депрессия.
короткий коридор направо вел к входной двери. Рядом с коридором несколько
ступенек уходили в сторону, к задней двери. Мельком глянув на ступеньки
(коврик, покрывавший их, был забрызган мороженым и на перилах виднелись
смазанные следы того же мороженого), Пол покатил к двери. Он думал, что если
для него, привязанного к креслу, и будет выход, то только через кухню,
откуда Энни выходила кормить животных и откуда вылетела пулей, когда
появился Мистер Гранд-на-Ранчо. Пола мог ожидать сюрприз.
крутыми, как он и боялся. Но даже, если бы был скат (а такое невозможно даже
в игре "Сможешь ли ты?"), он не смог бы воспользоваться ими. На двери было
три замка. С засовом он бы еще справился. Но другие два были "Крите" -
лучшие замки в мире по словам его друга, бывшего полицейского Тома Твифорда.
А где же ключи? Ммм... дайте подумать. На пути к Комнате Смеха, может быть?
Ну да. Боб! Дайте джентльмену сигару и зажигалку!
про себя, что он и не надеялся сразу выбраться через эту дверь. Он развернул
кресло и вкатился в кухню.
выложенным прессованной плиткой. Холодильник старый, но хороший. На его
дверце было прилеплено несколько магнитных фигурок - неудивительно, что все
они изображали сладости, жевательную резинку, конфеты, мороженое. Одна из
дверей в кабинет была открыта и он мог видеть папки, аккуратно сложенные и
накрытые клеенкой. За раковиной были большие окна. Мусор из открытого ведра
буквально вываливался на пол, распространяя мерзкое теплое зловоние. Но
вонял не только мусор. Там было кое-что еще, более примечательное для него:
аромат Уилкз, аромат гниения.
Сначала он подъехал к дверям налево. Одна вела в кухонный чуланчик; он понял
это еще до того, как увидел пальто, шапки и обувь. Легкого тявкающего звука
петель было достаточно, чтобы понять это. Другой дверью обычно пользовалась
Энни, и здесь был
здесь.
было больно и он прижал руку к губам. Он возненавидел себя, слезы щипали ему
глаза и все кругом двоилось. Паника начинала захлестывать его. Что ему
делать? Что же, черт побери, он собирается делать? Это может, его последний
шанс...
отсюда. Если можно сохранять спокойствие, то валяй думай, дерьмо ты собачье.
часть двери. Это было единственное окно, если не считать десятка полтора
маленьких форточек под потолком. Он мог бы разбить стекло, но ему пришлось
бы еще ломать и рейки, а на это уйдет часа два, не меньше. И что тогда?
Камикадзе выныривает на заднем крыльце. Классная мысль. Может быть, он
сломает себе спину и это ему ума прибавит. И ему не придется долго лежать на
снегу и ждать, пока он умрет от холода. Природа позаботится об этом.
но клянусь богом, я не сделаю этого, пока у меня не будет возможности
доказать моей самой большой поклоннице, сколько удовольствия получил я от
знакомства с ней. И это не просто обещание - это священный обет.
самобичевание. Немного успокоившись, он щелкнул выключателем рядом с
запертой дверью. Зажегся наружный свет, который пришелся кстати - за то
время, как он покинул комнату, на улице стемнело. Подъездная аллея Энни была
затоплена, а ее двор превратился в трясину из грязи, стоячей воды и глыб
тающего снега. Направляя свое кресло все время влево от двери, он смог
впервые увидеть дорогу, идущую мимо ее небольшого участка, дорогу с
двухсторонним движением между тающих сугробов, блестящую как шкура тюленей и
покрытую дождевой и ледяной водой.
нужно было запирать их, чтобы не выпускать меня. Если бы я и выбрался отсюда
в своем кресле, то через пять секунд я утонул бы в этой трясине. Ты не
пойдешь никуда. Пол. Ни сегодня вечером, ни, вероятно, еще в течение
нескольких недель. Минует месяц бейсбольного сезона, прежде чем затвердеет
земля и для тебя станет возможным выбираться отсюда на кресле. Если ты не
хочешь вывалиться с грохотом через окно и пресмыкаться перед ней.
будут чувствовать его разбитые кости через десять или пятнадцать минут
ползанья по холодным лужам и тающему снегу, как умирающий головастик. И если
даже предположить, что он смог выбраться на дорогу, каковы его шансы
остановить машину? За все время он слышал здесь только две машины, кроме
Старой Бесси: Эль Гравд-на-Ранчо и проезжающую мимо машину, до смерти
напугавшую его в первую вылазку из комнаты.
холодильником и кладовкой. На ней также были три замка и она не открывалась
ни наружу, ни вовнутрь. Рядом с этой дверью был еще один выключатель. Пол
щелкнул им и увидел чистенькую веранду под навесом вдоль дома с наветренной
стороны. В одном ее конце лежала поленница дров и стоял чурбан с воткнутым в
него топором. В другом конце стоял верстак, а над ним на крючках были
развешены разные инструменты. Слева была еще одна дверь. Наружная лампа не
была очень яркой, но света от нее хватало Полу, чтобы разглядеть еще одну
задвижку и еще два замка Крейга на этой двери тоже.
этом.
изучить запас пищи на полках, он поискал спички. В кладовке оказалось две
коробки бумажных спичек и по меньшей мере две дюжины коробков "Дайамонд Блю
Типе", аккуратно сложенных в штабель.
мысль, как наиболее смехотворную и даже увидел в ней нечто такое, что
заставило его передумать. Здесь, однако, была еще одна дверь и на ней не
было замков.
темноты ему ударил в нос отвратительный запах сырости и гниющих овощей. Он
услышал тихий писк и вспомнил слова: "Они приходят ко мне в подвал, когда
идет дождь. Я ставлю капканы. Я вынуждена делать это".
обжигая, в угол правого глаза. Он смахнул ее прочь. Зная, что дверь должна
вести в подвал, и видя, что там нет замков, он моментально подумал о том,
чтобы осветить факелами место для возможно более рационального его
использования: он мог найти там убежище. Но лестница оказалась слишком
крутой и вероятность была заживо похороненным, если горящий дом Энни завалит
выход из подвала, прежде чем приедут пожарные
крысы внизу... самым худшим был их писк.
делаем мы. Пол. Как мы.
пакеты с едой в кладовке, стараясь определить, что он мог бы взять, не
возбуждая ни малейшего подозрения с ее стороны, когда она придет сюда в
следующий раз. Одна его половина точно знала, что означало это определение:
он бросил мысль о побеге.
Навсегда.
слышишь? Никогда.
хорошо?
обычная кладовка. Он полагал, что такое накопление съестных запасов было
обусловлено реальностью ее положения: она одиноко жила высоко в горах, где
человек должен быть готов провести определенный период времени - может
только день, но иногда и неделю или даже две - отрезанным от всего
остального мира. Вероятно, даже у тех кокадуди Ройдманов была кладовка,
которая заставила бы любого домовладельца из другой части страны поднять
брови... но он сомневался, имели ли кокадуди Ройдманы или кто-нибудь еще
что-либо подобное. Это была не кладовка; это, черт возьми, был супермаркет.
Он предполагал, что в кладовке Энни был определенный символизм: ряды товаров
имели что-то вроде мрачной границы между Суверенным Государством Реальности
и Народной Республикой Паранойя. Однако в его положении мелочи не стоили
изучения. Черт с ним, с символизмом! Вперед за едой!
уйдет ни одна мелочь. Он должен взять не больше, чем сможет надежно
спрятать, если она неожиданно вернется... а как еще он думал, она вернется?
Ее телефон был мертв и он очень сомневался, что Энни пришлет ему телеграмму
или цветы по телеграфу. Но в конце концов неважно, какую пропажу она могла
обнаружить здесь или в его комнате. Прежде всего он должен был что-то есть.
Он был пойман на крючок.
ключом на крышке. Хорошо. Он возьмет несколько. Банки ветчины со специями.
Нет ключей, но он мог бы открыть парочку банок в кухне и съесть их первыми.
Пустые банки можно глубоко зарыть в ее собственном многочисленном мусоре.