продвигаться все дальше по шоссе. Ноги его одеревенели, мучительная боль
пронизывала суставы.
богоматери у фонтана сплошь забиты немецкими солдатами и офицерами.
Колесников увидел двух бледных генералов, которые жались рядышком в
подворотне. Видно, ждут не дождутся, пока шофер кончит копаться в моторе.
Ну и вид! Козырьки генеральских фуражек надвинуты на глаза. Плечи подняты
и вздрагивают, точно на дворе январь, а не май и вокруг черные руины
Сталинграда, а не домики Амштеттена, которые в целости и сохранности
простояли до самого конца войны.
легковая машина и он пересел в нее? Но здравый смысл подсказывал, что это
не так. Бельчке - трус. Он слишком напуган" чтобы расстаться со своими
черномундирниками. Где грузовики Банга, там и Бельчке.
никто не заговорил с ним. Все были слишком поглощены своими делами. На
Колесникове словно бы надета шапка-невидимка, которую он между делом
похитил в заколдованном саду.
сознанием своей почти неправдоподобной, фантастической неуязвимости.
сзади раздались тупые удары.
наоборот, удалялись. Эх, жаль! Нужно было бы пробомбить все впереди, чтобы
остановить отступающие колонны.
километров двигается наша авангардная часть, оказавшаяся, подобно ему, в
одиночестве среди поспешно отступающих гитлеровских войск. Это был уже
известный читателю дивизион самоходных орудий гвардии майора Васильева -
из той же гвардейской дивизии, батальон которой, высаженный
моряками-дунайцами у основания Имперского моста, овладел этим мостом за
два дня до падения Вены.
и, громыхая гусеницами, на полной скорости продолжал мчаться вперед, кроша
и сметая все на своем пути.
2. "БЕЙ, БОГ ВОЙНЫ!"
удивительного дня, продолжаю его описание с того момента, когда мой
дивизион в недоумении остановился на шоссе Санкт-Пельтен - Амштеттен, в
нескольких километрах от Амштеттена.
удары взрывов.
Решение созрело: воспользовавшись действиями нашей авиации, штурмовать
Амштеттен!
артиллеристы, как львы, бросились на город!
фактор - уверенность в близкой победе. У гитлеровцев же, наоборот, было
сознание неминуемого и очень близкого поражения, а отсюда, понятно, и
паника.
смогу перечислить. Но то, что я увидел в Амштеттене, не идет ни в какое
сравнение с виденным мною до сих пор. А ведь многие военные специалисты на
западе считали, что немецкая армия не подвержена панике. В Амштеттене,
однако, я увидел панику, если можно так выразиться, в классическом ее
воплощении.
гитлеровских солдат и офицеров, мы ворвались на восточную окраину
Амштеттена.
продолжала кружить над ним и обстреливать улицы из пулеметов.
и косить вражеских солдат, которыми был буквально забит город. Вокруг
стоял сплошной гул.
скопление людей и техники. Готовя город к обороне, гитлеровское
командование воздвигло на улицах баррикады (стены из бутового камня),
оставив между ними только узкие проходы. Стоило какой-нибудь машине
застрять в этом проходе, как все движение останавливалось.
войска большими массами подходили к городу, но пройти через город было
очень трудно, и поэтому они непрерывно накапливались в нем. Мы подоспели
как раз в тот момент, когда наша авиация пробомбила их, и по мере сил
довершили панику. Думаю, что в то время в Амштеттене находилось несколько
тысяч немецких солдат и офицеров.
офицеры были в полной растерянности. Я заметил там даже двух или трех
генералов, которые могли бы взять в свои руки управление войсками и
организовать хоть какое-нибудь сопротивление. Но, видно, генералы проявили
абсолютное безразличие ко всему.
часов, как мы побывали в Мельке, а между тем разница в реакции гитлеровцев
была огромная.
чердаков. В центре же Амштеттена не стрелял никто. Вал паники как бы
катился впереди нас, и он полностью захлестнул этот город.
разгорячены, раскалены, вдруг перестали стрелять из своего личного оружия
в гитлеровцев. Даже как-то трудно было это осознать. Вот перед тобой
немецкий генерал, офицер или солдат. Он вооружен, но не стреляет в тебя.
Просто стоит в толпе на тротуаре, как обычный пешеход, или прижимается
спиной к стене дома и смотрит на проходящие советские самоходки и танки.
Некоторые гитлеровцы тянут руки вверх, некоторые не тянут. Но у всех
написано на лицах: "Больше не воюю!" Морально они были разоружены, а ведь
нам, советским воинам, непривычно стрелять в разоруженных людей.
американскому танковому эскадрону, который, по словам его разведчиков,
высланных вперед, остановился в городе Штернбург".
подполковник. Но прежде чем начать с ним разговаривать, я попросил
разрешения вымыть руки. Подойдя к умывальнику, я увидел в зеркале свое
лицо. Оно было почти черным от пыли, с грязевыми потеками. Белели только
белки глаз. Как мог американец, одетый в чистый, безупречно выглаженный
комбинезон, пригласить такого черномазого к себе в дом?
рейдом ночью задачу, я не думал о встрече с войсками союзников и в связи с
этим не задал командиру дивизии ни одного вопроса, касающегося этой
возможной встречи.
вскинул на меня глаза, потом, видимо встревоженный, быстро жестикулируя,
начал что-то объяснять переводчику. Им был солдат-американец, не то
югославского, не то польского происхождения. Он коверкал русские слова и,
видя, что я плохо его понимаю, очень нервничал. Наконец я понял, что с
востока к Штернбургу приближаются немецкие тяжелые танки. Переводчик
прибавил: "Господин подполковник выражает свое глубокое сожаление, но
ничем не сможет помочь русскому офицеру, так как располагает только
легкими танками". Эту-то фразу я понял, вернее, уловил ее смысл.
поздно наступят мне на хвост! Все утро они шли за нами, нависали,
неотвратимо настигали. И вот наконец настигли!
окраине Штернбурга (если не ошибаюсь, второй или третий при въезде в
город). К домам примыкал лесок. Шоссе на подъеме в город делало крутой
поворот и спускалось в низинку или выемку, так что танк, вошедший туда, не
мог повернуть ни влево, ни вправо.
засуетились у орудий, а я побежал к повороту шоссе. За мной бросились мои
телефонисты, радисты, разведчики, связные.
бронированное чудовище (таких я еще никогда не видал). Оно было покрыто
маскировочной сетью. Я едва успел отскочить в сторону.
появление для нас. Эсэсовцы (это была эсэсовская часть) не успели