Мэри и захныкала:
страшно как!.. Не упадет она на нас?
сделает.
полосы шафранно-желтого цвета, как пена на гребне высокой волны. На ее
фоне три березы утратили мягкую подвижность своих серебряных очертаний;
застывшие, багровые, они упорнее цеплялись за землю крепкими корнями, их
стволы высились прямо, с тесно прижатыми сучьями, как мачты в тревожном
предчувствии урагана.
похожий на заглушенный бой барабанов. Казалось, что он прокатился по
вершинам всего хребта, запрыгал по ущельям, оврагам, потокам, и звуки
неслись, догоняя друг друга, в безумном разгуле.
не задев нас.
дорогая.
уже отдельные раскаты. Но зато каждый раскат был похож на взрыв, и каждый
следующий сильнее предыдущего. Эти зловещие предвестники грозы производили
на Несси такое впечатление, точно она была мишенью слепой ярости неба,
которая непременно обрушится на ее голову и совершенно ее уничтожит.
луч, прорезавший мертвое небо. Будто от взрыва разверзся небесный свод, и
на один дрожащий миг из трещины сверкнул ослепительный неземной свет.
самая опасная! Отойдем скорее от окна! - Она потянула Мэри за рукав.
пойду к маме. Спрячу голову под ее одеяло, пока не перестанет сверкать эта
ужасная молния. Уйдем же, иначе тебя убьет!
сильнее. Она казалась сама себе одиноким дозорным в башне, которому грозит
смертельная опасность и для развлечения которого силы природы затеяли
грандиозный турнир. Бушевавший за окном хаос был как бы сильно действующим
лекарством, отвлекавшим ее от боли внутри, приступы которой, казалось ей,
все учащались. Она была рада, что снова одна, что Несси ушла. Ей легче
было страдать в одиночестве. Гром яростно грохотал, молния каскадами
разливалась по небу с ослепляющей силой. Часто приступ боли совпадал с
вспышкой молнии, и тогда Мэри казалось, что она, крохотная частичка
вселенной, как-то связана этой сверкающей цепью в титанической бурей в
небесах.
Мэри невольно начала отождествлять их со своими физическими страданиями,
словно участвуя в разыгрывавшейся вокруг нее буре. Раскаты грома вздымали
ее мощным размахом, качали ее на волнах своих отголосков, пока вдруг
фиолетовая стрела молнии не пронизывала ее болью и бросала вновь на землю.
Когда гром затихал, быстро усиливавшийся ветер особенно пугал Мэри,
начинал внушать ей настоящий ужас. Первое его завывание, когда он налетел
и умчался, закружил листья и затем оставил их недвижимыми на земле, было
только прелюдией к ряду более мощных штурмов. Теперь он уже не утихал, а с
сокрушающей силой хлестал землю. Мэри чувствовала, как массивный, крепкий
дом сотрясался до самого основания, как будто бесконечное множество
пальцев трудилось, выдирая каждый камень из его известкового ложа. Она
видела, что ее любимые березы гнулись, как натянутый лук сгибается
пополам, уступая огромной силе; при каждом порыве ветра они клонились,
затем, освобожденные, опять со скрипом выпрямлялись. Стрелы, вылетавшие из
этих луков, были невидимы, но они попадали в комнату Мэри и пронизывали ее
тело болью. Длинные травы на лугу уже не колыхались слегка, как раньше:
они ложились, словно скошенные гигантской косой. Каждый яростный порыв
урагана ударял в окна, заставляя дребезжать стекла в рамах, он с воем
носился вокруг дома, и казалось, что все жуткие демоны шума вырвались на
волю и беснуются на его крыльях.
которые ложились на выметенную ветром мостовую пятнами величиной с крону.
Все быстрее, все чаще падали капли, и наконец сплошная водяная пелена
затопила землю. Вода хлестала открытые дороги, шипела, стекая с крыш и из
желобов на крышах, плескалась о деревья, гнула кусты под своей тяжестью до
самой земли. Вода затопляла все. Канавы сразу переполнились и превратились
в шумные потоки, дороги - в русла рек, и эти реки, по которым неслись
разные обломки, залили все главные улицы Ливенфорда.
утих, и воздух заметно освежился. Но гроза не проходила, а с каждой
минутой бушевала сильнее. Ветер стал еще резче. Мэри слышала, как он гнал
дождь волнами, бившимися, как прибой, о крышу дома, затем до нее донесся
треск - и флагшток, сорвавшись с башенки, со стуком ударился о землю.
выносить мучительную боль, которая как будто стала уже чем-то неотделимым
от ее тела. Никогда еще она не испытывала ничего подобного, никогда в
жизни. Она нерешительно подумала, не попросить ли ей помощи у матери:
может быть, боль утихнет от грелки? Но тотчас отказалась от столь опасного
намерения. Она не знала, что это средство ей уже не поможет, ее состояние
не пугало ее, а между тем у нее начинались преждевременные роды. Подобно
тому, как рано наступившая темнота начинала спускаться на истерзанную
землю, эти преждевременные родовые муки уже начали окутывать плащом
страдания тело Мэри. Пережитые ею душевные испытания вдруг потребовали
неизбежной расплаты, и Мэри, при всей ее неподготовленности, инстинктивно
начинала догадываться о том, как именно произойдет рождение ее ребенка.
расстегнув корсет, снова стала ходить взад и вперед по тесной спаленке. По
временам останавливалась, поддерживая живот раскрытыми ладонями обеих рук.
Она заметила, что схватки легче переносить стоя, и каждый раз, сгибаясь от
боли, опиралась о спинку кровати, припадая лбом к холодным металлическим
столбикам.
осторожности, стояла в такой позе, внезапно отворилась дверь, и в комнату
вошла мать. Миссис Броуди пришла посмотреть, не испугала ли Мэри гроза, а
кстати и побранить ее за неосторожность, так как Несси прибежала к ней,
крича, что молния вот-вот ударит в комнату Мэри. Мама и сама была напугана
грозой, ее туго натянутые нервы трепетали, и она готова была дать волю
раздражению. Но когда она, незамеченная, вошла и увидела дочь, слова
замерли у нее на языке. Нижняя челюсть медленно отвисла, она тяжело
переводила дух, ей показалось, что комната, сотрясаемая бешеным ветром,
качается у нее перед глазами. Поза Мэри, ее растерянность, профиль ее
незатянутой фигуры - все это задело какие-то тайные струны в памяти
матери, разбудило вдруг незабываемое воспоминание о собственных родах.
Внезапная мысль страшнее всякого удара молнии ярко вспыхнула в ее мозгу.
Все смутно дремавшие в ней подозрения и предчувствия, в которых она не
отдавала себе отчета, о которых ей страшно было и подумать, перешли в одну
убийственную догадку. Зрачки ее глаз расширились, разлились в озера ужаса,
и, прижимая левую руку к впалой груди, она, как пьяная, подняла правую и
ткнула пальцем в Мэри.
покрыт каплями пота. Тотчас в матери проснулась уверенность, непоколебимая
уверенность, и Мэри увидела по ее лицу, что выдала себя.
Резче и пронзительнее, чем вой ветра за окном, он прозвучал в спальне и
зловеще, как крик совы, разнесся по всему дому. Она все кричала, кричала,
точно в истерическом припадке. Мэри, как слепая, ухватилась за юбку
матери.
делаю.
могла ни слова вымолвить; дыхание хрипло, прерывисто, как в приступе
удушья, вырывалось из ее груди.
А теперь мне больно! Помоги же!
простонала она.
замыкали ее в тесную темницу греха. Каждый из них был как широковещание о
ее позоре.
голову. - Только замолчи, и я тебе все расскажу.
с отцом! Меня ты в это не впутывай! Я ничего не хочу брать на себя: ты
одна виновата.
ничего, ничего не понимала!
виновата.
Пехов Алексей
Андреев Николай
Шилова Юлия
Жюль Верн
Посняков Андрей
Никитин Юрий