Чтение 36–й страницы книги ~В дни Каракаллы~

моих лет, я заглянул в него. Это была горница Дурка. Здесь он спал со
своей краснощекой супругой на грязном ложе и здесь же хранил запасы
провизии. Повсюду висели колбасы и окорока. За круглым деревянным столом
сидели Дурк и еще три незнакомых мне человека, тоже обросших щетиной и в
неопрятных хламидах. Ничего примечательного в этой компании не было, если
не считать довольно зверских рож у трех незнакомцев. Но два-три долетевших
до моего слуха слова заставили меня прислушаться к их разговорам. Дурк
доказывал что-то, стуча кулаком по столу.

- Видимо, у него есть деньги. Раб мне хвастал, что его господин
сенаторский сынок. И у другого должны быть денарии.

- У борова из Аррабоны? - спросил один из мрачных приятелей.

- Да, у торговца. Только что продал шерсть в Аквилее.

- Наверное, уже положил деньги в Аквилейский банк.

- А может быть, и не положил. Ведь они нужны ему для закупок.

- Что тут долго разговаривать! - перебил его другой собеседник, со
щербатым после какой-то подозрительной болезни лицом. - Перерезать горло
не так уж трудно, а вот как быть с трупами?

- Это я беру на себя. Но уговор дороже всего.

- Какой уговор? - нахмурился щербатый, очевидно зная непомерную
жадность трактирщика.

- Половина - мне.

- Мы будем работать, а тебе половину? В своем ли ты уме, Дурк?

- Однако ведь все это я подстроил! Что бы вы делали без меня?

- Согласен. Но по справедливости считаю, что надо все делить на пять
равных частей.

- Верно! Верно! - дружно подтвердили собеседники.

- Тише вы! - зашикала на них хозяйка, стоявшая в дверях с независимым
видом, упираясь руками в бока. - Не хотите по-хорошему, - так убирайтесь
вон. Мы и без вас обойдемся.

- Как же ты справишься с ними? Их четверо... - скаля зубы, спросил
щербатый.

- Ничего. Я уже всыпала им сонного порошка в кувшин с вином. Можно к
ним и Сору подослать...

Стараясь не шуметь, я снова поднялся на чердак по лесенке. К моему
ужасу, как раз в это мгновение Вергилиан наливал вино в глиняный кубок. У
него была привычка выпивать чашу перед сном.

- Не пей! Не пей! - хрипло сказал я и вырвал из его рук кубок.

Поэт широко раскрыл глаза от удивления.

- Ты обезумел!

Сам не зная почему, я погасил светильник и шепотом рассказал Вергилиану
о том, что увидел и услышал.

Поэт пришел в ужас:

- Этого только не хватало!

Но надо было действовать немедленно, мы решили, что из чувства
человеколюбия необходимо поделиться новостью и с аррабонским жителем. Тот
совсем сошел с ума от страха за свою жизнь.

- Дернуло меня остановиться в этой проклятой таверне! Всем известно,
что Дурк с краснорожей распутницей убивают путников, а тела их выбрасывают
в соседние каменоломни или варят из человечины похлебку. Один
путешественник нашел однажды в своей миске человеческий палец!.. Бедный я
и несчастный! За что меня карают боги?!

- Замолчи! - шепнул ему Вергилиан. - Или ты хочешь, чтобы к нам
поднялись разбойники и зарезали, как баранов?

- Что же нам делать? - скулил торговец, у которого, очевидно, в самом
деле находились при себе большие деньги, так как он прижимал к груди
тяжелый кожаный мешок.

- Что делать? Покинуть таверну, но так, чтобы не привлечь к себе
внимание.

Я предложил спуститься через слуховое окно по веревке, когда в таверне
все уснут.

- А дальше?

- Потом мы свяжем привратника и без помехи выйдем на Аррабонскую
дорогу.

Такой план привлекал меня, потому что в нем было много действия. Но
Вергилиан покачал головой:

- Все это хорошо у Апулея. А на сейчас не до того.

- Что же ты предлагаешь? - с надеждой спросил аррабонец.

- Мы самым естественным образом спустимся по лестнице, заплатим
хозяину, что полагается, и он не осмелится ничего причинить нам плохого,
так как в таверне много народу.

Аррабонец, тучный человек с розоватым лицом, действительно чем-то
напоминавший борова, не прекращал плакаться, как девчонка:

- А если эти люди соучастники Дурка?

- Едва ли.

- Но уже наступила ночная темнота, дорогой Вергилиан, и эти разбойники
могут убить нас еще до того, как мы доберемся до Аррабонской дороги.
Посмотри на двор - там темно, как в печке. О боги! Что станется с моей
семьей в Аррабоне?!

Темноту тоже приходилось принять во внимание, но в конце концов было
решено, что мы проведем ночь внизу, вместе с Теофрастом, хотя он был
плохой защитой. Во всяком случае, там мы могли в более безопасной
обстановке дождаться рассвета, а если представится возможность, тайно
покинуть таверну. Так мы и сделали. Однако, к нашему удивлению, въездные
ворота оказались широко распахнутыми. По-видимому, привратнику было
неохота их ежечасно отпирать и запирать.

Затянувши свой спор по поводу дележа добычи, разбойники дали нам
возможность скрыться незамеченными. Вокруг было слишком много суеты, чтобы
кто-нибудь обратил на нас внимание. Повозка с грохотом выехала за ворота,
и скоро мулы вывезли нас на Аррабонскую дорогу.

Теофраст не мог удержаться от душившего его смеха.

- Что с тобой? - спросил Вергилиан.

- Позволь мне сказать, господин, что ни одного постоялого двора я не
покидал с таким удовольствием, как таверну Дурка. Ведь мы не заплатили ни
одного обола за постой.

- Воображаю ярость трактирщика! - рассмеялся Вергилиан.

Но теперь мы очутились в непрерывном потоке людей и повозок,
двигавшихся, выполняя какие-то неведомые для нас повеления. Даже в ночное
время войска шли на север, нарушая тишину грохотом копыт и тревожным
ржанием коней. Прямо перед нами лежала дорога в Аррабону и в Карнунт,
позади, через горбатый каменный мост, она уходила далеко на юг, в Аквилею.
Уже светало. Мы проехали несколько стадиев, и после краткого совещания
было решено, что лучше вернуться назад, в эту самую Аквилею, и там ожидать
развязки событий, хотя торговец из Аррабоны и плакал, что семья его может
погибнуть от варварских мечей, а я горевал, упустив такой удобный случай
возвратиться к родным.

Мы повернули, но до моста добрались не без труда: дорога была узкая, и
все время приходилось давать свободный проезд военным повозкам и даже
пешим солдатам. Размахивая руками, они кричали:

- Прочь с дороги! Идет славная Третья центурия!

Или какой-нибудь вояка орал:

- Дорогу воинам непобедимой Скифской когорты!

В это время через мост переправлялся обоз. Лошади, худые, с выпиравшими
крестцами, с трудом втаскивали на высокий въезд возы с поклажей.
Уцепившись за колеса, погонщики помогали коням, но несчастные животные
мотали головами и беспомощно бились в упряжи.

У моста виднелась группа всадников. Впереди, на некотором расстоянии от
остальных, сидел на белой лошади крупный человек в красном плаще. Даже
издали я догадался, что у него должно быть тяжкое дыхание. Щеки у этого
тучного военачальника отвисли, как у разжиревшей старухи. Мы подъехали к
мосту и терпеливо ждали, когда будет возможно перебраться на ту сторону
реки. Нас, вероятно, принимали за беглецов из Аррабоны, потому что воины
иногда спрашивали:

- Ну как там сарматы?

Начальник в красном плаще крикнул:

- Кому принадлежат повозки?

Вытирая тыльной стороной руки пот, один из погонщиков ответил:

- Дакийской когорте.

- Кто префект когорты?

- Гедомар.

Человек в плаще что-то сказал находившемуся за ним всаднику. Один из
воинов, хмуро стоявший рядом с нами в грязи, покрутил головой.

- Ну и попадет же теперь Гедомару! Легат с него шкуру сдерет за коней.

- Кто этот муж? - спросил солдата Вергилиан.

- Цессий Лонг. Легат Пятнадцатого легиона.

- Цессий Лонг? Но ведь я знаю его. Он неоднократно имел дело с
сенатором...