геометрией. Николай до сих пор никогда не чертил и не рисовал (в армии ему
всегда доставалось за плохо сделанные схемы), и все эти проекции и
аксонометрии никак ему не даются. Но математика хуже всего, хуже
"начерталки", хуже физики.
раздражающийся. Он читает аналитическую геометрию. Возможно, это даже и
интересно, но когда Николая вызывают к доске, он вдруг чувствует, что весь
покрывается потом. Перед командующим армией так не волновался, как перед
этим спокойным, с усталыми, никогда не улыбающимися глазами человеком,
стоящим у доски.
значок Николая. - Понимаю, что трудно. Садитесь. Просмотрите к следующему
разу еще раз материал.
следующему разу еще раз материал, а голова как камень - ничего не
понимает.
все остальные моложе двадцати четырех лет. К тому же он единственный
коммунист, остальные беспартийные, комсомольцы и только три кандидата
партии, - поэтому его избирают старостой. Опять стал чем-то вроде
командира, многие даже называют его капитаном.
сидят рядом, стесняются. Да и все другие присматриваются друг к другу,
держатся пока еще особняком.
еще где-то работает, а это, конечно, отзывается на успеваемости. Секретарь
партбюро, не молодой уже, по-чапаевски усатый, спокойный и всех умеющий
успокаивать, Хохряков говорит Николаю:
работают, могли бы получше заниматься. Фронтовички твои как? Не качают?
говорить, на троечках больше выезжаем.
отставала. Подтяни!
курсе их, не считая Николая, пять человек: Казанцев, Григорчук, Антон
Черевичный, комсорг группы Левка Хорол и Громобой. Настоящая его фамилия
Громовой, но иначе как Громобой, на курсе его не зовут.
выдержал нагрузки, ушел на работу, другой переехал с семьей в Харьков.
Остались трое - Антон Черевичный, Левка Хорол и Громобой. С ними-то
Николай и сблизился, сначала с первыми двумя, потом и с третьим.
"интеллигентный мальчик", ходивший до войны в бархатных курточках,
собиравший марки, учившийся на скрипке (отец его был довольно известным в
кругу музыкантов скрипачом) и неожиданно для всех ушедший вдруг семнадцати
лет добровольцем на фронт. Антон, шахтер и сын шахтера, почти всю войну, с
сорок второго года, провел в плену и только благодаря своему здоровью смог
перенести все то, что он перенес в Германии. Одному двадцать лет, а на вид
и того меньше, и только перед самой войной он окончил десятилетку; другому
же двадцать шесть, семилетку он кончил более десяти лет тому назад, потом
год проучился в железнодорожном строительном техникуме, но вынужден был
бросить по семейным обстоятельствам. Один совсем недавно, краснея, впервые
побрился в парикмахерской; у другого уже семья и двое детей, которым он
регулярно из своей стипендии высылает деньги куда-то в Донбасс. Один
по-юношески легок, весел и шутя, не заглядывая в книги, сдает все зачеты;
другой молчалив, застенчив, кривоплеч - у него отбито одно легкое, - молча
на всех смотрит своими голубыми, ясными, чуть-чуть грустными глазами и с
невероятным трудом одолевает премудрости науки.
сказать что - очень уж они непохожи. Только потом, значительно позже,
Николай понял, в чем было это сходство и почему его потянуло к ним. Оба
они были именно такими, какими они были, и ничего не делали, чтоб казаться
лучше, чем они есть, а это довольно редкая черта.
смеется или шутит, - и то и другое он делает в меру, не больше и не меньше
других. Но достаточно появиться ему, румяному, свежему, всегда почему-то
растрепанному, с какими-то вихрами на затылке, в расстегнутой даже зимой
рубашке, с забавной своей родинкой на самом подбородке, и сразу всем
становится легко и весело. Он плохой рассказчик - после контузии он слегка
заикается, но то, что он рассказывает, всегда интересно и, главное,
весело. Даже когда рассказывает о войне, и то почему-то получается весело,
как будто на войне, кроме забавного, ничего не случалось.
натурам, у которых на все хватает времени и желания. Он азартно и
небезуспешно ухаживает за самой хорошенькой девушкой в институте,
третьекурсницей Ксенечкой Антоновской, но если подворачивается веселая
мальчишеская компания или чей-нибудь день рождения в общежитии, махнув
рукой, идет на день рождения.
будет! Всем интересуется, все умеет, все схватывает на лету, все его
любят, и он всех любит. Станет прекрасным инженером или архитектором -
Левка мечтал перевестись на архитектурный факультет, - и будет у него
чудесная жена, чудные дети, и жить они будут дружно, весело..."
ему сумрачным и замкнутым. Он молча приходил на лекции, молча садился за
свой стол, молча ходил и курил по коридорам во время перерывов, и голоса
его, за исключением тех случаев, когда его вызывали к доске, никто не
слышал. Николаю была понятна эта замкнутость - как-никак столько лет
провести в плену, - поэтому он считал неудобным заводить с ним разговоры.
Да на первых порах он и сам по горло был занят всякими физиками и
математиками - не до Черевичного было.
поразительная трудоспособность и настойчивость Антона. Он мог восемь -
десять часов сидеть над учебниками, и это (если не считать двух лет плена
и побоев) доводило его иногда до обмороков. Ребята, скинув с него рубашку,
растирали его, он вставал и опять садился за учебники.
замкнут, а просто очень застенчив. Антону всегда казалось, что он кому-то
мешает, что с ним неинтересно, он очень стыдился своих обмороков. Но
достаточно было его расшевелить, проявить интерес к нему, к его жизни, как
он сразу становился другим.
он родился.
Поселок такой фабричный есть. В Дзержинском районе. Честное слово! Можешь
в паспорте посмотреть.
председателем его был до войны человек по фамилии Дэвис.
очень смешно.
случайно, в ответ на какой-нибудь вопрос. Если его, например, спрашивали:
"Ну, расскажи, Антон, как у вас в лагере было?" - он пожимал плечами и
говорил: "Да как во всех. Не лучше и не хуже". - "Били вас?" - "Били". -
"Сильно били?" - "Основательно". Больше из него ничего выжать не
удавалось.
и вот тогда-то слушатели сидели молча, раскрыв рты.
математике - произошел такой случай.
- маленький, подвижной, в теплой пижаме, с поблескивающими из-за пенсне
глазами, великий любитель поговорить, - развернув газету, стал
комментировать заявление нашего посла в Бельгии. В заявлении шла речь о
том, что группу советских граждан, вместо того чтобы репатриировать,
посадили в тюрьму.
дней не воевали, им всех их генералов вернули, а они, сукины сыны, людей в
тюрьму сажают. И кого - людей, которые столько времени просидели в
лагерях, в фашистских лагерях...
Брюсселя, кажется...
сосредоточенно пивший свой чай.
творилось. Где это мы с тобой читали, Левик? - Он повернулся к Антону: -
Вы тоже читали?