.
посреди небольшой вырубки увидели хижину. Она была построена совсем
недавно, и из трубы шел дым. Топор продолжал стучать немного в стороне, за
еловой и березовой порослью. Мак-Кей и Питер свернули туда и почти сразу
наткнулись на дровосека. Веселый Роджер вскрикнул - перед ним был отец
Джон.
тех пор, как Веселый Роджер видел его в последний раз. Он уронил топор, и
удивление на его лице сменилось радостью, когда он увидел, кто перед ним.
его лице, и радость в его взгляде сменилась сочувствием и жалостью. Их
руки встретились в крепком пожатии, но они молчали - говорили только
взгляды. Наконец миссионер сказал:
говорил. - Он думал о Нейде и о ее смерти.
Джеда Хокинса.
когда вы думали, что бросили его на тропе мертвым, он благополучно
вернулся к себе домой. Но несколько дней спустя он, пьяный, отправился в
скалы, оступился и разбился насмерть. Бедняжка его жена пожелала, чтобы
его похоронили неподалеку от хижины...
больше не грозит. Голос отца Джона доносился словно откуда-то издалека:
конце концов кто-нибудь найдет вас и вы вернетесь. И она ждала, ждала все
дни и ночи...
Мак-Кея стало серее, чем пепел костра.
пожаре.
отправил ее в эти места с проводником-индейцем напрямик через леса. А
позже я оставил для вас письмо в комитете помощи погорельцам в
Форт-Уильяме. Я думал, что вы первым долгом зайдете туда.
голоса выскочил какой-то странный зверь: собака, курчавая, как эрдель, с
лапами гончей и тощим мускулистым телом лесного волка. Питер прыгнул на
нее, как прыгал, когда был щенком, и с губ Нейды сорвался рыдающий крик:
вырубке.
смотрела на березовую поросль: оттуда выбежал человек и вдруг замер,
словно ослепленный лучами заходящего солнца. И, ощущая ту же непереносимую
слабость, она выпустила Питера и протянула руки к серой фигуре на опушке.
Ее душили слезы, она хотела что-то сказать и не могла произнести ни слова.
Минуту спустя к вырубке подошел отец Джон и осторожно выглянул из-за куста
шиповника; он увидел обнявшуюся пару, вокруг которой бешено прыгал Питер,
достал носовой платок, вытер глаза и тихонько побрел за топором, который
уронил возле свежей поленницы.
заливистого лая Питера, потому что весь мир слился в судорожные вздохи
Нейды и тепло ее прикосновения. Он ничего не видел, кроме повернутого к
нему лица и широко открытых глаз. Да и лицо Нейды он видел словно сквозь
серебристый туман и словно во сне чувствовал ее руки на своей шее -
сколько раз он видел такие сны у ночных костров далеко на Севере! Вдруг
Нейда вскрикнула, и он очнулся.
переводя дыхание, но сама не разжала рук.
отодвинулся, не отводя глаз от ее лица.
Джон, когда он вышел из леса, каким видела его сейчас Нейда, то гордость,
радость и мужество бесследно улетучились бы из его сердца. С тех пор как
они с Питером вышли к Гребню Крэгга, он ни разу не брился, и теперь его
щеки покрывала жесткая щетина, давно не стриженные волосы были
взлохмачены, глаза налились кровью от долгой бессонницы и вечного
гнетущего отчаяния.
тоски и горя казались ей прекрасными. Теперь перед Веселым Роджером стояла
уже не прежняя маленькая девочка. Нейда повзрослела, очень повзрослела,
как показалось Мак-Кею. Она выросла, а непослушные кудри были теперь
уложены в прическу. Заметив эти перемены, Мак-Кей ощутил что-то вроде
благоговейного ужаса. Да, перед ним была не маленькая девочка с Гребня
Крэгга, а незнакомая красавица. Это чудо преображения свершилось всего за
один год, и Роджер был испуган; наверное, Джед Хокинс не посмел бы ударить
эту новую Нейду, и он боялся снова обнять ее.
осталось прежним, - сияние ее глаз, смотревших на него с такой же любовью
и доверием, как когда-то в хижине индейца Тома, когда пиратка миссис Кидд
шуршала и пищала среди газет на полке, а Питер, весь перебинтованный,
смотрел на них с нар, освещенных закатным солнцем. И пока он стоял в
нерешительности, Нейда первая опять обняла его и положила голову ему на
грудь, смеясь и плача, а подошедший отец Джон ласково погладил ее по
плечу, улыбнулся Мак-Кею и побрел к хижине. Некоторое время после его
ухода Веселый Роджер стоял, прижимая лицо к волосам Нейды, и оба молчали,
слушая, как бьются рядом их сердца. Потом Нейда протянула руку и нежно
погладила его по щетинистой щеке.
сказала она, как говорила когда-то маленькая Нейда, но теперь в ее голосе