человека на похоронах близкого друга, которому при его жизни он вероломно
изменил.
чудеса, грохот приветственных выстрелов, ликующие клики толпы; но король
ни словом, ни жестом не отзывался на них, так как, кроме укоряющего голоса
в своей собственной безутешной душе, он ничего и не слышал.
озабоченными, и приветственные клики раздавались уже не так громко.
Лорд-протектор скоро заметил это и сразу понял причину. Он подскакал к
королю, низко пригнулся к нему, обнажив голову, и шепнул:
твое отуманенное чело и принимает это за дурное предзнаменование.
Послушайся моего совета, дай вновь воссиять твоему королевскому солнцу и
озари свой народ его лучами. Подними голову и улыбнись народу.
вернулся на свое место. Мнимый король машинально исполнил то, о чем его
просили. В его улыбке не было души, но только немногие стояли к нему
настолько близко, только немногие обладали настолько острым зрением, чтобы
заметить это. Он так грациозно и ласково наклонял свою украшенную перьями
голову, с такой царственной щедростью сыпал вокруг новенькие блестящие
монеты, что тревога народа рассеялась и приветственные клики загремели так
же громко, как прежде.
образумить его. Он прошептал:
мира устремлены на тебя! - и с досадой прибавил: - Чтоб она пропала, эта
жалкая нищенка! Это она так расстроила ваше величество!
голосом:
предзнаменование оказалось пророчеством: он снова сошел с ума!
32. ДЕНЬ КОРОНАЦИИ
аббатстве в четыре часа утра, в памятный день коронации. Мы здесь не одни:
хотя на дворе еще ночь, но освещенные факелами хоры уже заполняются
людьми; они готовы просидеть шесть-семь часов, лишь бы увидеть зрелище,
которое никто не надеется увидеть два раза в жизни, - коронацию короля.
Да, Лондон и Вестминстер поднялись на ноги с трех часов ночи, когда
грянули первые пушки, и уже целая толпа не именитых, но зажиточных
граждан, заплатив деньги за доступ на хоры, теснится у входов,
предназначенных для людей их сословия.
как хоры уже давно набиты битком. Присядем и мы: у нас довольно времени,
чтобы осмотреться и подумать. Со всех сторон, куда ни бросишь взгляд, из
полумрака, царящего в соборе, выступают части хоров и балконов, усеянных
зрителями; другие же части тех же хоров и балконов скрыты от глаз
колоннами и выступами. Нам ясно виден весь огромный северный придел собора
- пустой в ожидании избранной публики. Нам виден также большой помост,
устланный богатыми тканями. Посредине его, на возвышении, к которому ведут
четыре ступени, помещается трон. В сидение трона вделан неотесанный
плоский камень - Сконский камень [вначале этот камень хранился в
шотландском городе Сконе; в 1297 году он был перевезен королем Эдуардом I
в Лондон и впоследствии вделан в сидение коронационного трона в
Вестминстерском аббатстве], на котором короновались многие поколения
шотландских королей; обычай и время настолько освятили его, что теперь он
достоин служить и английским королям. И трон и его подножие обтянуты
золотой парчой.
наконец, рассветает; факелы потушены, мягкий свет разливается по огромному
зданию. Теперь ясно можно различить все очертания этого благородного
храма, но они вырисовываются мягко, как бы во сне, так как солнце слегка
подернуто тучами.
последним ударом в северном приделе появляется первая знатная леди,
одетая, как Соломон в его славе; распорядитель в шелку и бархате провожает
ее к отведенному для нее месту; другой, такой же разряженный, подобрав
длинный шлейф леди, идет за нею и, когда она уселась, укладывает шлейф у
нее на коленях. Затем он подставляет ей под ноги скамеечку и кладет
неподалеку корону, чтобы леди удобно было взять ее, когда настанет время
всем представителям аристократии возложить на себя свои короны.
ними мелькают нарядные распорядители, усаживая их и устраивая. Теперь
внутренность храма представляет собою довольно оживленное зрелище. Везде
жизнь, движение, яркие краски. Немного погодя водворяется снова тишина,
супруги и дочери пэров все пришли и все уселись на свои места, - огромный
живой цветник, пестрый и, как Млечный путь, сверкающий морозной пылью
брильянтов. Тут перед вами все возрасты: старухи, сморщенные, желтые,
седые, - они помнят коронацию Ричарда III и его смутные, давно забытые
времена; и красивые пожилые дамы; и прелестные молоденькие женщины; есть и
хорошенькие нежные девушки с блестящими глазами и свежими щечками, - легко
может статься, что, когда придет великая минута, они даже не сумеют надеть
своих усыпанных алмазами коронок: для них это дело новое, и справиться с
волнением им будет не легко. Впрочем, нет, - этого не может случиться, ибо
у всех этих дам прическа устроена так, чтобы можно было по первому сигналу
быстро и безошибочно посадить коронку на надлежащее место.
что это зрелище прелестно; однако настоящие чудеса еще впереди. Около
девяти часов небо внезапно проясняется, и солнечный луч, прорезав полумрак
собора, медленно движется вдоль скамеек с нарядными дамами; каждый ряд
горит ослепительными разноцветными огнями, и внезапная яркость этого
зрелища пронзает нас, как электрический ток! Но вот в полосу света
вступает чрезвычайное посольство из какой-то дальней восточной земли,
замыкающее шествие других иностранных послов, - и у вас захватывает
дыхание, такой блеск оно разливает вокруг себя; посол с головы до ног
усыпан драгоценными каменьями и при каждом движении сыплет вокруг пляшущие
снопы алмазных искр.
два часа, два с половиной; глухой артиллерийский залп возвестил о прибытии
короля и процессии; утомленная ожиданием толпа оживилась. Все знали, что
придется еще подождать, так как короля нужно облачить и приготовить к
торжественной церемонии; а пока ожидание можно будет приятно заполнить
разглядыванием пэров королевства, появляющихся во всем их пышном наряде;
каждого пэра распорядители с почетом отводили на место и клали возле него
его корону. Зрители на хорах с живым любопытством наблюдали за всем:
большинство из них впервые видели графов, герцогов и баронов, имена
которых не сходили со страниц истории уже в течение пятисот лет. Когда,
наконец, все пэры уселись, с хоров открылось столь дивное зрелище, что
действительно стоило взглянуть на него, чтобы потом помнить всю жизнь.
облачении и в митрах и занимали отведенные им места; за ними следовали
лорд-протектор и другие важные сановники, а за сановниками - закованные в
сталь гвардейцы.
торжественная музыка, и Том Кенти в длинной мантии из золотой парчи
появился в дверях и поднялся на подмостки. Вся толпа как один человек
встала, и началась церемония коронования.
этого гимна Тома Кенти подвели к трону. Один за другим совершались
издревле установленные обряды, величавые и торжественные, и зрители жадно
следили за ними; но чем ближе к концу подходила церемония, тем бледнее
становился Том Кенти, тем сильнее терзало отчаяние его кающуюся душу.
подушки корону Англии и поднял ее над головой дрожавшего всем телом
мнимого короля. В тот же миг словно радуга озарила внутренность собора -
это все знатные лорды и леди одновременно взяли свои коронки, возложили их
себе на голову и замерли.
собора вдруг появилось новое действующее лицо, никем раньше не замеченное.
То был мальчик, с непокрытой головой, в рваных башмаках, в грубой
плебейской одежде, висевшей лохмотьями. С торжественностью, совсем не
подходившей к его грязному платью и жалкой внешности, он поднял руку и
крикнул:
король!
в своем царственном одеянии прыгнул вперед и звонким голосом крикнул:
местах и, переглядываясь, рассматривали главных действующих лиц этой
странной сцены, словно не понимая, наяву они это видят или во сне.
Лорд-протектор был изумлен не меньше других, но скоро очнулся и воскликнул
властным голосом:
недуг. Схватите бродягу!