для Лары. Через несколько часов Лару перевезли туда в
лихорадочном жару и полуобморочном состоянии. У нее была
нервная горячка.
2
предрассудков, доброжелательницей всего, как она думала и
выражалась, "положительного и жизнеспособного".
надписью составителя. На одной из фотографий, прибитых к
стене, ее муж, "мой добрый Войт", был снят на народном гуляний
в Швейцарии вместе с Плехановым. Оба были в люстриновых
пиджаках и панамах.
квартирантку. Она считала Лару злостной симулянткой. Припадки
Лариного бреда казались Руфине Онисимовне сплошным
притворством. Руфина Онисимовна готова была побожиться, что
Лара разыгрывает помешанную Маргариту в темнице.
оживлением. Она хлопала дверьми и громко напевала, вихрем
носясь по своей части квартиры, и по целым дням проветривала у
себя комнаты.
Окна этого этажа, начиная с зимнего солнцеворота, наполнялись
через край голубым светлым небом, широким, как река в
половодье. Ползимы квартира была полна признаками будущей
весны, ее предвестиями.
ревели паровозы, и болеющая Лара, лежа в постели, предавалась
на досуге далеким воспоминаниям.
с Урала, лет семь-восемь тому назад, в незабвенном детстве.
Москву в номера с вокзала. Приближающиеся и удаляющиеся фонари
отбрасывали тень их горбящегося извозчика на стены зданий.
Тень росла, росла, достигала неестественных размеров,
накрывала мостовую и крыши, обрывалась. И все начиналось
сначала.
по земле со звоном разъезжали конки, но кричащие витрины и
огни тоже оглушали Лару, как будто и они издавали какой-то
свой звук, как колокола и колеса.
хлеб-соль Комаровского им на новоселье. Арбуз казался Ларе
символом властности Комаровского и его богатства. Когда Виктор
Ипполитович ударом ножа раскроил надвое звонко хряснувшее,
темно-зеленое, круглое диво с ледяной, сахаристой сердцевиной,
у Лары захватило дух от страха, но она не посмела отказаться.
Она через силу глотала розовые душистые куски, которые от
волнения становились у нее поперек горла.
потом так повторилась в ее робости перед Комаровским --
главная разгадка всего происшедшего. Но теперь он был
неузнаваем. Ничего не требовал, не напоминал о себе и даже не
показывался. И постоянно, держась на расстоянии,
благороднейшим образом предлагал свою помощь.
обрадовалась Лаврентию Михайловичу. Не потому чтобы он был так
высок и статен, а благодаря выпиравшей из него живости и
таланту гость занял собою, своим искрящимся взглядом и своей
умною усмешкою полкомнаты. В ней стало теснее.
вызывали в Петербург в Совет министров, он разговаривал с
сановными старцами так, словно это были шалуны приготовишки. А
тут перед ним лежала недавняя часть его домашнего очага,
что-то вроде его родной дочери, с которою, как со всеми
домашними, он перекидывался взглядами и замечаниями только на
ходу и мельком (это составляло отличительную прелесть их
сжатого, выразительного общения, обе стороны это знали). Он не
мог относиться к Ларе тяжело и безразлично, как ко взрослой.
Он не знал, как с ней говорить, чтобы не обидеть ее, и сказал,
усмехнувшись ей, как ребенку:
мелодрамы? -- Он смолк и стал рассматривать пятна сырости на
потолке и обоях. Потом, укоризненно покачал головой,
продолжал: -- В Дюссельдорфе выставка открывается
международная -- живописи, скульптуры, садоводства. Собираюсь.
Сыровато у вас. И долго это вы намерены болтаться между небом
и землею? Здесь ведь не Бог весть какое раздолье. Эта
Войтесса, между нами говоря, порядочная дрянь. Я ее знаю.
Переезжайте. Довольно вам валяться. Поболели и ладно. Пора
подыматься. Перемените комнату, займитесь предметами, кончайте
курсы. Есть у меня один художник знакомый. Он уезжает на два
года в Туркестан. У него мастерская разгорожена переборками,
и, собственно говоря, это целая небольшая квартира. Кажется,
он готов передать ее вместе с обстановкой в хорошие руки.
Хотите, устрою? И затем вот что. Позвольте уж я по-деловому. Я
давно хотел, это моя священная обязанность... С тех пор как
Липа... Вот тут небольшая сумма, наградные за ее окончание...
Нет, позвольте, позвольте... Нет, прошу вас, не упирайтесь...
Нет, извините, пожалуйста.
и даже что-то вроде драки, принять от него банковский чек на
десять тысяч.
Кологривовым. Место было совсем поблизости у Смоленского
рынка. Квартира находилась наверху небольшого каменного дома в
два этажа, старинной стройки. Низ занимали торговые склады. В
доме жили ломовые извозчики. Двор был вымощен булыжником и
всегда покрыт рассыпанным овсом и рассоренным сеном. По двору,
воркуя, похаживали голуби. Они шумной стайкой подпархивали над
землей, не выше Лариного окна, когда по каменному сточному
жолобу двора табунком пробегали крысы.
3
допускали к ней. Что должен был он почувствовать? Лара хотела
убить человека, по Пашиным понятиям, безразличного ей, а потом
очутилась под покровительством этого человека, жертвы своего
неудавшегося убийства. И это все после памятного их разговора
рождественскою ночью, при горящей свече! Если бы не этот
человек, Лару бы арестовали и судили. Он отвел от нее
грозившую ей кару. Благодаря ему она осталась на курсах, цела
и невредима. Паша терзался и недоумевал.
сказала:
тебе. Мне трудно говорить, ты видишь, я захлебываюсь от слез,
но брось, забудь меня, я тебя не стою.
Войтковская, -- потому что это происходило еще во время
Лариного пребывания на Арбате, -- Войтковская при виде
заплаканного Паши кидалась из коридора на свою половину,
валилась на диван и хохотала до колик, приговаривая: "Ой не
могу, ой не могу! Вот это можно сказать действительно...
Ха-ха-ха! Богатырь! Ха-ха-ха! Еруслан Лазаревич!"
с корнем и положить конец мучениям, Лара объявила Паше, что на
отрез отказывается от него, потому что не любит его, но так
рыдала, произнося это отречение, что ей нельзя было поверить.
Паша подозревал ее во всех смертных грехах, не верил ни одному
ее слову, готов был проклясть и возненавидеть, и любил ее
дьявольски, и ревновал ее к ее собственным мыслям, к кружке,
из которой она пила, и к подушке, на которой она лежала. Чтобы
не сойти с ума, надо было действовать решительнее и скорее.
Они решили пожениться, не откладывая, еще до окончания
экзаменов. Было предположение венчаться на Красную горку.
Свадьбу по Лариной просьбе опять отложили.
несомненностью выяснилась успешность их окончания. Всем
распоряжалась Людмила Капитоновна Чепурко, мать Туси Чепурко,
Лариной однокурсницы, вместе с ней окончившей. Людмила
Капитоновна была красивая женщина с высокой грудью и низким
голосом, хорошая певица и страшная выдумщица. В придачу к
действительным примерам и поверьям, известным ей, она на ходу
экспромтом сочиняла множество собственных.
злат-венец", как цыганским Панинским басом мурлыкала себе под
Акунин Борис
Прозоров Александр
Якубенко Николай
Афанасьев Роман
Посняков Андрей
Шилова Юлия