Чтение 36–й страницы книги ~Анелька~

заключение, - сухо ответил варшавянин.

Это было уже чересчур. Драгонович закинул ногу на ногу, сложил руки и,
свысока глядя на молокососа, спросил:

- Простите... А сколько вам лет?

Шатен встал.

- Дорогой коллега, лет мне столько, что в моей практике было уже сто
случаев воспаления легких.

Тут и Драгонович вскочил с места.

- Это меня мало интересует, - крикнул он, размахивая руками. - А где вы
кончали университет?

Шатен засунул руки в карманы.

- Во всяком случае, не в Пацанове, уважаемый коллега!

Физиономия старого доктора из красной стала багровой.

- И я тоже не в Пацанове! Но, так как у меня столько лет практики,
сколько вам от роду, и нас на одной скамье не пороли, - тут доктор сделал
рукой несколько размашистых жестов сверху вниз, - то попрошу вас, милостивый
государь, не величать меня коллегой!

После этой речи Драгонович вышел, чтобы успокоиться, а варшавянин так и
застыл посреди комнаты.

Всю ночь он не спал, усиленно обдумывая следующие важные вопросы: как
следует отнестись к выходке коллеги Драгоновича - ответить на нее устно или
письменно? Или подать жалобу в ближайшее общество врачей?

Не следует ли в ответ на грубости коллеги Драгоновича потребовать
удовлетворения? И найдется ли в здешних местах достаточное число
секундантов?

На другой день оба противника были бледны и завтракали без всякого
аппетита. Каждый из них принял твердое решение не разговаривать с другим,
стараться на него не смотреть и спешно потребовать лошадей.

Оба так и сделали. А так как баронесса больше доверяла варшавскому
врачу, то уехал Драгонович, получив щедрый гонорар.

В прихожей старый доктор застал камердинера Кшыстофа и лакея. Пан
Кшыстоф приказал этому лакею подать пану доктору пальто, а пан доктор
попросил пана Кшыстофа передать лекарю из Варшавы, что он - хлыщ и
пустозвон.

Кшыстоф был поражен.

- Позвольте вам сказать, пан доктор, что я имею удовольствие знать
этого пана и...

- Что, вы с ним пили в одном кабаке? - спросил окончательно взбешенный
Драгонович.

Это пахло оскорблением, но Кшыстоф сохранил самообладание.

- Я по кабакам не хожу, - возразил он с достоинством, - и пана доктора
встречал в таких кругах, где вы, пан не бываете!

Сказав это, он ушел, не простясь, и затем объявил баронессе, что старый
доктор - человек невоспитанный и он, Кшыстоф, не согласен на будущее время
оказывать ему почтение, хотя бы ему пришлось из-за этого уйти от пани
баронессы.

Так молодой лекарь стал хозяином положения и мог лечить больную без
всяких помех.

Он энергично занялся Анелькой. Целыми часами сидел подле нее, сам давал
лекарства и вино, заказывал для нее бульон, выстукивал, выслушивал, измерял
температуру. Но когда баронесса спрашивала о состоянии больной, он качал
головой и отвечал цветистыми фразами:

- Больная сейчас проходит по узкой кладке, с которой легко свалиться и
которая так же легко может сломаться. Но... - тут он наклонял голову и
разводил руками, - у природы есть свои средства!

- Значит, состояние тяжелое? - с тревогой спрашивала баронесса.

- Не следует терять надежды до последней минуты.

- Когда же вы ожидаете кризиса?

- При малярии кризиса не бывает. Болезнь постепенно проходит, силы
прибавляются, и наступает выздоровление.

- Не надо ли срочно вызвать отца?

- Да, не мешает. Его приезд может даже благотворно подействовать на
нервную систему больной.

- Тут приехал арендатор из их имения и очень хотел бы ее проведать. Он
хороший человек. Можно его пустить?

- Конечно! - сказал доктор.

На основании этого "конечно" Шмулю разрешено было навестить Анельку,
которую он не видел уже несколько недель. Ему сказала об этом пани
Вихшицкая, и Шмуль первым делом спросил:

- Извините, пани... А этой болезнью заразиться нельзя?

- Что это вам в голову взбрело!

- Видите ли, пани... У меня дети... И как раз сейчас очень много дела.

- Да ты же сам просил, а теперь боишься!

В Шмуле вдруг ожил дух Маккавеев. Он поплевал на ладонь, пригладил ею
волосы и, хоть и побледнев немного, стал перебирать ногами, как горячий
боевой конь перед битвой.

Они уже выходили из комнаты, как вдруг пани Вихшицкая, что-то вспомнив,
взяла со стола большой флакон и щедро полила одежду Шмуля одеколоном.

- Это против заразы? - спросил он, раздувая ноздри.

- Да.

В коридоре попался им навстречу камердинер Кшыстоф. Смерив Шмуля
взглядом с головы до ног, он спросил:

- Что это пан Шмуль сегодня надушился?

- Это не я, это пани Вихшицкая меня... - пояснил Шмуль.

Проходя через комнаты, они встретили одного из лакеев, и тот со смехом
воскликнул:

- Ох, и несет же от вас, Шмуль!

Еврей окончательно смутился.

В следующей комнате молодой лекарь внимательно оглядел Шмуля, который
благоухал, как экстракт каких-то духов.

В довершение всего натолкнулись они на Ягну, и она закричала:

- Ой, господи, да от вас так пахнет, Шмуль, как от ясной пани!

Арендатора даже пот прошиб. Он уже не думал об Анельке, об опасности
заразиться, а только о том, как бы скрыть свой позор. Приятный аромат,
исходивший от него, казался ему грехом более тяжким, чем кража или
жульничество, за которые вот так же тычут в человека пальцами.

Очутившись в гостиной, где лежала больная, он, всегда такой бойкий,
совсем смутился и готов был сквозь землю провалиться.

- Вот, панна Анеля, я привела вам Шмуля, - сказала Вихшицкая.

Девочка улыбнулась.

- А где же он?

- Я тут, - отозвался Шмуль, прячась за Вихшицкую.

- Ага! Как поживаете, Шмуль? Что же вы не привезли нам ни одного письма
от мамы? Я даже не знаю, где мама и что с ней.

В эту минуту тетушка Анна стала подавать Шмулю какие-то таинственные
знаки. Анелька заметила это и испугалась.

- Шмуль, - вскрикнула она, - где моя мама? Что это тетя вам так машет
руками?

- Вельможная пани здорова, - сказал Шмуль не своим голосом.

Анелька рассердилась.

- А почему вы, Шмуль, такой странный? Подойдите сюда... Ближе!

- Идите же, Шмуль, - сказала пани Вихшицкая.

- Подойдите, Шмуль, - звала и тетушка.

Но Шмуль не трогался с места.

- Вы меня боитесь? - спросила Анелька. - Разве я так больна, что ко мне
уже и подойти близко нельзя?

- Извините, паненка, - вымолвил наконец Шмуль, запинаясь. - Я не
подхожу не оттого, что вы больны, а оттого, что я... от меня немного воняет,
я потом приду. - И он выбежал из комнаты.

Вихшицкая, смеясь, объяснила, что она надушила Шмуля и он этим очень
сконфужен.

Тетушка Анна поддержала этот шутливый разговор, но Анельку не удалось
успокоить. С этой минуты она не переставала твердить, что не выздоровеет и
что мама, должно быть, тоже больна.

- Я, наверное, умру, тетя, - говорила она тихо, с хватающей за сердце
покорностью. - Вы молитесь за меня. Может, позовете ксендза?

Тетка была в отчаянии.

- Что ты говоришь, родная моя! Зачем думаешь о смерти? Ведь доктор тебя
каждый день осматривает и ничего такого страшного не находит.

Анелька замолчала, но через некоторое время шепотом попросила:

- Все-таки, тетя, позовите ко мне ксендза.

Пани Анна была женщина набожная и верила в божие внушение.

- Ну хорошо, деточка, раз ты так хочешь, я его приглашу. Не раз святые
дары возвращали людям здоровье лучше всяких лекарств, это всем известно. - А
мысленно добавила: "И во всяком случае, если уж тебе суждено умереть, лучше
перед смертью причаститься".

Когда баронессе сказали, что больная требует ксендза, она так
всполошилась, что у нее началось сердцебиение. Отправив пану Яну две
телеграммы с просьбой немедленно приехать, она спросила врача, не ухудшит ли
состояние девочки страшный обряд причащения.

- О нет, - ответил врач. - Напротив, если она сама пожелала этого, он
может даже оказать спасительное действие на ее нервную систему.

- А как она? Неужели безнадежна?

Доктор высоко поднял брови.

- Поверьте, пани, у природы есть средства, о которых мы еще понятия не
имеем.

Из этих туманных фраз баронесса заключила, что надежды больше нет, и,
послав третью телеграмму пану Яну, заперлась у себя.

В доме и деревне распространилась весть, что Анелька совсем плоха.

Ночью на станцию послали за паном Яном самый лучший экипаж баронессы. А