ошибке, будут примерно наказаны.
в здании четыреста телефонов. Вашего потерявшегося малыша отыщут вмиг. Я
понимаю теперь, почему прошлой ночью жене моей приснился этот ужасный сон.
Ах, Кристалсен, was ver a trum [какой сон]!
галстук, другой угрюмо безмолвствуя, ледовитые очи его смотрели прямо вперед
-- покинули комнату.
Кристалсена. Он хотел бы узнать, что им следует сделать c неподходящим
мальчиком. Разговаривал он хриплым шепотом. Услышав от Круга, что эти ушли
вон туда, он еще раз показал пальцем на дверь, вопросительно, деликатно, и
на цыпочках прошел через комнату, адамово яблоко его робко подрагивало. И
протекли столетья, пока он совершенно бесшумно затворял дверь.
назад через комнату ожидания двое сотрудников Особой Стражи для последующего
расстреляния в качестве мелкого козла отпущения -- вместе с другим "дородным
мужчиной" (vide сцена без номера) и бедным Конкордием.
становились все громче и возбужденнее. Несколько раз бездыханными пробежками
пересекали комнату чиновники, а однажды двое добросердых коллег с
окаменелыми ликами пронесли на носилках в тюремный гошпиталь телефонистку
(барышню Любодольскую), немилосердно избитую.
анти-эквилистов, руководимой студентом Фокусом.
отопительные батареи, но бдительный стражник объяснил ему, что в нашей
отопительной системе электричество не участвует, так что загляните,
пожалуйста, как-нибудь на днях.
был рад уведомить Круга, что ребенок нашелся. "Вы воссоединитесь через
несколько минут", -- сказал он, добавив, что в новой, полностью
осовремененной камере пыток в эту самую минуту заканчивают приготовления к
приему лиц, допустивших оплошность. Ему хотелось бы знать, верно ли его
информировали касательно внезапного обращения Круга в новую веру. Круг
отвечал -- да, он готов объявить по радио нескольким иностранным державам
(что побогаче) о твердом его убеждении, что эквилизм -- это то, что нужно,
-- если и только если ему возвратят ребенка, благополучного и невредимого.
Кристалсен повел его к полицейской машине и попутно начал кое-что объяснять.
своего рода, ну, что ли, Санаторию для ненормальных детей, -- вместо, как то
было задумано, наилучшего государственного дома отдыха. Вы покалечите мне
запястье, сударь. К несчастью, у директора Санатории сложилось впечатление,
да и у кого бы оно не сложилось, что ребенок, которого ему сдали, это один
из так называемых "сироток", время от времени используемых в качестве
"средства разрядки" на благо наиболее интересных пациентов с так называемым
"преступным" прошлым (изнасилования, убийства, беспричинная порча
государственного имущества и проч.). Теория, -- ну, мы здесь не для того,
чтобы обсуждать ее достоинства, и вы заплатите мне за манжету, если ее
оторвете, -- теория утверждает, что по-настоящему трудным пациентам
необходимо раз в неделю предоставлять утешительную возможность давать полную
волю их подспудным стремлениям (преувеличенной потребности мучить, терзать и
проч.), обращая таковые на какого-нибудь человечка, не имеющего ценности для
общества; тем самым, постепенно, зло будет из них истекать, так сказать
"отливаться", и со временем они превратятся в достойных граждан. Эксперимент
можно, конечно, критиковать, но дело не в этом (Кристалсен тщательно вытер
окровавленный рот и предложил свой не слишком чистый платок Кругу --
обтереть костяшки; Круг отказался; они уселись в машину; несколько солдат
присоединились к ним). Ну-с, загон, в котором происходила "игровая
разрядка", располагался так, что директор из своего окна, -- а прочие
доктора и исследователи, мужчины и женщины (доктор Амалия фон Витвил, к
примеру, одна из самых очаровательных женщин, каких вам когда-либо
доводилось встречать, аристократка, вы получили бы истинное наслаждение,
уверяю вас, познакомься вы с ней при более счастливых обстоятельствах), из
gemütlich наблюдательных пунктов, -- могли созерцать происходящее и делать
заметки. Сестра сводила "сиротку" по мраморным ступеням. Загон представлял
собой прелестную покрытую травкой лужайку, да и все это место выглядело
чрезвычайно приятно, особенно летом, -- наподобие открытых театров, что так
обожали греки. "Сиротку", или "субчика" оставляли одного, разрешая ему
погулять по садику. На одной из фотографий он тоскливо лежал на животе и
подрывал неугомонными пальчиками кусочек дерна (сестра появлялась на
ступенях и хлопала в ладоши, чтобы он прекратил. Он прекратил). Немного
погодя, в загон запускали пациентов, или "больных" (общим числом восемь).
Поначалу они держались поодаль, разглядывая "субчика". Интересно было
наблюдать, как их понемногу охватывал "бригадный дух". Все они были
неотесанными, необузданными, неорганизованными индивидуумами, а тут их как
что-то повязывало, дух общности (положительный) одолевал их
индивидуалистические отличия (отрицательные); впервые в жизни они
организовывались; доктор фон Витвил говаривала, что это -- чудное мгновенье:
чувствуешь, что, как она оригинально выражалась, "действительно случается
нечто", или на техническом языке: "эго", оно, значит, вылетает "ouf" ("в
аут"), а чистое "egg" -- "яго", общий экстракт всех "эго", -- остается. Вот
тут и начиналось веселье. Один из пациентов ("репрезентатор", или
"потенциальный лидер"), красивый, крупный малый семнадцати лет, подходил к
"субчику" и садился с ним рядом на травку, и говорил "открой ротик".
"Субчик" делал, что велят, и с безошибочной точностью юноша выплевывал
камень-голыш мальчугану в открытый рот. (Не очень-то это было по правилам,
так как, вообще говоря, всяческие орудия, оружие, метательные снаряды и
прочее были запрещены.) Иногда "игра в оплеухи" начиналась вслед за "игрой в
оплевухи", в других же случаях переход от безвредных пинков и щипков или
умеренных изысканий в сексуальной сфере -- к отрыванию членов, дроблению
костей, деокуляции и проч., занимал изрядное время. Конечно, смерти были
неизбежны, но довольно часто "субчика" потом -- латали и играючи понуждали к
возобновлению драки. В следующее воскресенье, душка, ты опять поиграешь с
большими мальчиками. Залатанный "субчик" обеспечивал особо
удовлетворительную "разрядку".
в центр Кругова мозга, где шарик неторопливо распустится.
четырех-пяти тысячах футов над уровнем моря, пришлось остановиться: солдаты
желали скушать их frishtik [ранний завтрак] и были не прочь учинить пикничок
в этих диких и живописных местах. Неповоротливый автомобиль стоял, слегка
скособочась, среди темных скал и пятен смертельно-бледного снега. Они
вытащили хлеб, огурцы, уставные фляжки-термосы и печально чавкали, притулясь
на подножках машины, на пожухлой, взъерошенной, грубой траве у обочины
тракта. Королевская Глотка, одно из чудес природы, вырезанное за эоны времен
пескоструйными водами бурной Сакры, раскинула перед ними картины величия и
благородства. Мы, на нашем ранчо "Фата Новобрачной", много трудимся над тем,
чтобы понять и по достоинству оценить те умонастроения, с которыми прибывают
сюда из своих городских квартир и от деловых занятий многие наши гости, вот
почему мы поощряем наших гостей делать исключительно то, что им хочется, в
рассуждении развлечений, упражнений и отдыха.
красоты не разумеющий, остался внутри, -- грыз яблоко и просматривал длинное
письмо личного свойства, которое он получил еще вчера и все не успевал
прочесть со вниманием (даже у этих стальных людей случаются семейные
неурядицы). Круг, оборотясь к солдатам спиной, стоял у скалы. Это тянулось
так долго, что в конце концов один солдат со смехом заметил:
выпить в течение ночи два галлона].
забрался в машину, присоединясь к Кристалсену, еще читавшему.
голову, поспешно вмял письмо в карман и кликнул солдат.
дымящие трубы фабричного городка, близ которого располагалась знаменитая
опытная станция. Директором ее был некий д-р Гаммеке, низкорослый, плотный,
с изжелта-белыми густыми усами, пучеглазый, на коренастых ножках. Он, его
ассистенты и сестры пребывали в состоянии возбуждения, граничащего с
заурядной паникой. Кристалсен сообщил им, что не знает пока, следует ли их
ликвидировать или нет; он ожидает, сказал он, получить деструкции (спунеризм
для "инструкций") по телефону (он посмотрел на часы) в самом скором времени.
Все они были страсть как подобострастны, раболепствовали перед Кругом,
предлагая ему душ, услуги хорошенькой masseuse, губную гармонику,
реквизированную у одного из больных, кружку пива, коньяк, завтрак, утреннюю
газету, побриться, перекинуться в карты, новый костюм, все что угодно. Они
явно тянули время. Наконец Круга ввели в просмотровый зал. Ему сказали, что
через минуту его отведут к ребенку (дитя еще спит, уверяли они), а тем
временем, не угодно ли ему посмотреть кинофильм, снятый всего лишь несколько
часов назад? В нем показано, говорили они, каким здоровым и счастливым было
дитя.
трясущихся, улыбающихся сестер (она была до того испугана, что поначалу
пыталась попоить его, как младенца). Д-р Гаммеке, в голове у которого
поддельные зубы гремели, словно игральные кости, распорядился начать
представление. Молодой китаец принес отороченное мехом пальтишко Давида (да,